- Не беспокойтесь, - прошептала она. - Я не вы" дам вас, Вэнс.
Он заметил насмешливый блеск в ее глазах, но все-таки пытался продолжать. - Я только хочу вам объяснить… - Не нужно. Я все поняла. Не могу, однако, сказать, что одобряю ваш вкус.
- Фрона! - Страдание в его голосе тронуло ее. - Ах, какой глупый! - засмеялась она. - Разве я не знаю? Ведь Бланш мне сказала, что она промочила ноги. Корлисс опустил голову.
- Право, Фрона, вы самая последовательная женщина, какую я встречал. К тому же, - он выпрямился во весь рост, и в его голосе зазвучали повелительные нотки, - ведь между нами не все кончено. Она пыталась остановить его, но он продолжал, - Я знаю, я чувствую, что все выйдет по-иному. Говоря вашими же словами, не все факты были приняты во внимание. А что касается Сент-Винсента… Вы еще будете моей. Но, возможно, это будет не так скоро!
Он протянул к ней жадные руки, но она успела предупредить его движение, засмеялась и, быстро повернувшись, легко побежала по дороге.
- Вернитесь, Фрона! Вернитесь! - кричал он ей вслед. - Простите меня!
- Не надо, - донесся ответ. - А то я буду огорчена. Спокойной ночи!
Он подождал, пока она не исчезла во мраке, потом вернулся в хижину. Он совершенно забыл о том, что там происходило, и в первую минуту его поразило это зрелище. Карибу Бланш тихо плакала в стороне. У нее были блестящие влажные глаза, и, когда он на нее взглянул, одинокая слеза катилась по ее щеке. Лицо Бишопа стало серьезным. Дева легла головой на стол, среди опрокинутых кружек и пролитой жидкости. Корнелл наклонился над ней и, икая, бессмысленно повторял: "Вы молодец, дорогая! Вы молодец!" Но Дева была безутешна.
- О, боже! Когда я подумаю, что есть и что было… и не по моей вине. Не по моей вине, говорю вам! - крикнула она в порыве злобы. - Где я родилась, спрашиваю я вас? Кто был мой старик? Горький пьяница. А моя старуха? Ее знал весь Уайтчепел! Кто истратил на меня хоть грош? Кто воспитывал меня? Кто заботился обо мне? Хоть чуточку! Хоть чуточку! Корлиссом овладело внезапное отвращение. - Замолчите! - приказал он.
Дева подняла голову, растрепанные волосы делали ее похожей на фурию.
- Кто она? - язвительно спросила она. - Ваша возлюбленная?
Корлисс повернулся к ней с бледным от ярости лицом, его голос дрожал от гнева.
Дева вся съежилась и инстинктивно защитила лицо руками.
- Не бейте меня, сэр! - захныкала она. - Не бейте меня!
Корлисс испугался своего порыва и постарался овладеть собой.
- Теперь, - спокойно сказал он, - одевайтесь и уходите. Все. Проваливайте!
- Это недостойно мужчины, - проворчала Дева, видя, что ей не угрожают побои.
Но Корлисс сам проводил ее до двери, оставив сказанное без внимания.
- Выгнать дам! - фыркнула она, споткнувшись о порог.
- Прошу прощения, - бормотал Джек Корнелл успокаивающе, - прошу прощения.
- Спокойной ночи. Мне очень жаль, - сказал Корлисс, обращаясь к выходящей Бланш с извиняющейся" улыбкой.
- Вы франтик! Вот что вы такое! Проклятый франтик! - кинула ему Дева, закрывая дверь.
Корлисс тупо посмотрел на Дэла Бишопа, затем увидел беспорядок на столе и, подойдя к своей койке, бросился на нее. Бишоп оперся локтями о стол и стал возиться со своей шипящей трубкой. Лампа начала дымить, замигала и потухла. Но Бишоп не сходил с места, все снова набивая свою трубку и бесконечно чиркая спичками. - Дэл! Вы не спите? - окликнул его наконец Корлисс.
Дэл что-то проворчал. - Я поступил по-хамски, выгнав их в метель. Мне стыдно самого себя. - Понятно, - ответил Дэл.
Последовало продолжительное молчание. Дэл выбил пепел из трубки и встал. - Спите? - спросил он.
Не получив ответа, Дэл тихо подошел к койке и накрыл инженера одеялом.
ГЛАВА XXI
- Да что все это значит? - Корлисс лениво потянулся и положил ноги на стол. Он не проявлял особого интереса к тому серьезному разговору, который затеял полковник Трезвей.
- То-то и оно! Старый и вечно новый вопрос, который человек задает миру.
Полковник уткнулся носом в свою записную книжку. - Вот, - сказал он, протягивая грязный листок бумаги. - Я списал это много лет тому назад. Послушайте. "Что за чудовищное создание человек; это нездоровый комок склеенных частиц пыли. Он либо переставляет ноги, либо лежит в бесчувственном сне. Он убивает, питается, растет, создает себе подобных, покрытый волосами, как травой, с блестящими глазами. Он может испугать ребенка. Бедняга, его ждет недолгий век, и на каждом шагу его подстерегают невзгоды. Он полон непомерных и противоречивых желаний. Окруженный дикарями, от которых он происходит, он безжалостно осужден нападать на себе подобных. Вечный ребенок, зачастую поразительно храбрый, зачастую трогательно добрый, он спокойно сидит, разглагольствуя о добре и зле и о свойствах божества, и вдруг вскакивает на ноги, чтобы сражаться из-за выеденного яйца или умереть за идею!"
- И к чему все приведет?.. - с жаром спросил Трезвей, отбрасывая листок. - Этот нездоровый комок склеенных частиц?
Корлисс зевнул в ответ. Он весь день был в пути, и ему хотелось спать.
- Вот, например, я, полковник Трезвей. Мне немало лет, но я довольно хорошо сохранился, занимаю приличное положение в обществе, у меня кое-что лежит в банке, и мне незачем больше утруждать себя. А между тем я в течение всей своей жизни и даже сейчас напряженно работаю с рвением, достойным человека вдвое моложе меня. Ради чего? Я могу съесть, выкурить и проспать только свою долю, а этот клочок земли, который люди называют Аляской, - самое худшее место в мире в смысле пищи, табака и одеяла.
- Но эта напряженная жизнь поддерживает вас, - возразил Корлисс.
- Философия Фроны, - насмешливо сказал полковник. - И ваша и моя…
- И нездорового комка склеенных частиц пыли. - Оживленного страстями, с которыми вы не считаетесь, - чувством долга, расы, верой. - А вознаграждение? - спросил Трезвей. - Каждый ваш вздох! Майская муха живет всего один час. - Не понимаю.
- "Кровь и пот! Кровь и пот!" Вы крикнули это после суматохи и потасовки в баре, и вы могли бы расписаться под этими словами. - Философия Фроны. - И ваша и моя…
Полковник пожал плечами, но, помолчав, признался: - Видите ли, мне никак не удается стать пессимистом, сколько бы я ни старался. Мы все получаем награду, и я больше многих других. Ради чего? - спросил я себя и получил следующий ответ: поскольку конечный итог не в сфере наших достижений, займемся ближайшим. Побольше компенсации, здесь и сию же минуту.
- Чистейший гедонизм!
- Вполне разумная точка зрения. Я сейчас же примусь за ее осуществление. Я могу купить продовольствие и одеяла для двадцати человек, но в состоянии есть и спать только за себя. Следовательно, отчего бы мне не заботиться о двоих?
Корлисс спустил ноги и уселся на койке. - Иными словами?
- Я женюсь и шокирую общество. Оно ведь любит, чтобы его шокировали. Это одна из форм вознаграждения за то, что я нездоровый комок склеенных частиц.
- Я могу представить себе только одну женщину… - неуверенно сказал Корлисс, протягивая руку. Полковник медленно пожал ее. - Это она.
Корлисс выпустил его руку, и лицо его отразило тревогу. - Но Сент-Винсент? - Пусть это заботит вас, а не меня. - Значит, Люсиль?..
- Ну, разумеется! Она чуть уподобилась Дон-Кихоту и провела свою роль блестяще.
- Я… я не понимаю. - Корлисс растерянно потер себе лоб.
Трезвей посмотрел на него с улыбкой превосходства. - И понимать нечего. Весь вопрос в том, будете ли вы моим шафером?
- Конечно. Но долго же вы крутились вокруг да около! Это не в вашем духе.
- С ней я действовал иначе, - заявил полковник, гордо покручивая ус.
Начальник Северо-западной горной полиции может в экстренных случаях совершать брачный обряд, так же как и творить суд. Поэтому капитан Александер удостоился визита полковника Трезвея, а после его ухода отчеркнул в своей записной книжке завтрашний день. Затем жених пошел к Фроне. Люсиль не просила его об этом, поспешил он объяснить, но у нее нет других знакомых женщин, а главное, он (полковник) знает, кого бы Люсиль хотела пригласить, если бы посмела. Поэтому он берет это на свою ответственность. И он знает, что такой сюрприз доставит ей большую радость.
Внезапность этого приглашения смутила Фрону. Только третьего дня Люсиль обратилась к ней с просьбой по поводу Сент-Винсента, а теперь… Причем же тут полковник Трезвей? Здесь и раньше была какая-то фальшь, но теперь это чувствовалось вдвойне. Возможно ли, что Люсиль притворялась? Эта мысль промелькнула у нее в то время, как полковник тревожно следил за ее лицом. Она знала, что должна немедленно дать ответ, но ее отвлекало невольное восхищение его смелостью. Она волей-неволей послушалась голоса сердца и согласилась.
И все же чувствовалась какая-то натянутость, когда они на следующий день сошлись вчетвером в кабинете капитана Александера. Здесь было холодно и неприветливо. Люсиль едва удерживалась от слез и выказывала волнение, несвойственное ей, а Фрона, несмотря на все старания пробудить в себе прежнюю симпатию к Люсиль, не могла победить холодность, которая незаметно возникала между ними. Это, в свою очередь, повлияло на Вэнса. В его манерах появилась отчужденность, отдалявшая его даже от полковника.