– Гасите, гасите, я посумерничаю, – сказал Уваров.
– Слова-то какие: посумерничаю, – как-то по-доброму проворчал Сазонов.
– Нянька у меня так говорила: посумерничаю, почаевничаю…
Сазонов задул лампу. Долго прислушивался к тишине, потом задумчиво сказал:
– Когда забываю, что вы из сиятельных, вы мне даже чем-то нравитесь. Люди как люди… На чем же мы с вами разошлись?
Уваров промолчал.
– На богатстве, – сам себе ответил Сазонов. – Все зло – от денег и неравенства!
…На рассвете их разбудил посыльный. Сазонова срочно вызывали в штаб полка. Там его встретил взъерошенный, невыспавшийся Коротков.
– Все! – выдохнул он. – Накрылась ваша секретная переправа!
– Что же будет? – тревожно спросил Сазонов.
– Что будет? Ничего плохого не будет. Попросили меня доставить вас в Григорьевку. Товарищ из Особого отдела будет там ждать. – Коротков хитровато посмотрел на Сазонова. – Ох, большой ты начальник, Сазонов. По твоему делу из ВЧК шифрограмма.
На длинном трофейном "гарфарде" они выехали из Ефремовки и помчались по пыльной дороге. Уваров молча смотрел вокруг и ни о чем не спрашивал: он отдался во власть судьбы.
– А почему – в Григорьевку? – спросил Сазонов.
– Видишь ли, какое дело, – объяснил Коротков. – Пока нащупаем, как вас теперь в Крым переправить, – пройдет время. Может, три дня, может, пять. В штабе армии решили переправить вас в Крым на аэроплане.
Хранивший до сих пор предельную невозмутимость и спокойствие, Уваров резко обернулся к Короткову:
– На аэроплане?..
Ну, судьба! И впрямь не зря ее изображают с завязанными глазами и с клубком ниток в руках. Такое можно только сослепу навязать, наплутать!.. Чего угодно мог ожидать Уваров, когда его взяли красные близ станции Белоостров, только не этого. Готов был к расстрелу, к тюрьме, но что доведется ему из Совдепии вернуться в белый Крым на аэроплане – к этому он был решительно не готов.
Полетать! С детства недостижимая мечта! Каким странным, искривленным, непостижимым образом надлежит исполниться ей…
Неподалеку от степного села Григорьевка на краю выгона, возле бочек и бочоночков с бензином и маслами, стояло несколько "ньюпоров". Сработанные из дерева, фанеры и перкаля, аэропланы были раскрашены и разрисованы так, будто их специально хотели демаскировать. И только когда автомобиль свернул с дороги на выгон и, приминая траву, подъехал поближе к аэропланам, все увидели, что они вовсе не разукрашены, а просто много раз латаны-перелатаны.
– Ну и ну! – иронично присвистнул Сазонов. – Птички Божии…
К машине подошел уже давно поджидавший их особист из штабарма, коротко представился:
– Васильев. – И спросил у Сазонова: – Ты полетишь?
– Почему я? – сказал Сазонов. – Нас двое. Оба и полетим.
– Погоди! Погоди! – нахмурился Васильев. – Аэроплан-то у нас в наличии один: остальные или в разгоне, или неисправны, ремонта требуют. Значит, кто-то один и полетит… А другого в крайнем случае через несколько дней отправим.
– Но это же невозможно! – отказываясь верить услышанному, воскликнул Сазонов. – Мы должны быть в Крыму вместе!.. Не получается воздухом – черт с ними, вашими аэропланами – значит, надо что-то другое придумать!
Васильев пожал плечами, устало вздохнул:
– Неужели так и не понял, что нету на сегодня в Крым другой дороги? Понимаешь, нету!
Васильев знал, что говорил. Врангель, наводя порядок в армии, побеспокоился, чтобы все пути в белогвардейский Крым были перерезаны, закрыты намертво.
Перекоп и Арабатская стрелка забиты войсками, по берегам Сиваша и Каркинитского залива, на Бакальской косе, вдоль всего побережья – заслоны, дозоры, боевое охранение. А потаенные, известные лишь немногим тропы по коварным сивашским бродам через Бакальские плавни перекрыты, превращены белой контрразведкой в ловушки.
Лишь одна тропа в белогвардейские тылы еще какое-то время сохранялась – через бухту Песчаную. Она долго была надежной, по ней на ту сторону прошло немало товарищей. Но вот вчера и она была раскрыта…
– Летчик вам уже выделен, – сказал Васильев. – Каминский его фамилия. Проверенный, конечно, товарищ, но между прочим, в прошлом офицер. Командир авиаотряда за него ручается. Только я думаю: а кто знает? На земле одно, а в небе… – Он посмотрел в высокое, чистое небо, еще сильнее нахмурился. – Ладно, едем в Григорьевку.
Солнце спускалось к горизонту, когда они въехали в Григорьевку. Замелькали белые хаты под черепицей и крепкие дома, крытые железом, сады и палисадники, церковь… Рядом с машиной по пыльной дороге бежали, неистово крича, белоголовые мальчишки в длинных полотняных рубахах.
Остановились возле добротного кирпичного дома. Сазонов велел Уварову ждать их в машине.
В маленькой, низкой комнатке навстречу им поднялись двое.
– Александр Афанасьевич Ласкин, – указал особист на высокого бритоголового человека в тесноватом кителе. – Начальник авиагруппы.
– Военлет Каминский, – сам представился человек лет тридцати в кожаной куртке с бархатным воротником.
Отличная выправка, четкость движений – все выдавало в нем военного. Был Каминский выше среднего роста, хорошо сложен, с тонким, умным, спокойным лицом. Чувствовалось, что он уверен в себе – свойство людей, хорошо знающих свое дело.
– Не теряя времени, обсудим, что как, – сказал Ласкин.
Сазонов заявил, что лететь необходимо обязательно вдвоем, и опять услышал объяснения, почему это невозможно.
– Полетит мой спутник, – сказал Сазонов, вздохнув.
– Почему же он не здесь? – удивился Васильев. – Надо позвать товарища!
Сазонов не успел ничего сказать – быстро, с недобрым возбуждением заговорил Коротков:
– "Товарищ", "товарищ"!.. Да никакой он не товарищ, а самая что ни на есть контра из буржуев!..
– Так-так-так! Выходит, вместо того чтоб на тот свет, мы его в Крым? – неприязненно поинтересовался начальник авиагруппы.
– Довольно! – решительно сказал Сазонов. – Отправка этого человека обсуждалась в ВЧК.
Готовые разгореться страсти улеглись.
– Хрен с ним. Пускай летит! – сказал начальник авиагруппы. – Давай, Каминский! Докладывай.
Военлет вынул из планшета карту-десятиверстку, разложил ее на столе, сказал ровным голосом:
– Попрошу ближе, товарищи… Прежде всего уточним маршрут. Пойду через Утлюцкий лиман и Сиваш строго на юг. Здесь, между Шубино и станцией Ислам-Терек, где нет населенных пунктов, подходящая равнина. Здесь пассажира и можно высадить…
Сазонов внимательно вгляделся в карту, что-то прикидывая.
– А перелететь линию железной дороги нельзя? Вот эту, Джанкой – Феодосия? И высадить его хотя бы вот здесь. – Он постучал пальцем по карте. – Все поближе к Симферополю. И добираться удобнее.
Каминский, прищурившись, оценивающе поглядел на указанную Сазоновым точку:
– А что? Если взять с собой бензина побольше… Но тогда надо так. Через Шубино по прямой к предгорью, к немецкой колонии Цюрихталь. Здесь, в треугольничке – Цюрихталь – Будановка – Малый Бурундук – попытаюсь найти площадку… Устроит?
Сазонов кивнул.
– Значит, так тому и быть, – подытожил Ласкин. – Делай прокладку на Цюрихталь. И готовьте с мотористом аэроплан. На рассвете вылетите.
Каминский вышел. Поднялся было и Ласкин.
– Погоди, Александр Афанасьевич, – остановил его Васильев. – Как хочешь, но не дает мне покоя одна мыслишка…
– Выкладывай, – махнул рукой Ласкин. Впечатление было такое, будто предстоящий разговор он знал наперед и считал его неинтересным, лишним.
– Ты как хочешь, а я насчет Каминского передумал: надо Стахеева посылать!
– Если тебе риска мало, можно и Стахеева. – Ласкин повернулся к Сазонову и Короткову: – Стахеев – большевик, в нем сомнения нету. Но ведь только-только из мотористов переучился. Тут одного пролетарского происхождения мало – летное мастерство нужно! Ситуация больно необычная. Наши летают в Крым на разведку или там бомбы сбросить. С посадкой туда никто не летал… А после вынужденных – никто не возвращался.
– Вынужденных! – Злая хрипотца перехватила голос особиста. – Истратьев безо всякого вынуждения у врангелевцев сел, доставил им в подарок почти новый "хэвиленд"!
– А как этот же Каминский бой с двумя "хэвилендами" вел… – сказал Ласкин. – Мало? Каминский делом свою преданность доказал, потому я его на это задание без колебаний и определил, понял?
– Все ты правильно говоришь, товарищ Ласкин, – уже без твердости в голосе сказал Васильев. – А все же как подумаю…
– Мне Каминский тоже понравился, – негромко сказал Сазонов.
Совещание кончилось. Сазонов вышел к машине, на заднем сиденье которой безмятежно сидел Уваров, посмотрел на него долгим, пристальным взглядом.
– Что, Сергей Александрович, не получается вместе?
– Не получается, Михаил Андреевич, – кивнул Сазонов. – Не знаю даже, как быть…