- Но почему? - взволнованно прошептала Касси. - Почему мы не смогли справиться с проблемами в наших отношениях?
Изумрудно-зеленые глаза Кассандры поблескивали от солнечного света и казались частью окружающей нас сельвы. Я заметил, что ее волнистые светло-русые волосы теперь были немножко короче, чем тогда, когда я ее в последний раз видел, и лишь слегка касались плеч - то есть были такими, какими они остались в моей памяти после нашей первой встречи на борту совсем другого судна и в составе совсем другой экспедиции - в водах Карибского моря. С тех пор прошло уже восемнадцать месяцев, однако сейчас, глядя в ее глаза, я мог бы поклясться, что прошло всего лишь восемнадцать минут с того момента, как я безнадежно в нее влюбился.
Не удержавшись, я медленно приблизил свое лицо к ее лицу, закрыл глаза и потянулся своими губами к ее губам.
Чего я при этом никак не ожидал, так это того, что поцелую всего лишь воздух.
Я приоткрыл один глаз и увидел, что Кассандра отпрянула назад и теперь смотрела на меня с таким видом, как будто ее попытался соблазнить какой-нибудь вонючий орангутанг.
- Что это ты делаешь? - спросила, хмурясь, она.
Мне, конечно же, было трудно что-то сказать в ответ.
- Я не… не знаю, - растерянно пробормотал я. - Я думал, что ты… что я…
Кассандра посмотрела куда-то вверх и сердито вздохнула.
- Вот видишь? Это именно то, что я имею в виду. Ты не слушаешь того, что я тебе говорю. Я говорила тебе о нашем прошлом, о своих чувствах, о том, что между нами происходило, а у тебя на уме один только секс.
- Да нет, я хотел всего лишь тебя поцеловать - вот и все.
- Может, лучше помолчишь?
- Не пойми меня превратно, Касси. Я всего лишь хочу, чтобы нам было друг с другом хорошо, чтобы мы снова стали друзьями.
- Да, друзьями по постели.
- Вот ты сейчас опять за свое. - Я укоризненно покачал головой. - Сначала ты пудришь мне мозги, заставляя меня поверить в то, чего нет, а затем, когда я начинаю делать то, что считаю правильным, ты обвиняешь меня в безмозглости и черствости.
- Это я-то пудрю тебе мозги? - возмущенно воскликнула Кассандра. - Рассказывать тебе о том, что я чувствую, - это значит пудрить тебе мозги?
- Ну да, - ответил я, не раздумывая. - Хотя… нет. Но ты всегда все усложняешь. С тобой ничто никогда не бывает просто.
- А если ты засунешь свой язык мне в рот, это все упростит?
- Боже мой! - воскликнул я, поднимаясь на ноги и устремляя свой взор в небо. - Уж лучше пойти и утопиться, чем пытаться разговаривать с тобой.
- Ну так давай, топись! - Кассандра показала рукой куда-то за борт судна. - Кто-кто, а я тебя удерживать не стану.
Разозлившись так, как уже давно не злился, я резко повернулся и ушел в носовую часть судна, то есть как можно дальше от этой мексиканки.
По-видимому, с той поры, когда мы жили вместе в Барселоне, абсолютно ничего не изменилось. Несмотря на влечение, которое мы испытывали друг к другу в силу несхожести - а может, наоборот, схожести - наших характеров, мы постоянно спорили и ругались, в том числе и по поводу всякой ерунды, в результате чего наша совместная жизнь превращалась в своего рода утомительные для тела и психики "американские горки": то короткие подъемы, приводящие к приятной для обоих интимной близости и каким-то веселым похождениям, то долгие спуски, состоящие из ссор, перебранок и недопонимания.
Странным было то, что, несмотря на огромное облегчение, испытанное мною после нашего расставания, я должен был признать, что с течением времени все негативные воспоминания из моей памяти стерлись, а последние пару месяцев редок был тот день, когда я хотя бы раз не вспоминал Касси и не чувствовал, что скучаю по ней.
Понятно, что стычки вроде той, которая произошла между нами на корме этого судна, помогали мне помнить о том, почему мы уже больше не жили вместе.
10
Приблизительно в два часа дня, когда экваториальное солнце находилось прямо над нашими головами, мы покинули судно в толпе людей, пытавшихся побыстрее сойти на берег по узкому деревянному трапу вместе со своими тюками, чемоданами и детьми. Тем временем примерно такая же по величине толпа, стоявшая на берегу, уже напирала в противоположном направлении: этим людям хотелось подняться на судно как можно быстрее, чтобы занять самые лучшие места, где можно было бы повесить свои гамаки и валяться затем в них, дожидаясь, когда судно, отправившись отсюда в обратный путь, прибудет в Сантарен. К этой толпе добавились также два-три десятка торговцев с корзинами на головах - они продавали сушеную рыбу, прохладительные напитки и всякие безделушки, - а также множество голых по пояс носильщиков, громко предлагавших свои услуги всем тем, кому не хотелось самому тащить свой багаж. В общем, началась очень большая толкотня на очень маленькой и убогой речной пристани городишка Белу-Монти - последней пристани на реке Шингу, после которой эта река текла на протяжении примерно двух тысяч километров по девственной сельве. Это была самая дальняя и весьма расплывчатая граница того, что еще можно было бы назвать цивилизацией. Впрочем, если бы я знал, с чем нам предстоит столкнуться в ближайшем будущем, это захолустное место показалось бы мне настоящим раем.
У дальнего конца пристани тихонечко покачивалось на волнах наше следующее средство передвижения, привязанное канатом к деревянному причалу. Это был блестящий легкий самолет-амфибия "Цессна Караван", выкрашенный в темно-синий цвет. На обеих сторонах фюзеляжа у него виднелись большие желтые фигурные буквы "АЗС" - логотип крупной бразильской строительной компании. Как только мы направились к этому гидросамолету, таща на себе все свои вещи, его дверь открылась и из самолета, опираясь на его поплавки, вылез и спустился на землю мужчина с такой внешностью, что я невольно задумался о том, а не правильнее ли было бы все-таки поплыть вверх по течению на пирóге. Все то в человеческой внешности, что аж никак не могло ассоциироваться с образом пилота, было сконцентрировано в ста шестидесяти сантиметрах роста этого смуглого мужчины с неряшливым видом и взъерошенными усами. Я краем глаза увидел, как профессор и Кассандра с нескрываемой антипатией окинули его с головы до ног. Этому человеку в его старых стоптанных башмаках, потертых залатанных шортах и покрытой масляными пятнами футболке не хватало еще только широкополой шляпы и пары пистолетов, чтобы стать похожим на одного из ближайших приспешников Панчо Вильи.
- Boa tarde, - поприветствовал он нас хрипловатым голосом.
- Boa tarde, - ответили мы хором.
- Вы - пилот гидросамолета? - спросил я, очень надеясь на то, что он ответит на мой вопрос отрицательно.
- Eu sou Getúlio Oliveira, a sua disposição, - заявил он, протягивая мне руку и тем самым подтверждая мои опасения.
После небольшой паузы, видимо заметив, с каким выражением лица мы на него смотрим, он с легким смущением показал рукой на самого себя и сказал:
- É meu dia livre…
На то, чтобы загрузить наш багаж в самолет и объяснить пилоту, в каком именно месте реки мы хотели бы приводниться, у нас ушло менее двадцати минут. Вскоре я уже сидел рядом с пилотом и развлекался тем, что сравнивал маршрут, указываемый мне GPS-навигатором, с лежащей у меня на коленях навигационной картой, время от времени бросая взгляд через свое окошко на океан растительности, перемещающийся под нашими ногами со скоростью триста километров в час.
Во все стороны до самой линии горизонта простирались одни только джунгли. Не было видно ни одной деревни, ни одной дороги, ни хотя бы какой-нибудь поляны, на который солнечный свет мог бы достичь земли. Сельва в бассейне реки Амазонки, если смотреть на нее из самолета, мало чем отличалась от любого другого тропического леса: деревья, деревья, одни лишь деревья, сливающиеся в бесконечную монотонную зеленую массу, от лицезрения которой на душе возникало ощущение пустоты. Однако опыт пребывания в подобных местах подсказывал мне, что данное впечатление обманчиво, что под крышей из крон деревьев, скрывающей нижние ярусы растительности и землю джунглей, жизнь бурлит так, как она не бурлит ни в одном другом уголке планеты, и что тысячи видов птиц, млекопитающих, пресмыкающихся и беспозвоночных - многие из них еще даже не были изучены биологами - превратили этот регион в свое царство, куда нас никто не приглашал и где появлению людей наверняка никто не будет рад. Мне оставалось только надеяться, что неопрятный пилот, сидящий слева от меня и с невозмутимым видом управляющий самолетом, заботится о техническом состоянии этого летательного аппарата намного больше, чем он заботится о своей собственной внешности, и что нам не грозит аварийная посадка где-нибудь прямо посреди этой растительной пустыни.