Перед тем как настанет конец света, выявится тот факт, что даже победа Сына Божия Христа над его братом Сатаной (ответный удар Авеля Каину) не будет подлинной и окончательной, ибо заранее следует ожидать ещё одной, последней и мощной манифестации Сатаны. Едва ли можно рассчитывать на то, что воплощение Бога в одном своём сыне – Христе – будет воспринято Сатаной хладнокровно. Оно, конечно, должно возбудить в нём величайшую ревность и вызвать желание подражать Христу (каковая роль и подобает ему как pneyma antimimon (духу подражающему) путём воплощения теперь уже тёмной стороны Бога. (Легенды, сложившиеся позднее, как известно, обстоятельно разработали эту тему.) Соответствующий план будет реализован введением фигуры Антихриста по истечении астрологически предопределённой тысячи лет – срока, приписываемого владычеству Христа. В этом, уже новозаветном, чаянии заметно сомнение в том, что спасение имеет абсолютно окончательный или универсально действенный характер. К сожалению, надо сказать, что такого рода чаяния суть нерефлектированные откровения, никак не соотнёсенные или совершенно не согласованные с обычным учением о спасении.
Я упоминаю о событиях апокалиптического будущего главным образом лишь для того, чтобы проиллюстрировать сомнение, косвенно выраженное в шестой просьбе "Отче наш", а не ради того, чтобы дать некую концепцию "Апокалипсиса" вообще. К этому я вернусь ниже. Но прежде нам следует обратиться к вопросу о том, как обстоит дело с вочеловечением по смерти Христа. Нас всегда учили, что вочеловечение есть уникальное историческое событие. Нельзя ожидать, что оно повторится, а ещё того менее – что состоится дальнейшее откровение Логоса, ибо таковое тоже заключено в уникальности явления вочеловечившегося Бога на земле почти две тысячи лет тому назад. Таким образом, единственный источник откровения и полностью исчерпывающий авторитет – это Библия, а Бог – лишь постольку, поскольку он дал полномочия на сочинение Нового Завета. С окончанием Нового Завета прекращаются и аутентичные сообщения Бога. Этим исчерпывается протестантская точка зрения. Католическая церковь, непосредственно наследовавшая первоначальному христианству и поработавшая над повышением его квалификации, подходит к этому вопросу более осторожно, ибо полагает, что при поддержке со стороны Духа Святого догма может быть усовершенствована и развита дальше. Такая концепция прекрасно соответствует учению Христа о Св. Духе, а тем самым – дальнейшему продолжению воплощения. Христос полагает, что верующий в него, т. е. верующий, что Он – Сын Божий, может творить дела, которые Он творит, и даже больше сих . Он напоминает своим ученикам о том, что, как им уже было сказано, они – боги . Верующие или избранные суть дети Божьи и "сонаследники Христу" . Когда Христос покинет земное поприще, он будет просить Отца, чтобы тот дал своим "утешителя" ("Параклета"), который вечно с ними и в них пребудет . Утешитель же этот – Дух Святой, ниспосылаемый Отцом. Он как "Дух истины" будет учить верующих и "наставлять их на всякую истину" . Следовательно, Христос мыслил себе некое постоянное осуществление Бога в детях Божьих, а, значит, в своих братьях и сестрах в духе, причём его, Христа, дела вовсе не обязательно должны считаться величайшими.
Поскольку Дух Святой представляет собой третье лицо Троицы, а в каждом из трёх лиц присутствует весь Бог целиком, то наитие Духа Святого означает не более и не менее как приближение верующего к статусу сына Божия. Отсюда нетрудно понять указание: "Вы боги". Навстречу этому деифицирующему воздействию Духа Святого выходит, конечно, присущая избранному Imago Dei (образ, подобие Бога). Бог в облике Духа Святого ставит свою скинию подле человека и внутри его, ибо откровенно настроен всё больше и больше проявляться не только и потомках Адама, но и в неопределённо великом числе верующих или, может быть, в человечестве вообще. Поэтому симптоматично, что Варнава и Павел были отождествлены в Листре с Зевсом и Гермесом: "Боги в образе человеческом сошли к нам" . Конечно, это была более наивная, языческая концепция христианского преображения, но как раз поэтому она убедительна. Такого рода прецедент, видимо, предносился Тертуллиану, когда "sublimiorem Deum" (высочайшего бога) он охарактеризовал как своеобразного "заимодавца божественности" . Вочеловечение Бога нуждается в продолжении и восполнении в связи с тем, что Христос из-за девственного своего зачатия и безгрешности не был эмпирическим человеком, а потому, как сказано у Иоанна (1, 5), был светом, светившим во тьме, но тьма не объяла его. Он остался вне фактического человечества и над ним Иов же был обыкновенным человеком, и, следовательно, несправедливость, причиненная ему, а вместе с ним – всему человечеству Божьей праведностью, может быть заглажена путём воплощения Бога в эмпирическом человеке. Этот акт искупления производится через Параклета, ибо, как человек страдает в Боге, так и Бог должен страдать в человеке. Иначе между ними никогда не будет "примирения".
Продолжающееся непосредственное воздействие Святого Духа на призванное к детству человечество на деле означает идущее вширь вочеловечение. Христос, рожденный от Бога Сын, – первенец, за которым последует большое число рожденных вослед братьев и сестёр. Но они, конечно, не будут, ни зачаты Духом Святым, ни рождены девой. Это может повредить их метафизическому статусу, однако их чисто человеческое происхождение не угрожает их будущему почётному месту при небесном дворе, а равным образом не снижает их способности к творению чудных дел. Их более низкое – так уж случилось! – происхождение (из класса млекопитающих) не мешает им вступать в близкородственные отношения с Богом как отцом и с Христом как "братом". В переносном смысле это даже "кровное родство", ибо они получили свою долю в крови и плоти Христа, что означает нечто гораздо большее, нежели простое усыновление. Такие далеко идущие изменения в человеческом статусе происходят под непосредственным влиянием искупительного подвига Христа. У спасения, или избавления, есть различные аспекты, и прежде всего это искупление грехов человечества, достигнутое крестной смертью Христа. Его кровь смывает с нас дурные результаты греха. Он примиряет Бога с человеком и освобождает последнего от нависшего над ним рока гнева Божьего и вечного проклятья. Совершенно очевидно, что подобные представления всё ещё обусловливают образ Бога-Отца как грозного и потому нуждающегося в задабривании Яхве: мучительная смерть Сына должна давать ему удовлетворение за некую обиду; он получил "tort moral" и на самом деле испытывает побуждение страшно за него отомстить. Тут мы снова сталкиваемся с разладом между Создателем мира и его творениями, которые, к его досаде, никогда не ведут себя так, как было задумано. Примерно так чувствовал бы себя человек, который вывел какую-нибудь культуру бактерий, но эта культура не соответствует его ожиданиям. Он может, конечно, по этому поводу браниться, но не станет же он искать причину ошибки в бактериях и пытаться подвергнуть их за это моральной каре. Очевидно, он найдёт более подходящую для них питательную среду. Яхве ведёт себя по отношению к своим творениям в противоречии со всеми требованиями так называемого "божественного" разума, обладание которым должно отличать человека от животного. К тому же бактериолог может ошибиться, выбирая питательную среду, ибо он – всего лишь человек. Бог же в силу своего всеведения, если только Он к нему обратится, ошибиться не может. Разумеется, он снабдил людей некоторым сознанием и, стало быть, соответствующей степенью свободы воли. Однако он мог бы знать и то, что тем самым искушает людей, подвергая их соблазну опасной самостоятельности. Этот риск был бы не так уж велик, если бы человек имел дело лишь с благим Творцом. Но Яхве не замечает своего сына Сатану и даже сам иногда становится жертвой его коварства. Как же он может ожидать, что человек с его ограниченным сознанием и столь несовершенными знаниями справится с этим лучше? Заодно он не видит, что чём больше у человека сознания, тем дальше он отходит от своих инстинктов, которые всё-таки хоть как-то позволяют ему учуять сокровенную мудрость Бога, и чурается всего, что чревато обманом. А уж постичь коварство Сатаны ему и вовсе не дано, если даже его Создатель не может или не хочет осадить этого могущественного духа.