Войска саманидов всегда комплектовались из пленных тюрков, вылавливаемых в Степи. Военачальники, самые одаренные из них, вознесенные храбростью и умом, знали, как никто другой, что государство начинается "на кончике меча". Вот почему Фаик я Симджури-сын (отец к этому времени уже умер) то и дело прокладывали дорогу на Тараз и Кашгар - столицы караханида Богра-хана - нового сильного хозяина Степи, который объявил себя потомком Афрасиаба и с достоинством льва наблюдал, как грызутся шакалы - Фаик и Симджури за тушу другого льва, больного, но живого еще - Саманидскую державу, где покоился прах Афрасиаба - Алп-Эртонга.
Симджури и Богра-хан, шакал и лев, взяли Самарканд. Ибн Сине в это время - 12 лет. Васики, родственник багдадского халифа, благословил это событие, за что ему, наконец, дали пенсию. Теперь глаза всех смотрят на Бухару. Пришлось эмиру Нуху подарками и прощением зазывать Фаика. Приняли его с почетом и отправили и Самарканд на битву с Богра-ханом.
Шел Фаик в Самарканд и улыбался. По этой дороге дет 30 назад уходил к Богра-хану дядя нынешнего эмира - Наср. Один день он всего правил, возведенный на трон главным военачальником Алп-тегином. А случилось это так: прибыли к Алп-тегину гонцы из Бухары с вопросом "Кого ты советуешь посадить на трон в связи со смертью эмира?", и он ответил: "Законного наследника - Насра". И ускакала гонцы с этим его ответом в Бухару.
А Фаик к вечеру того же дня сместил Насра в пользу брата его Мансура, с которым рос вместе, будучи его подарком-рабом. Пять быстроходных верблюдов послал Алп-тегин для перехвата своих же гонцов. Да где уж…
Мансур был ласков с Алп-тегином, и Алп-тегин понял: "Дни его сочтены". И потому, когда особенно ласково стали завывать его в Бухару, ушел в противоположную от Бухары сторону - в Серахс.
Воины сказали: "Оставь Мансура, садись сам на царствование. Мы тебя поддержим". 80-летпий Алп-тегин ушел еще дальше от Бухары, в Афганистан, где, завоевав маленький городок Газну, стал жить. "Когда Алп-тегин удалился из Хорасана, ушло счастье из династии Саманидов", - напишет через два века Низам аль-мульк, талантливейший везирь, покровитель Омара Хайяма.
И вот теперь судьба Бухары опять в руках Фаика, кап 30 лет назад. Едет он по Самаркандской дороге и улыбается…
Богра-хану он бой проиграл, остался у него в Степи. Нух спешно покидает Бухару. Двенадцатилетний Ибн Сина, возвращаясь из лавки зеленщика Махмуда-геометра, видит грустный кортеж: эмир на белом, украшенном рубинами коне. Красные глаза коня, зло косящие по сторонам, тоже кажутся сделанными из рубина. Эмир улыбается, делая вид, что отправляется на прогулку, а сам думает: "Где теперь взять войско?" Он один, совсем один. Народ к нему равнодушен.
Прекрасным свежим майским утром 992 года Богра-хан вошел в Бухару. А Нух в это время собирал войска в Амуле. На его счастье Богра-хан вскоре покинул Бухару из-за болезни. Умер, не дойдя до Тараза. И 17 августа Нух вернулся в Бухару. И вот он снова едет на белом, украшенном рубинами коне, и снова навстречу ему бежит двенадцатилетний мальчик из лавки зеленщика с книжками в руках…
Эти встречи словно вспышка бриллианта, повернутого рукою Вечности в старом истертом кольце Согда…
Теперь на сцену истории выходит Сабук-тегин, которого мальчишкой купил на базаре в Нишапуре Алп-тегин. - Один гулям умер, - сказал Алп-тегину полководец. - Кого ты удостоишь его палаткой, имуществом ж отрядом?
Взгляд старого Алп-тегина упал на Сабук-тегина.
- Вот этого.
- Нет еще и трех дней, как ты купил его! - удивился полководец.
Того, что подарил, обратно не беру!
Семнадцатилетний Сабук-тегин поразил всех в случав с тюрками-огузамн, отказавшимися платить дань: вернулся ни с чем.
- Почему же ты не взялся за оружие? - спросил его Алп-тегин.
- Потому что ты не приказывал этого. Если бы мы вступали в бой без приказа, каждый из нас был бы господином.
Вот этот то Сабук-тегин, которому, умирая, старый вони и завещал все свое войско, И стал новым защитником Бухары. В награду за то, что 1 ноября 993 года он разбил: Фаика и Симджури, Пух подарил его сыну Махмуду Нишапур, где когда-то на базаре продавали Сабук-тегина.
Катятся разбитые Сабук-тегином Фаик и Симджури. - Катятся до самого Амуля без передышки. А потом остановились, подумали и поняли: Сабук-тегина нм не одолеть. И отправили тайно друг от друга послов к эмиру с просьбой о помиловании, 32-летний Нух Фаику в прощении отказал, а Симджури отправил в Хорезм, где около Хазараспа его пленил, по тайному приказу Нуха, Хорезм-шах Абу Абдуллах, из города Кята, наследник местной династии Африга, ведущей свою родословную, согласно преданию, от Сиявуша.
Пока рок играл в военные игры с эмирами и военачальниками, в глубинах мира совершалась главная работа зека - зрели два ума: 15-летний Ибн Сина в Бухаре и 22-Летний Беруни в Кяте. Эмир Гурганджа, ставленник арабов Мамун, из-за пленения Симджури разрушил Кят, убил хорезм-шаха, началась трагедия Беруни: недостроен первый в Средней Азии глобус, не закончены астрономические наблюдения, не дописаны рукописи… Наскоро собрав котомку, тайно, ночью Беруни делает первые шаги по скитальческому пути. Симджури же отправляется Мамуном обратно в Бухару. Но и Нуху он не нужен. Ну, обнял его эмир, ну, простил… и тут же засадил в тюрьму.
Абдуллах, отец ибн Сины, тревожно следил за миром. Он никогда после приезда своего из Афшины не возвращался на службу во дворец. Служи он там, свеча его жизни давно бы уже погасла на сквозняке политических перемен.
У него осталось две привязанности: красные балхские розы и юноша-сын Хусайн - драгоценная жемчужина, чудом попавшая в его жизнь. Абдуллах понимал это и пока мог, оберегал ее. Жена его, наверное, давно умерла, и То бы были у него еще дети, как принято на Востоке в ладных, любящих семьях, да и Ибн Сина нигде о матери не упоминает. Может, даже умерла она еще в Афшине.
Установившаяся было спокойная жизнь снова разбилась о коварство военачальников. Нух зовет не помощь Сабук-тегина, который, бросив все, тут же выступает не Балха с огромным войском. Войско это и испугало Нуха, вернее, его везиря Узейра.
- Как вы пойдете к нему, - сказал Узейр, - с куцым своим отрядом? Стыдно, да и пленить может.
И Нух не пошел, чем очень оскорбил Сабук-тегина. Ведь именно здесь, у Кеша, два года назад они обменялись клятвой верности!
- Иди! - сказал Сабук-тегин сыну Махмуду, ставя его во главе отряда. - Низложи везиря!
А сам тем временем разбил Фаика. Симджури же И брал с собой в Газну, так спокойнее будет. И снов" все эти события, словно прах, перемещаются в песочных часах, под шорох же их сидит, склонившись над книгами, Вечность: 16-летний Ибн Сина. Его тревожат неспокойные передвижения войск к Самаркандским воротам и обратно, трагическая жизнь дворца, где "кровью смывают кровь", долгая болезнь Нуха, измученного тяжелым правлением.
Нух выглядит стариком в 34 года. Он столько видел смертей, что своей смерти уже не боится. Врачи не могут излечить его. Известный врач ал-Кумра пришел посоветоваться с Хусайном ибн Синой: его уже звали в городе, он много лечил людей в больнице и у себя дома. Знания его восхищают врачей, особенно глубокая интуиция диагноста.
Ибн Сина вылечил Нуха и получил за это разрешение посещать знаменитую библиотеку Самани…
- … которую он после того, как прочитал все ее книги, сжег, - сказал Бурханиддин-махдум народу на площади Регистан.
Толпа загудела. Али вскочил, рванулся к судье и рухнул. Лицо его сделалось белым, ужасом вспыхнули глаза. "Если такой Ибн Сина, и я читал его стихи, то казнят меня! Казнят… - подумал он. - И как назло эмир здесь сидит!"
Вы мне не верите? Не верите, что Ибн Сина сжег библиотеку Самани?! Но так… и современники считали! Вот, - Бурханиддин-махдум открыл старую рукопись и пересказал из нее кусок: Абу Али сжег эти книги, чтобы сохранять все знания и ценности науки дли себя одного и отрезать таким образом другим ученым доступ и этим полезностям…. Это Бай ха ни написал. А он родился черев каких-то лет сто после Ибн Сины.
- Что ж, выходит, Ибн Сина сделал благочестивое дело! - сказал вдруг кто-то в толпе.
- Как?! - удивился Бурханиддин-махдум.
- Библиотека не состояла из одних Коранов?
- Не понял!
- Ну, были же там книги и по философии, где утверждалось, что мир вечен и не создав богом. И раз Ибн Сина сжег их, значит, он истинный мусульманин, как и мы.
У Бурханиддина перехватило дыхание. Разглядеть бы, кто это говорит! Эмир слушал неожиданную перепалку, склонив лицо к рукам, и тихо улыбался. "Не вечный ли дли них Ибн Сина Махди? - думал он. - Патрон Бухары, ее светлая надежда? Не дал ли он народу закон как жить, чтобы мир "наполнился справедливостью"? Не ждут ли они второго его пришествия?!"
Эмир осторожно оглянулся, взглянул в лица окружавших его людей. "Ждут! Еще как ждут!.. Пусть не одевают белых одежд, не стоят в задумчивости по берегам рек в ожидании Махди, должного прийти к ним по воде, как ждут Махди в Иране, но все равно ждут. Может, даже с самодельными самострелами ждут! Но я сделаю так, что вы возненавидите Ибн Сину! Я выверну все его нутро наизнанку и кину в ваши души. И вы в сто лет не отмоетесь от этого пьяницы, бабника и еретика!"
- А какие же это такие философы утверждали, что мир вечен? - придя в себя, стал спрашивать Бурханиддин-махдум, оттягивая время, чтобы разглядеть бунтаря. Муллы поняли его замысел и дружно закрутили головами во все стороны.
- Какие философы? - насмешливо переспросил голос. - А известно какие:
Аристотель!
Кинди!
Фараби!!!
- Да, мир широк, - встал и начал говорить эмир.