На закате встали лицом К солнцу. Небо перетекало в объятия земли, стирая горизонт. И как прикладывает мать платок к лицу измученного сына, так и небо вбирает в себя молитвы, вздохи, слезы, горестные мысли, раскаянья и неостывший гнев, чтобы к утру перетереть все и его в надежду. Некоторые молитвы оставляет нетронутыми, заслушавшись их. Это самые безнадежные и потому самые красивые молитвы… "Они жемчужным облаком стоят над молящимися, и на них садятся отдыхать Надежды, летящие к другим.
Ибн Сина и Масихи молились о Беруни…
- А откуда они знают друг друга - Масихи и Беруни? - спросили в толпе.
- Масихи встретился с Беруни давно, - отвечает судья, - может, в 995 году. "В дни, когда я расстался со своей родиной, - написал Беруни на страницах одного Своего труда, - и лишился счастья благородного служения ей, я встретил в Рее ученного, который стал для: меня всем: и учителем, и другом". Эти слова одинаково золотят благородством и Масихи, и Ходженди, известного астронома, отогревшего своей дружбой Беруни. Благодарность философов - трактаты, которые они посвящают друг другу в дни разлук. В книге "Памятники минувших поколений" Беруни говорит о трактатах, подаренных ему Масихи: "Они для меня занимают место падчериц, укрытых под Моей защитой, или почетных ожерелий"… Масихи, наверное, и способствовал знакомству Беруни и эмира Кабуса в Гургане, куда он сейчас вел через Каракумы Ибн Сину. Некоторые, Правда, считают, что Беруни вернулся от Кабуса на родину, в Гургандж, в 1012 году, как раз в то время, когда Ибн Сина и Масихи только покинули этот город. Если так, да еще прибавить сомнения по поводу встречи Ибн Сины и Беруни в 997 году в Бухаре, то получится, что они вообще никогда не встречались. Итак, Беруни, рассорившийся с Ибн Синой в переписке, не захотел переезжать в Гургандж, пока там находился этот заносчивый юнец.
- Так поссорились же они восемь лет назад! - сказали в толпе.
- И потом, через три года, Беруни так тепло написал о Хусайне в одном из своих трудов! Вы же сами рассказывали…
- Вы правы, - сказал Бурханиддин. - Великие души знают гнев, не злость. Гнев - гроза души, мгновенно перемалывает столкновение с несовершенством мира, не пропускает его во внутрь, оберегает свежесть души, живую искренность чувств. Злоба же ядовитой пылью оседает в душе и разъедает ее.
И все же Беруни в Гургандж не переехал, - это факт, хотя везирь Сухайли собрал там множество замечательных ученых. Почему? Потому, что там был Ибн Сина.
Кроме того, Беруни хорошо жилось в Гургане у Кабуса И он не хотел уходить от благополучия. Вы помните Кабуса? Когда-то он заступился за эмира Рея Фахр ад-давлю, за что был изгнан из Гургана.
Славу благородстве Кабуса затмевала еще и слава изысканного поэта-литератора. Вот одно из его стихотворений:
Возвышает судьба положение подлого,
А у высокородного снимает почет его.
Как море, что отправляет жемчуга на темное дно.
Падаль же выносит на солнечную поверхность…
И Беруни о нем пишет: "Я одобрял у Кабуса его отрицательное отношение к декламированию хвалебных од ему в лицо". А вот как Кабус сам говорит о себе: "Душа у меня - свободного мужа. Она презирает пользование насилием в качестве верховного животного и питает отвращение к остановке на привале у мутного источника".
- Но все это было сказано и написано в изгнании! - сказали студенты, - то есть порождено страданиями, которые длились 18 лет… А вот когда Кабус снова пришел к власти, этот 60-летний, вконец измученный аристократ, - как раскрылся его характер?
- Ну, не знаю. По-моему, характер не меняется. Каким создал его бог, таким он в будет всю жизнь. Характер - это судьба, - проговорил растерянно Бурханиддин.
- Кабус стал в последние годы жизни неистовствовать в убиении и переходе всех границ в пролитии крови", - сказал, выходя вперёд, один из студентов. - Я говорю это по рукописи Якута. Кабус не знал иного средства подчинения и проведения своей политики, кроме рубки голов и умерщвления душ. Это стало распространяться и на более близких, и на самых доверенных лиц из его войска и свиты".
- Ну, Якут - историк XIII века, а Кабус жил в XI, - сказал Даниель-ходжа.
- Хорошо. "Кабус стал человеком, весьма склонным и убийству. Никому не мог простить проступка. Злой А сделался человек", - пишет его - внук! - упорствовал студент.
- А что может звать внук о деде? Это же две разные планеты! - сказал Бурханиддин-махдум. - Вот если бы Кабусе этого периода сказал Беруни, я бы еще поверил, - Беруни сказал о Кабусе этого периода тремя строками, - сказал слепой Муса-ходжа:
И Солнце доблести желанье изъявило,
Чтоб служил ему, поправ свои желанья…
Жестоко было Солнце…
- А может, это вовсе даже и не о Кабусе сказано!
- У Якута есть запись, полностью подтверждающая слова Беруни, - проговорил Муса-ходжа. - Вот, слушайте. "Явилось у Кабуса желание заставить Беруни общаться исключительно лишь со своей персоной и навсегда связать его со своим двором, а За это будет, мол, Беруни иметь право повеления с беспрекословным подчинением всем, кого охватывает власть Кабуса. Но Беруни отверг это и не повиновался ему".
- Не понимаю, а что вы все напали на Кабуса? - проговорил раздраженно Бурханиддин-махдум. - не так уж хорошо жилось у него Беруни, как вы говорите, - сказал Муса-ходжа. - Не из-за ссоры С Семнадцатилетним юношей, происшедшей восемь лет назад, сорокалетний Беруни, совершенно одинокий, терпел такого тирана и не возвращался на родину в Гургандж.
- А в чем же тогда причина?
- Мамун и - отец Мамуна И убил в 996 году хорезм-шаха из древней династии Афригов за то, что тот пригрел Симджури - военачальника бухарского эмира Нуха, - продолжил Муса-ходжа. - Беруни-сирота воспитывался у племянника этого хорезм-шаха - ученого Ибн Ирака.
А всех, кто имел хоть какое-нибудь отношение к хорезм-шаху, Мамун и преследовал. Ибн Ирак - математик, астроном, философ - не получил приглашения везиря Сухайли в Гургандж даже тогда, когда на трон сел сын Мамуна и - эмир Али. Мы ничего не слышим об Ибн Ираке в этот период, а ведь ученые "были тогда редки, как красная сера"… Но в Гургандже, наверное, жил Масихи, ловя малейшую возможность вызволить от Кабуса Беруни. Он и уехал, я думаю, из родного города с этой целью. Но вот в 1009 году умирает эмир Али. На престоле его брат - 19-летний Абулаббас Мамун. А что это за эмир? Беруни позже скажет: "Выехал однажды Абулаббас Мамун из дворца выпить вина. Подъехав к моему дому, велел меня позвать, Я опоздал… Он уже довел коня до моего дежурного помещения и собирался спуститься наземь… Я облобызал землю и всячески заклинал его не сходить с коня. Он ответил: "Не будь существующих законов в бренном мире, не мне бы тебя звать, ибо высоко знание, а не я…""
В толпе раздались восхищенные голоса.
- Историк Махмуда Абулфазл Байхаки, - продолжает Муса-ходжа, - сохранил нам и другие его слова: "Мой помысел - книга и чтение ее, возлюбленная и любование ею, благородный человек и забота о нем"…
Усилилось восхищение в народе.
- Сразу же по восшествии на престол Мамуна.
Масихи, наверное, и передал Беруни с каким-нибудь караваном письмо: "Приезжай!"
"И вот так быстро наступал конец счастью, - думает Али. - Письмо Махмуда, привезённое "чудом эпохи" Микаилом, стерло его. Соберутся ли они когда-нибудь. Я опять вместе: Беруни, Масихи, Ибн Сина?"
Ибн Сина похоронил Масихи, не дойдя 18 километров а до зеленой, шумящей садами и родниками Нисы., Не город, а глоток прохладной воды… Об этом рассказал ему сегодня ночью слепой старик. На шее у Масихи оказались иконка и крестик. Иконку Ибн Сина взял себе. И кожаную сумку друга с рукописями.
Али задумчиво смотрит в лицо Муса-ходжи. Вот он стоит, сложив руки перед собой, приготовился слушать дальше судью. И вдруг сердце Али сжалось. "Сколько же времени стоял он уже здесь сегодня под испепеляющим солнцем?! И причина его муки, его унижения - Я…
Не будет он больше здесь так стоять! Что я, в самом деле? Или мне не двадцать лет? Или я не крестьянский сын?"
И он… сбежал. Ночью. Спустился по веревке с северной стороны Арка, никем не охраняемой, пройдя незаметно улицу Кучу, дом Сиддик-хана, кладбище и страшный потайной колодец, откуда доносились слабые, как шелест ветра, стоны. Или Показалось? "Весь Арк - стон, - сказал себе Али, прогоняя ужас, внезапно охвативший его, - потому что стоит Арк на обнаженном сердце крестьянина, который кормит эмира и еще… улыбается при этом".
На следующий день как ни в чем не бывало Бурханиддин открыл судебное заседание.
- Впереди каждого человека, - сказал он, обращаясь к народу, - идет дьявол с колокольчиком. Колокольчик - это Слава, мирские дела, - то, что мутит родник наших жизней. Крутясь в суете, мы засыпаем его гнилью прелых мыслей, оскверняем тиной ложных чувств, и в конце концов родник иссякает. Так какой же подвиг надо совершить, чтобы вернуть роднику его первоначальную чистоту! Такой подвиг совершил Газзали…
В толпе наступила благоговейная тишина.
- В минуту наивысшего взлета, когда толпы людей ломились к нему за сокровенным еловом, встречали и провожали его, вступившего на путь богатства и славы, он оставил все, даже знаменитую богословскую кафедру в Багдаде, и начал новую жизнь. То, что произошло с ним, никогда бы не смогло произойти с Ибн Синой, потому что Ибн Сина всю жизнь шел за колокольчиком… Сегодня судить Ибн Сину будет Газзали. Но чтобы никому из вас не закралась в сердце мысль о зависти Газзали к гению и славе Ибн Сины, я расскажу вам немного о нем.