С башни на горизонте видно россыпь огней - идут корабли. Ни один из них не приблизится к маяку. Огромная лампа сигналит: тут мели, тут мели... Маяк обречен на постоянное одиночество. Только рыбак, если заблудится, может прийти на огонь, да еще птицы осенней ночью тянутся к свету и бьются о башню. Иногда приплывают полежать на теплых камнях тюлени.
- Вот там при тихой воде видно: лежит на дне затонувший неизвестно когда деревянный парусник...
Смотритель маяка Алексей Сопронюк ведет нас по острову.
- Это жилье. Это радиорубка. Тут - дизельные моторы. Светом на маяке управляет электронная установка. А при тумане бьем в этот колокол. Как живем?.. Несем службу, ловим угрей, занимаемся фотографией, читаем, зимой обкалываем лед, в конце недели ждем смену...
Дежурят на маяке трое. Каждые семь дней с берега приплывает новая тройка.
- Осенью шестьдесят третьего смену ждали четыре недели. Тридцать два дня штормило.
Остров сделался как сосулька. И мы на нем пленники. Съели все, что годилось в пищу. Уже готовы были сварить сапоги, когда наконец вертолет смог появиться над островом...
В полночь я попрощался с ребятами на маяке. А через день мы низко пролетали над Колкой. Попытались посадить вертолет, но на острове не нашлось даже пятачка свободного места. Мы покружились над маяком. Кинули ребятам записку и видели, как они взяли привязанный к гайке кусок картона. А когда мы поднялись выше, чтобы лететь на базу, на маяке вспыхнул огонь. Это был знак привела. Над морем бежали серые облака. И огонь на темной, подернутой рябью воде далеко было видно.
А недавно я получил письмо. "Видел ваши снимки по телевидению. Маяк Колка! В конце войны я был высажен с боевого корабля на остров с задачей: зажечь маяк и обеспечить прохождение кораблей. На маяке находился один в течение месяца. Задачу выполнил. Петр Сухопаров".
Вот такой он, самый маленький из всех обитаемых островов.
ДВАДЦАТЬ МИНУТ ПОЛЕТА
- Хочешь, догоним коршуна?
Я понимаю это как шутку. Но вертолет делает маленький поворот, и вот уже нам с коршуном по пути. И он и мы летим низко над лесом. Я могу сосчитать перья на распластанных крыльях. Перья чуть подрагивают от ветра, идущего от винта. Коршун беспокойно оглядывается, и я вижу черную блестящую точку глаза. Чуть-чуть пониже - я мог бы дотянуться сейчас до птицы. Пилот искусно сохраняет нужное расстояние, и мы скользим над бегущими назад пиками елок и пышными головами берез. Коршуну надоедает соседство - кувырок, и он исчезает.
Раннее утро. Люди на одиноких лесных хуторах еще не проснулись. Звери в такое время не избегают открытых мест, и мы можем видеть многие тайны. Вот у старого, брошенного сарая играют четыре косули. Мы делаем полукруг, чтобы лучше зайти для съемки, но видим только четыре мелькнувших зада... Одинокий лось в мелком ельнике... Лисица на песчаном берегу маленького болотца, закусывает чем-то. Подняла морду, гавкнула и быстро юркнула в камыши. Видно строчку лисьих следов на мокром песке и остатки еды...
В вертолете мы сняли дверь, хорошо привязались и можем безбоязненно нагибаться за борт. Лесная жизнь - в сорока метрах под нами, Видны все тропки и просеки, видны наполненные водою следы лосей, кажется, приглядись - увидишь даже грибы. Белыми фонарями светятся яблоки в темной листве сада на хуторе... Белые куры кидаются в панике под кусты. Вертолет, наверное, кажется курам огромным голодным коршуном....
Озеро Энгури... В ста километрах от Риги вдоль моря в лесах тянется полоса пресной мелкой воды. Вода сверху однообразна, только на отмелях испуганные крупные рыбы оставляют "усы" на воде. Но вот на озере появляется что-то занятное. Странная геометрия... Заросли куги и осоки. Но как все это растет! Кажется, чья-то большая рука опустила над озером циркуль, провела правильные разных размеров круги и посеяла в них кугу и осоку. Я был на озере, плавал между зелеными островами, но там, на воде, не видишь загадочной геометрии. Теперь же мы видим множество темных "тарелок", уплывающих к горизонту. Как объяснить строгую геометрию?..
Великое множество птиц: утки разных пород, лебеди, чайки и кулики. Утки россыпью мака сидят на воде. Наверное, им тоже мерещится коршун - мы видим, как армада птиц срывается и не летит, а, кажется, бежит по воде в заросли. На ряске остаются полоски следов утиного бегства.
Лебеди, может быть, потому, что имеют меньше врагов, совсем равнодушны к нашему появлению. Два лебедя обучают птенцов добывать корм со дна. Снижаемся, снимаем - никакого волнения, продолжают кормиться. И только одинокий холостяк лебедь не выдержал. Хорошо видно, как птица помогает крыльям сильными лапами - толчки об воду: бух-бух-бух, как будто камни кидают позади птицы...
Ага, вот и "Ковчег". Из-за лесного клина выплыл дощатый дом с забавным хвостом из лодок. Мы бы гадали: что это? Но три года назад я жил в этом доме несколько дней и теперь машу ему, как старому другу. На "Ковчеге" только-только проснулись. Кто-то вертит над головой полотенце, кто-то забрался на крышу и сонно, неподвижно наблюдает за вертолетом.
...У науки много постов на земле. Есть дорогие обсерватории, громоздкие синхрофазотроны, атомные котлы, океанские корабли. И есть вот такой домик с дюжиной лодок, с керосиновой печкой, где варят на обед кашу и греют воду для инкубатора. Весною лодки доставляют на борт утиные яйца. В трюме "Ковчега" инкубатор выводит на свет диких утят. Каждому на лапку надевают кольцо и отвозят в гнездо к маме, которая в это время сидит на фальшивых яйцах, подложенных орнитологами... Есть давняя загадка, волнующая людей: как птицы, пролетая тысячи километров, находят дорогу? По какому компасу находят те же утки, возвращаясь из жарких стран, например, это озеро Энгури? Люди ищут ключи к загадке. Каждое лето ходит по птичьему озеру эта посудина с хвостом из лодок. Маленький пост науки...
Делаем последний круг над "Ковчегом" и летим по своим делам. Плывет внизу странная геометрия зарослей с пугливыми утками и белыми семьями лебедей...
ОБЪЯТИЯ ДУНАЯ
В вагоне не оказалось воды. Хотелось пить, и, как это бывает, разговор зашел о воде.
- В Кишиневе в сорок четвертом - ни капли! Город из рук в руки переходил. Водопровод разбит. Ни капли воды! Вспомнили о родничке в старом саду, называется Боюканы. С бидонами, с ведрами, с кружками и стаканами стояли в очереди. Ну, конечно, сейчас же и спекулянт появился. Стоит спекулянт на базаре, стеклянной банкой продает воду: "Пять рублей!.." Белым вином умывались, выходило дешевле... Точно. Я сам умывался.
- А у нас от воды деться некуда. Вся жизнь на воде... Про нас и в журнале писали. Так и сказано: "Вся жизнь на воде". Да-а... Это в аккурат там, где Дунай подходит к Черному морю.
В блокноте я тогда записал: "Вилково. Вместо асфальта - вода. Рыбаки. Староверы. Дунайская сельдь". Теперь выпадал случай по глядеть на "вторую Венецию".
Дорога из Кишинева оказалась несложной. В Измаиле (том самом, где Суворов прославился) надо сесть на маленький пароходик и плыть по Дунаю к Черному морю. Если дорого время, надо сесть на "Ракету". Этот сверкающий белый снаряд дрожит от нетерпения, как норовистая лошадь. И когда капитан в своей обтекаемой рубке отпустит наконец "удила", "Ракета" срывается с места, мчится, как и подобает ракете, только не дым из хвоста, а водяная белая пыль. И все, кто первый раз оседлал эту лошадь, переглядываются, улыбаются: вот это да! Наверх подняться? Что вы! Как листок сдует.
На Дунае новичок сразу Штрауса вспоминает и удивляется: почему же не голубой? Но такое уж свойство воды: небо огнем полыхает - и вода полыхает, небо свинцовое - и вода серая, как тоска. В погожее время Дунай кроткий и чистый, как дорогое зеркало. Если чайка летит, кажется - две чайки летят. И четыре берега у Дуная - два обычных, два "кверху ногами".
Как и подобает силачу, который держит на хребте черные баржи, рыбацкие лодки и белые пароходы, Дунай не хвастает попусту силой.
Шумливы только мелкие речки. А тут ширь, и глубь, и красота - заглядишься.
Справа и слева одинаковые берега. Старые, безглавые ветлы. Слева - наша земля, справа - заграничная. Слева - наши столбы, полосатые, с гербом. Справа - румынские. Два рыбака. Один ловит справа, другой - слева. У границы свои законы. Говорить не положено на реке. Но я думаю, эти два рыбака говорят. Наверное, так: "Ну как сегодня?.." - "А никак. Осень. Какая рыба..."
Пристань с надписью "Вилково". Толпа на пристани. Сегодня проводы в армию. Бритые рыбаки непременно хотят разбить каблуками дощатый пол дебаркадера, гармошка выдыхает через медные ноздри весь дух, какой только есть в гармошке, и вот-вот выпрыгнет из-за белого полотенца. Чья-то косынка вьется над бритыми головами. Старуха плачет. Две девчонки хохочут и сыплют на бритые головы цветочные лепестки. Частушки, "Последний нонешний денечек", "У нас еще до старта..." - все смешалось...
- Ну, все. Трап! - Капитан вошел в рубку. "Ракета" сверкнула белым хвостом и понесла гармошку и бритые головы по Дунаю.
И вот уже пусто на пристани. Плавают по воде лепестки астр и оброненная кем-то пачка сигарет "Лайка".
Двое мальчишек обращают внимание на мою "пушку" со стеклами.
Через две минуты мы уже связаны дружбой любопытных людей. Я им - поносить сумку и "пушку", рассказать про Москву. Они мне - показать Вилково.