"Сегодня мы покинули лагерь, который отец называет Лагерем мертвой лошади, потому что во время предыдущей экспедиции он потерял здесь лошадь: ее укусила ядовитая змея. Эти два дня отдыха пришлись нам как нельзя кстати, потому что переход из Куябы до этих мест был долгим и изнурительным. Кому в нашей цивилизованной Англии могло бы прийти в голову, что на то, чтобы пройти немногим более двухсот миль по джунглям, уйдет почти два месяца!..У Рэли дела с ногой уже получше, хотя от заражения, вызванного укусами клещей, избавиться пока не удалось и он все еще хромает, однако он сильный, и у меня нет никаких сомнений, что он поправится. Отец по-прежнему крепок как дуб. Хотя он более чем в два раза старше меня и заметно похудел с того момента, как мы отправились в путь, он ни на капельку не снижал темпа нашего движения, и его глаза всегда светятся энтузиазмом.
Сегодня мы распрощались с носильщиками, передав им письма для наших родственников, и остались с шестью мулами и двумя собаками, поскольку отец не хочет, чтобы кто-то еще знал о том, куда мы направляемся. Начиная с этого момента мы будем идти там, где еще не ступала нога ни одного белого человека, и откроем места, о которых всему остальному человечеству еще ничего не известно. Именно сейчас начинаются настоящие приключения. И да поможет нам Господь".
Кассандра переводила вслух это удивительное повествование, а мы - я, профессор и Иак - слушали его как завороженные, сидя возле маленького костра, который развели рядом со своей хижиной без стен.
И тут вдруг из темноты, словно призрак, появился шаман Менгке. Он подошел к нам, опираясь на свой посох, в сопровождении шести туземцев, вооруженных копьями. Показав своим посохом на голубоглазого туземца, шаман что-то сердито сказал ему на своем, непонятном нам языке и, вырвав дневник из рук Касси, стал с мрачным видом разглядывать его. При этом он все время недовольно покачивал головой.
Затем он посмотрел долгим взглядом на нас троих и жестом, не допускающим возражений, приказал следовать за ним.
20
Когда я шагал в сопровождении вооруженных туземцев, меня одолевало дурное предчувствие - сродни тому, какое, наверное, одолевает овцу, которую ведут куда-то пастухи с ножами в руках.
- Мне кажется, что шаману не очень-то понравилось, что Иак показал нам дневник своего дедушки.
Я повернулся к профессору и, к моему удивлению, увидел, что он, вместо того чтобы переживать по поводу чреватой тяжкими последствиями ситуации, в которой мы оказались (нас ведь все-таки конвоировали недружелюбно настроенные воины с очень острыми копьями), с возмущенным видом хмурился.
- Этот ублюдок нас с самого начала обманывал, - сердито процедил он сквозь зубы.
- Спокойно, профессор, - сказала Кассандра, кладя руку ему на плечо. - Если он нам и соврал, для этого, по-видимому, имелась какая-то причина, и нам лучше вести себя очень вежливо, если мы хотим узнать, что же в действительности произошло с вашей дочерью.
Профессор тяжело вздохнул, продолжая, как и мы, идти вслед за шаманом в направлении малоки и, вероятно, пытаясь подавить свой нарастающий гнев.
Как только мы вошли - во второй раз за эту ночь - в большую общую хижину, нам стало понятно, что ситуация изменилась. Несмотря на явно запугивающее поведение воинов, я, встав на указанное мне место, при свете горевшего в центре хижины костра заметил в выражении глаз старого шамана что-то такое, что можно было бы интерпретировать как чувство вины.
- Мы чувствовать много… - перевел Иак слова шамана, после того как тот что-то вкратце ему объяснил, - но мы не иметь другой выход, кроме как сказать неправда…
- Это мы поняли, - с нетерпеливым видом перебил переводчика профессор. - В первую очередь мне хотелось бы знать, что произошло с моей дочерью и почему вы нам солгали.
Переводчик перевел слова профессора старику, который, будучи теперь уже без ярко-желтых перьев и больших ожерелий из бусинок, украшавших его голову и шею несколько часов назад, выглядел не так величественно, как раньше, однако во взгляде его проницательных глаз по-прежнему чувствовалась непоколебимая самоуверенность.
- Branco человек быть проклятый для менкрагноти, - заявил шаман через Иака с таким видом, как будто речь шла о чем-то очевидном, не нуждающемся в дополнительных объяснениях. - Если мы говорить правду, вы исчезнуть, как женщина, который вы искать. Затем прийти другие brancos люди, чтобы искать вы, и затем еще другие… И тогда для менкрагноти - конец.
- Это какая-то ерунда, - хмыкнул профессор. - Кроме того, я не понимаю… э-э… Вы говорите, что мы исчезнем так же, как исчезла моя дочь? Но почему? - Голос профессора стал взволнованным. - И куда она подевалась?
Старик и Иак о чем-то между собой поговорили, а затем Иак пожал плечами и сказал:
- Мы не знать.
- Как это вы не знаете?! - вспылил профессор Кастильо, теряя свою обычную невозмутимость. - Вы что, принимаете нас за дураков? Вам не удастся обмануть нас во второй раз!
- Мы сказать правда, - с печальным видом заявил переводчик. - Она быть с нами, но потом идти вместе с другие, которые ее сопровождать.
- Это мы уже знаем, - нетерпеливо пробурчал профессор. - Но куда именно она направилась?
Иак перевел слова профессора, и шаман посмотрел на нас с выражением скорби на лице. Показав куда-то за пределы стен малоки, он почти робко произнес:
- Менка таму тах…
Иак в течение некоторого времени смотрел на старого Менгке, а затем повернулся к нам со слегка исказившимся лицом. Ему, видимо, не хотелось переводить услышанные им слова шамана.
Мы все трое напряженно смотрели на переводчика, с тревогой ожидая, что же он нам сейчас скажет.
Туземец, опустив голову, по всей вероятности, снова стал искать в своем ограниченном словарном запасе подходящее слово.
- В ад, - наконец сказал он очень тихо. - Branca женщина не слушать предупреждения Менгке… И теперь она быть в ад.
21
В малоке воцарилось гробовое молчание, как будто все, кто в ней находился, вдруг потеряли дар речи. Я с тревогой заметил, что профессор, узнав о судьбе своей дочери, очень сильно побледнел.
- Так вы говорите… - наконец нарушил он молчание, с большим трудом произнося слова, - что та белая женщина… Она…
Иак удивленно посмотрел на профессора.
- Она идти в ад, - повторил он.
Я, выслушав столь жуткое заявление, засомневался, правильно ли Иак перевел слова старика и правильно ли мы понимаем то, что говорит нам Иак. У меня возникло подозрение, что кто-то чего-то недопонимает.
- Но… как такое может быть? - спросил я, со страхом ожидая услышать в ответ что-нибудь ужасное. - Вы хотите сказать, что она… умерла?..
Я запнулся, почувствовав, как кто-то положил мне руку на плечо. Повернувшись, я увидел, что Кассандра кивает мне на профессора: тот закрыл лицо ладонями и еле слышно всхлипывал.
- Улисс… - прошептала мексиканка.
Менгке, как мне показалось, огорченно что-то сказал Иаку, и тот затем перевел его слова.
- Менгке говорить, что он чувствовать много, но что хотя он отговаривать branca женщина, она сама хотеть идти в ад.
- Что-что? - спросил я, еще сильнее начиная подозревать, что возникла какая-то путаница.
- Менгке отговаривать branca женщина идти в ад, - повторил переводчик. - Но она удрать ночью с те другие, и теперь мы не знать, она живой или нет.
Я начал догадываться, в чем смысл возникшей неразберихи.
- Один момент, один момент… - произнес я, слегка подняв руку. - Ад - это… какое-то место?
Переводчик посмотрел на меня с таким видом, как будто я спросил, откуда берутся дети.
- Конечно, - ответил он.
Махнув затем рукой в том же направлении, что и шаман, когда он рассказывал о том, куда подевалась "branca женщина", Иак добавил:
- Он быть очень далеко в сельва, где есть только смерть.
Лицо профессора снова приобрело свой обычный цвет, хотя оно по-прежнему оставалось все еще слегка перекошенным, а его глаза были красными от слез. Похоже, Кастильо уже оправился от шока, который вызвало у него известие о том, что он потерял свою дочь Валерию навсегда, ибо - слава Богу! - оно оказалось лишь результатом недоразумения.
Начиная с этого момента в наших отношениях с туземцами что-то изменилось, и мы, по моему мнению, стали для них уже не незваными гостями, а, так сказать, людьми, с которыми их объединила одна общая беда. Это, в частности, проявилось в том, что шаман позволил нам сесть на лежащий на полу малоки ствол, на котором обычно сидели только члены совета старейшин, а также в том, что стоявшие за нашими спинами воины по приказу шамана вышли из малоки, и мы благодаря этому смогли чувствовать себя уже немного раскованнее.
- Почему это место называют "адом"? - с любопытством спросила Кассандра.
Иак перекинулся несколькими словами с шаманом, а затем ответил:
- Я не знать подходящий слово для этот место в ваш язык… Я называть этот место "ад", потому что это быть место, где есть только боль и смерть. - Голос Иака слегка дрожал. - Это быть земля, откуда никто не вернуться и где никто не жить, кроме демоны морсего.
- Демоны… морсего? - переспросила Касси. - Речь идет о каком-то другом племени?
- Раньше быть племя, но теперь не быть, - перевел Иак слова шамана. - Раньше быть люди, а теперь…
- Они - враги племени менкрагноти? - предположил я, подумав, что, наверное, именно поэтому те так ругают этих морсего.
Иак покачал головой.