Противодействие всем формам насилия - от прямого физического (массовые убийства, террор) до идеологического (расизм, речь-ненависть, половая дискриминация), - кажется, составляет главную заботу толерантного либерального подхода, господствующего сегодня. Сигнал SOS поддерживает подобные разговоры, заглушая все остальные подходы: все прочее может и должно подождать… Нет ли чего-то подозрительного, даже симптоматичного в такой озабоченности субъективным насилием - насилием, которое совершается социальными агентами, злыми людьми, дисциплинированными репрессивными аппаратами, фанатичными толпами? Нет ли здесь отчаянной попытки отвлечь наше внимание от истинного источника проблем, убирая из поля зрения другие формы насилия и тем самым активно участвуя в них? В одном известном анекдоте немецкий офицер посетил Пикассо в его парижской студии во время Второй мировой войны. Там он увидел "Гернику" и, потрясенный модернистским "хаосом" картины, спросил Пикассо: "Это сделали вы?" На что Пикассо спокойно ответил: "Нет, это сделали вы!" Многие либералы сегодня, сталкиваясь со вспышками насилия вроде грабежей в парижских предместьях, спрашивают немногочисленных сохранившихся левых, которые по-прежнему надеются на радикальные социальные преобразования: "Не вы ли это сделали? Не этого ли вы хотите?" И мы должны ответить им, подобно Пикассо: "Нет, это сделали вы! Таков подлинный результат вашей политики!"
В одном старинном анекдоте муж возвращается домой с работы раньше обычного и застает свою жену в постели с другим мужчиной. Жена удивленно восклицает: "Почему ты так рано?" Муж (с раздражением): "Что ты делаешь в постели с другим мужиком?" Жена (спокойно): "Я первая спросила - не пытайся увиливать, меняя тему!" То же относится и к насилию: задача как раз и состоит в том, чтобы изменить тему, перейти от отчаянных гуманитарных сигналов SOS с призывами прекратить насилие к анализу другого сигнала SOS, сложного взаимодействия трех видов насилия - субъективного, объективного и символического. Урок, таким образом, заключается в том, что нужно сопротивляться чарам субъективного насилия, насилия, совершаемого социальными агентами, злыми людьми, дисциплинированными репрессивными аппаратами, фанатичными толпами: это насилие - лишь наиболее зримая вершина треугольника SOS.
Понятие объективного насилия должно быть полностью историзировано: при капитализме оно приняло новую форму. Маркс описывал безумное самовозрастающее обращение капитала, солипсистское самооплодотворение, которое достигает своего апогея в сегодняшних метарефлексивных спекуляциях с фьючерсами. Было бы слишком просто сказать, что призрак этого самопорождаемого монстра, неумолимо идущего своим путем, не проявляя никакой заботы о людях или окружающей среде, представляет собой идеологическую абстракцию и что за этой абстракцией стоят реальные люди и природные объекты, на производительных способностях и ресурсах которых основывается обращение капитала и которыми он питается как гигантский паразит. Проблема в том, что эта "абстракция" состоит не только в неверном восприятии социальной реальности финансовыми спекулянтами, а в том, что она "реальна" в смысле определения структуры материальных процессов: судьба целых страт населения, а иногда и целых стран может решаться "солипсистской" спекулятивной пляской Капитала, который преследует свою цель получения прибыли, сохраняя счастливое безразличие к тому, как его действия скажутся на социальной реальности. Поэтому идея Маркса состоит не в сведении этого второго измерения к первому, для того чтобы показать, как теологическая безумная пляска товаров возникает из антагонизмов "реальной жизни". Скорее его идея состоит в том, что невозможно в полной мере понять одно (социальную реальность материального производства и социального взаимодействия) без другого: именно организованная без всякого внешнего принуждения метафизическая пляска всесильного Капитала служит ключом к реальным событиям и катастрофам. В этом и заключается фундаментальное системное насилие капитализма, гораздо более жуткое, чем любое прямое докапиталистическое социально-идеологическое насилие: это насилие больше нельзя приписать конкретным людям и их "злым" намерениям; оно является чисто "объективным", системным, анонимным. Здесь мы сталкиваемся с лакановским различием между реальностью и Реальным: "реальность" - это социальная реальность действительных людей, участвующих в различных взаимодействиях и производственных процессах, тогда как Реальное - это неумолимая "абстрактная" и призрачная логика Капитала, которая определяет происходящее в социальной реальности. Этот разрыв становится зримым при посещении страны, состояние которой оставляет желать лучшего. Мы наблюдаем масштабную картину экологических бедствий и нищеты. Но в прочтенном впоследствии отчете экономиста говорится, что экономическая ситуация в стране "финансово здорова" - реальность не имеет никакого значения, важно лишь состояние Капитала…
И сегодня это особенно верно. Разве явления, обычно называемые "виртуальным капитализмом" (фьючерсные сделки и тому подобные абстрактные финансовые спекуляции), не указывают на господство "реальной абстракции" в чистом виде, причем гораздо более радикальное, чем во времена Маркса? Короче говоря, наивысшее проявление идеологии заключается не в простом принятии идеологической призрачности и забывании о том, что она основывается на реальных, людях и отношениях между ними, а в упускании этого Реального призрачности и несостоятельных попытках напрямую обратиться к "реальным людям с их реальными заботами". Посетителям Лондонской фондовой биржи выдают бесплатный буклет, в котором разъясняется, что биржа занимается не загадочными колебаниями, а реальными людьми и производимой ими продукцией. Это и есть пример идеологии в чистом виде.
Главная идея Гегеля заключается в том, что "объективный" избыток - прямое господство абстрактной всеобщности, которая насаждает свой закон, "механически и полностью пренебрегая субъектом, пойманным в ее сети", - всегда дополняется "субъективным" избытком - нерегулярным, произвольным исполнением его прихотей. Образцовый пример такой взаимозависимости предложил Этьен Балибар, проведя различие между двумя противоположными, но взаимодополняющими формами избыточного насилия: "ультраобъективным", или системным, насилием, которое присуще социальным условиям глобального капитализма и предполагает "автоматическое" создание исключенных и лишних людей - от бездомных до безработных, - и "ультрасубъективным" насилием переживающих новое рождение этнических и/или религиозных, короче говоря расистских, "фундаментализмов".
Пожалуй, лучше всего наша слепота к результатам системного насилия проявляется в дебатах о преступлениях коммунизма. Несложно найти тех, на кого можно возложить ответственность за коммунистические преступления: мы имеем дело с субъективным злом, с людьми, которые совершали дурные поступки. Мы можем даже назвать идеологические источники преступлений - тоталитарную идеологию, "Манифест Коммунистической партии", Руссо, даже Платона. Но когда речь заходит о миллионах жертв капиталистической глобализации - от мексиканской трагедии XVI века до устроенного бельгийцами холокоста в Конго сто лет тому назад, - об ответственности зачастую предпочитают не говорить. Кажется, что все это произошло в результате "объективного" процесса, который не был кем-то спланирован и осуществлен и у которого не было никакого "капиталистического манифеста" (ближе всего к его написанию подошла Айн Рэнд).
Тот факт, что король Бельгии Леопольд, руководивший холокостом в Конго, был большим гуманистом и даже объявлен папой римским святым, нельзя признать просто примером идеологического лицемерия и цинизма. Возможно, он был искренним гуманистом и даже оказывал умеренное противодействие катастрофическим последствиям масштабного экономического проекта, который предполагал безжалостную эксплуатацию природных ресурсов Конго и который он сам же и возглавлял. Конго было его личным владением! Главная ирония заключается в том, что большая часть прибыли от этого предприятия шла на благо бельгийского народа, на общественные здания, музеи и т. д. Король Леопольд был предшественником сегодняшних "либеральных коммунистов", включая…
…хороших парней из Порту-Давоса
В последнее десятилетие Давос и Порту-Алегри выступали в качестве городов-побратимов глобализации. Давос, закрытый швейцарский курорт, место, где глобальная элита руководителей крупных компаний, государственных деятелей и СМИ встречается под защитой полицейских в условиях осадного положения и пытается убедить нас и самих себя в том, что глобализация является лучшим лекарством от самой себя. Порту-Алегри - это субтропический город, где контр-элита антиглобалистского движения встречается и пытается убедить нас и себя самих в том, что капиталистическая глобализация не является неотвратимой судьбой для всех нас, и в том, что, как гласит официальный лозунг, "Другой мир возможен!" Но за последние годы встречи в Порту-Алегри подрастеряли свой боевой пыл. Мы слышим о них все меньше и меньше. Куда подевались яркие звезды Порту-Алегри?