Но не только серебряных верблюдов и золотых коней привезли арабы домой. Привезли и молчаливых друзей - книги. И еще ощущение разрушенности границ. И усталость… Устали воевать. Вот тут-то и начали откладываться окраины… Но несмотря на это, наступила золотая пора халифата. Пусть падает купол и увозят камень Каабы, пусть мелкие Сиджилмасы присваивают себе титул "Повелителя правоверных", - культура расцветает на развалинах. И была в ту пору эта культура - диалогом цивилизаций. (Время на уровне прадеда Ибн Сины.)
Но вернемся к судебному процессу над Али, в Бухару 1920 года.
- Отец Ибн Сины был еретик, исмаилит, - говорит на площади Регистан народу Бурханиддин-махдум. - Он состоял и общество "Братьев чистоты". И сына накормил медом этого проклятого улья! Пчелы его, мутазилиты, собирали нектар в Греции, Сирии, Византии, то есть с чужеродных исламу культур. Их мед - это сбитые воедино различные философские, научные и религиозные) традиции, не чем и зарождалось затем философское свободомыслие мусульман, да простит нас за него всевышний! Пчелы же другого улья, правоверные богословы, собирали нектар только с чистых земель Мекки и Медины. Их мед - благородное толкование Корана, - калам.
- Но мутазилиты ведь находились под защитой государства! - вдруг перебил судью чей-то голос из толпы. - Зачем ж о вы так пренебрежительно говорите о них?
- Некоторое время - да, - ответил Бурханиддин, - при халифе Мамуне, сыне Харуна. Пока не разобрались, какое чудовище прячется за маской скромности!
- Мутазилиты раздвинули горизонт мысли мусульман! - снова возразил голос. - Перевели на арабский огромное количество греческих и других драгоценных книг!
- Благодаря чему на столе у Ибн Сины, в Бухаре, был весь мир, хотите вы сказать? Да не будь этих еретических книг, может, стал бы он правоверным мусульманином!
- Мутазилиты хотели философски осмыслить ислам, - поправил судью голос.
- Невинные овечки! Под прикрытием религии дали зародыш философии! Тьфу!
- А что оставалось делать? - спокойно парировал голос. - Религия - царь. Начинающаяся же философия - нищий. У неё даже не было своего языка, своих по-философски поставленных вопросов! Как же царя заставить слушать себя?
- Разговор серьезный, - ласково произнес Бурханиддин-махдум. - Мы должны быть уверены в авторитете нам возражающего.
Из толпы вышел слепой старик - известный в городе переписчик книг Муса-ходжа. "Видно, жизнь здорово морочила ему голову, - подумал Бурханиддин-махдум, - раз он решил перед смертью поморочить голову другим".
- Что же вы замолчали, уважаемый? - спросил Бурханиддин, усаживая старика на ковер. - У нас справедливый суд, каждый может сказать свое слово о защиту…! Так я не понял, кого вы вышли защищать?!
- Отца Ибн Сины, Ведь дело мутазилитов продолжило затем общество Братьев чистоты, на чьих трактатах и воспитывался Абдуллах.
- Неужели вы собираетесь защищать мутазилитов, этих еретиков?! - искренне удивился Бурханиддин-махдум. - Не боитесь гнева всевышнего?
- Боюсь его равнодушия.
В толпе восторженно загудели.
- Пусть он говорит! - раздались голоса.
- Не мешайте ему!
- Про мутазилитов пусть скажет!
- Я скажу, - улыбнулся старик. - Слушайте! Всякая философия, действительно, встает на ноги в доме религии…
- … которую потом в благодарность и убивает! - рассмеялся Бурханиддин махдум. - Все начинается с ответа на один вопрос, - продолжал старик, не обратив внимания на Бурханиддина, перебившего его: - Абсолютно ли единство аллаха? Царь - религия и нищий - начинающаяся философия, отвечаю: Да. Аллах абсолютно един.
- А выводы из этого положения делают разные! - снова перебил Бурханиддин-махдум. - Правоверные богословы аллаха ничем не обижали, мутазилиты же…
Толпа возмущенно заворочалась. Бурханиддин понял, что совершил ошибку.
- Извините, отец, - сказал он, склонившись перед стариком. - Я перебил вас.
- Бы хотите привести знаменитое рассуждение мутазилитов, считающееся безбожным? - кротко проговорил старик.
- Да.
- Я сделаю это за вас, чтобы показать красоту их логического мышления. Слушайте. Главное качество аллаха - знание, рассуждали мутазилиты. Значит, аллах заранее все предопределил в соответствии со своим знанием. И нет, выходит, в мире ничего такого, что надо было бы переделывать. Ведь если выкопаешь канал, а вода в него не входит из реки, значит, ты чего-то не знал и допустил ошибку? Аллах же знает все! Сотворенный им мир равен его знанию. Знание же - это он сам и есть. Значит, сотворенный им мир равен ему самому.
- Что же получается? - остановил старика Бурханиддин-махдум. - Сотворённое равно творцу!!! И вот эта жалкая ползущая у моих йог мокрица - бог!?
Толпа возмущенно загудела, поддерживая судью.
- Тогда никто этой их ереси не разглядел, - продолжает Бурханиддин. - Лишь через пятьсот лет теолог Ибн Таймия ужаснулся тому, что в положении еретиков были правоверные теологи, мутазилиты же считались инквизицией. Вот как дьявол все попутал! И вы хотите своими седыми волосами это защищать?!
- Я защищаю исток реки, из которой пил и Ибн Сина, - сказал слепой старик Муса-ходжа. - В споре теологов и мутазилитов - исток реки мусульманской философии, а значит, исток и философии Ибн Сины.
- Исток ереси! - взорвался Бурханиддин. - И слава аллаху, этих мутазилитов раскусили в 847 году, и все встало на свои места: мутазилитов, наконец-то, открыто объявили еретиками, а правоверных теологов - инквизицией.
- Но мутазилиты успели все же пропеть свой гимн! - с достоинством сказал старик. - Они настолько возвеличили разум, что даже враги взяли у них их оружие - логику, а Джувайни, современник Ибн Сины, учитель Газзали, не побоялся узаконить это даже своим авторитетом! И только на основе логики теологи, наконец, разобрались с Кораном: вечная, мол, абсолютная его суть и в боге, словесная же форма выражения - относительна к каждому определенному времени. Следовательно, допускается символико-аллегорическое толкование его, но не критика.
- Да, это так, - сказал судья. - Калам взял лотку - оружие своих врагов. Но этим оружием их и убил! Мутазилиты сгорели, словно тоненькая свечка в руках бога! И о каком их гимне можно говорить после того, как само время расправилось с ними?! - Бурханиддин встал и закрыл заседание.
Подведем итог спору слепого старика и судьи. Да, широкое распространение мутазилитами греческой философии и их тезис о познаваемости бога и Вселенной имели основополагающее значение для развития арабоязычной философии, породили деятельность общества энциклопедистов - "Братьев чистоты". Общество это успело издать около 50 трактатов, написанных на основе греческой философии Я соответствии с учением мутазилитов. Потом "Братья чистоты" стали преследоваться. На их трактатах, в тайном общении с ними, и воспитал себя отец Ибн Сины. Вот он - первый свет золотого яблока благородной и вечной сути Ибн Сины сквозь серебряный сосуд времени…
В Балхе было много последователей общества "Братьев чистоты". Собирались они по ночам, где-нибудь в развалинах читали рукописи при свете факелов в гудении ветра, постоянно дующего в этих местах. На рассвете возвращались вдоль плетёных заборов, поставленных пап пути ветра, гнавшего на поля песок. Ветер переворачивал огромные бронзовые котлы, сбивал с ног люден, крутил крылья первых в мире ветряных мельниц.
У двадцатилетнего Абдуллаха - отца Ибн Сины - была уже начальная степень посвящения: он научился жить, отказавшись от роскоши, женщин и лжи. У сорокалетнего Натили, старшего друга Абдуллаха и первого и будущем учителя Ибн Сины, была третья степень: он и обладал сильной волей и умел защищать учение от нападок врагов. Натили писал и трактаты. Так, дошедший и до нас единственный отрывок одного из них рассказывает, как он понимал совершенство. Различал три его ступени: первая - когда человек может создавать себе подобных, вторая - когда формируется мыслящая душа, и разум из возможного становится реальным, третья - когда понимаешь, как надо управлять собой, семьей и народом "Отец мой, - рассказывает в "Автобиографии" Ибн Сина, - принадлежал к числу сборщиков налогов и амилей".
Амили ведали статьями дохода государственной казны. Значит, отец Ибн Сины служил при дворе. Тогда становится понятной внезапно происшедшая с ним перемена: "Вскоре он переселился в Бухару (!), в дни достославного эмира, царя Востока, Нуха, сына Мансура, и пополнял там должность амиля в селении Хармайсан".
Балх во времена Ибн Сины - провинция. Даже более того, - "скучный город Саманидской держаны", - как писал о нем арабский географ того времени Макдиси. - Бухара же - столица, а бухарские эмиры - самые блистательные и соцветии эмиров халифата.
Сделаться казначейским чиновником в Бухаре!.. Едва ли здесь помогли рекомендательные письма. Скорее - случай.
Эмир Бухары Нух ибн Мансур мог прибыть в Балх для охоты на львов, смотра войск или отдыха в прохладных горных садах. Был где-то 978 год, потому что в 980-м уже родился Ибн Сина под Бухарой. Эмиру Нуху в то время - пятнадцать лет, Бухарой правили его мать и везирь Утби, о котором его враг, военачальник Симджури, сказал: "Он слишком молод для везиря". Значит понравиться Абдуллах мог скорее везирю, чем мальчику-государю, так как Утби наверняка собирал вокруг себя умных и честных людей, раз уж имел могущественных врагов.
И вот 28-летний Абдуллах - может быть, ровесник Утби - едет в Бухару.