Умер дед Егор. Когда его хоронили, шесть сморщенных старух шли за гробом и высохшими голосами пели молитвы. Дед лежал прямой и казался сердитым. "Как живой",- шептали старухи. Мне тоже казалось, что вот-вот старик откроет глаза и гаркнет: "А ну замолчите! Про Байкал надо!.."
Не знаю почему, может, все та же песня была причиной, но всегда глаза тянулись на карте к синей ледяшке со звучной надписью "Байкал". Все, что могли рассказать книжки и люди, было изведано, прочитано, расспрошено. Хотелось знать как можно больше об этом самом глубоком, самом холодном, самом чистом и самом песенном озере. "Двести рек впадает, и одна вытекает..." "На дне камни видны..." "А омуль!.."
И вот я еду Сибирью. На остановках за много километров до озера начинают продавать жареную рыбу. Чем ближе к Байкалу - пустеют вагоны на остановках. Все несут промасленные бумажки и многозначительно говорят: "Омуль!"
Пробую. Рыба как рыба. К Байкалу, как на грех, подъезжаем в сумерки. Все прилипают к стеклам, толкутся в тамбуре. Но в темноте ничего не видно. А он - совсем рядом. Проводник говорит: "Если прыгнуть с подножки - очутишься прямо в воде". Но темень, воды не видно. Раз десять пришлось ездить и летать в Сибирь, но как-то все не случалось увидеть Байкал...
И вот.
- Байкал! - Шофер открыл дверцу и посмотрел с таким-видом, будто он привез гостя к себе домой и с радостью показывает жилье, заранее зная, что все тут гостю понравится.
Мартовским холодом веет от скрытого в ветках берега. Только что мы задыхались в тайге от жары, а тут впору надевать телогрейки. Байкала еще не видно. Пробираемся сквозь чащу черемухи. Ледяное дыхание озера задержало цветение. Конец июня, а черемуха только-только оделась к весеннему празднику. Запоздалым сиреневым цветом горит багульник. А березка у самого берега еще и не поверила лету - стоит без листьев.
Тайга, увидев простор Байкала, катится к нему по сопкам ярусами зелени. Но у самой воды замирает. Пощупав корнями воду, лиственницы, березы и сосны раздумали купаться, остановились, а тайга напирает сзади, не может остановиться. Оттого у берега давка и толчея. Лежат поваленные великаны деревья, зелеными баррикадами загородили дорогу к Байкалу.
Удивительно видеть тут и апрель и июнь сразу. За спиною запахи лета, а на Байкале - точь-в-точь Волга в разливе. Та же большая вода, те же льдины стадами, одинокая лодка у горизонта.
Байкал вскрывается поздно. До конца мая носятся по воде ледяные стада. В июне они пристают к берегу. И тут, у валунов, медленно тают.
Стоим, сняв шапки. У ног валуны вполдома и мелкая галька. Виден след прибоя. Чистая, как слезы, вода не терпит мусора. В непогоду Байкал швыряет на берег обломки лодок, остатки плотов, бревна, коряги, дохлую рыбу. Ни соринки в воде!
Холодная величавая синева. Где-то очень далеко синие сопки сливаются с закатными полосами, заволакиваются сиреневой вечерней дымкой.
Субботний вечер. Из дальних лесных хозяйств, из редких поселков у речек приехали в канун выходного дня рыбаки. Искусно лавируя между льдинами, ловят хариуса. Ловят сетью и на крючок, приманивая рыбу ломтиками бычковой икры. Икру достают тут же, под валунами.
Присаживаемся к костру рыбаков. В честь гостей жарится "омуль на рожне". Первобытным способом приготовленная рыба очень вкусна. Швырнув в валуны рыбьи кости, подкладываем сушняку в костер. Теплые волны черемухового лета стекают по сопкам. Кукует кукушка, и время от времени с громким шорохом рушится лед.
- Есть ли какая живность на озере? Рыбак берет ружье и стреляет вверх. В вечернем сумраке слышится переполох уток и лебедей...
По баргузинской дороге нам надо ехать до горячих ключей у Байкала. Но уже поздно - решаем заночевать с рыбаками. На сон грядущий - разговор о Байкале. Вспоминается много историй и происшествий.
- Три года назад сняли шкипера с мачты... Всех штормом накрыло... а он двое суток в воде. Без памяти, а словно прирос к мачте.
- А плоты размотало, помнишь?.. Шофер кладет под голову упругий пучок багульника.
- Возил в этих местах геолога... Все камень какой-то искал... На почту зимой просил отвозить посылки с этими ветками... "Если, - говорит, - поставить багульник в воду, через неделю будут цветы..." Чудно! Раза три в зиму посылал голые ветки в Москву...
Шуршит лед, какая-то птица будоражит крыльями воздух. Все засыпают.
Ночью мне снится большая "омулевая бочка" с парусом из плаща. Снятся цветы багульника, льдины и стаи встревоженных лебедей. Снится деревенский плотник Егор. Он сидит на мостике парохода и говорит геологу: "Это хорошо, что камни нашел... Давай про Байкал..."
На заре нас будят холод и крики лебедей за льдинами. Согреваемся у костра и, наломав веток цветущей черемухи, садимся в "газик". По баргузинской дороге едем вдоль Байкала к горячим ключам...
ЧЕТВЕРО НА ВУЛКАНЕ
На Камчатке тридцать три живых и в пять раз больше потухших вулканов. Живые называются почти как люди: Авача, Кихпыныч, Толбачик, Ксудач, Узон, Семлячик, Шивелуч... И характеры как у людей. Карымский "покуривает" - в день по нескольку раз пускает в небо заряды дыма. Вулкан Безымянный много веков молчал, и на него махнули рукой: потух. А недавно он вдруг проснулся и так "рявкнул", будто десятка три водородных бомб были спрятаны в этой горе. Вулкан Авачу в шутку называют домашним вулканом. Он стоит на виду у города Петропавловска, каждый здоровый и не очень ленивый человек сможет на Авачу подняться, хотя, конечно, прогулка до кратера не из легких. Царица всем азиатским вулканам - Ключевская сопка. Этой молодухе пять тысяч лет. Семьсот раз извергался вулкан, а силы в нем, кажется, все прибывает. Вулкану Шивелучу миллион лет. За долгую жизнь этот старик столько гор наворочал - не сразу поймешь, где голова у вулкана. Шивелуч все время потихоньку ворчал, но год назад он сделался на Камчатке главным героем.
12 ноября 1964 года спавший поселок Ключи вздрогнул от страшного взрыва, и рассвет долго не наступал. На двенадцать километров кверху над Шивелучем поднялось черное облако. Камни величиною с дом падали с неба, в завесе пепла беспрерывно сверкали молнии, дрожала земля. Ветер наклонил тучу пепла и понес на восток, к морю. Вот запись со слов очевидцев: "Черная темнота. Я вытянул руку и не увидел ладони. Без фонаря нельзя было идти". "Одежда у меня вдруг засветилась - говорят, какое-то электричество оседало". "Сами по себе начали звонить телефоны. От проволок антенн сыпались искры". Капитаны судов в океане сообщили: "Видимость - ноль". На сотни километров летела "гарь" (кавычки необходимы, потому что на самом деле это не гарь и не пепел, а просто распыленные взрывом земные породы). Когда все рассеялось, улеглось, люди увидели: у Шивелуча нет верхушки - дымился новый огромный кратер...
Мы прикинули: прошло триста дней. Поднимемся в кратер! И не откладывая, непременно на этой неделе.
- В такое время?.. Замерзнете!
Но мы представили список экипировки, продуктов, и геологи соглашаются дать вертолет. Поднимаемся над Ключами - и на Шивелуч! Холодные грани сопок на горизонте, над ними облака кудряшками, как на старых гравюрах. Сзади равнодушно дымит Ключевская, а впереди уже видно "работу" Шивелуча: на много километров вверх тянется застывшая река "манной каши с изюмом". С трехэтажный дом камни волокла за собой "каша", выброшенная вулканом. Затопленная лощина, лес с головою затоплен, сожжен, только островок лиственниц уцелел - белая масса обтекла и слегка опалила деревья.
Конечно, мы не в кратер садимся. Вертолет опускается Шивелучу на плечо, как раз на черту, до которой растет ольшаник и откуда уже начинаются голые камни.
Ставим палатку. Один принимается за костер, трое идут оглядеться. Зима начинается на камнях чуть выше нашего лагеря. На белой верхушке хребта видим цепочку снежных баранов. В бинокль хорошо различаются большие рога вожака. Следы медведя, лисицы. Животные не боятся вулкана, но задолго чувствуют извержение. Гора чуть-чуть вздрогнула - бараны начинают эвакуацию.
Подозрительно тихий вечер. Слышно: в темноте с обрыва упал камень, рядом с палаткой прошумели крыльями куропатки... А за полночь мы проснулись. Палатка хлопает и вот-вот улетит. Что-то смутно белеет около ног. Дотронулся - снег! Палатка прогнулась парусом. Нельзя медлить, надо вниз, в ольшаники!.. Но и тут, в зарослях, дикий ветер. Снег в сапогах, за воротом, в рукавах. Темень. Заткнули щели в палатке. Зажгли свечу - огонек хоть и маленький, а все-таки греет...
Представлю трех моих спутников... Эдуард Назаров. Вообразите высокого роста, но худощавого, интеллигентного вида попа с рыжевато-белесой бородкой. "Поп" целый день, ввиду непогоды, обретается в спальном мешке. Но стоит нам закричать: "Заяц!" - как он моментально прыгнет в высоченные с отворотами сапоги, схватит ружье, рюкзак, и это уже не "поп", а страстный долгоногий охотник.
Большой рюкзак Эдуарда подобен универмагу "Тысяча мелочей". Все есть! "Что, красный светофильтр? Пожалуйста". "Стельку в сапог? Пожалуйста!" "Молочной лапши?.." Кроме того, Эдуард - великий умелец. В две минуты освежевал зайца. "Как пристроить свечу в палатке? А вот..." "Барахлит камера?" Дует на руки, достает крошечную отвертку... Заработал мой "Киев"! И еще он первым заметит, что нога у тебя потерта: "Возьми мой носок, погляди, какой мягкий..." А вообще Эдуард Назаров - капитан третьего ранга, моряк-подводник. При чем вулканы? А ни при чем, просто моряк из породы бродяг и каждый отпуск куда-нибудь едет. На этот раз выбрал Камчатку.