И все же ему было бы легче, если бы Холодков не объяснил смысла этого ожидания. Теперь же он начал испытывать волнение, так как понимал, почему Мельников то а дело поглядывает на часы. Выйдет или не выйдет Вершкин? От того, как повернется дело, зависел весь смысл операции. И Мельников и Холодков беспокоились не меньше Донцова, но они умели держать себя в руках. А Михаил поминутно закуривал, садился на ступеньки, тотчас вставал и начинал расхаживать по площадке. Мельников наконец вынужден был сделать замечание, чтобы он вел себя поспокойнее.
Негромкий посторонний звук заставил всех троих насторожиться. Мельников отступил под прикрытие марша, ведущего на третий этаж, зна́ком приказал то же самое сделать остальным.
Дверь вершкинской квартиры чуть приоткрылась. Высунулась голова в зеленой инженерской фуражке. Глаза, затененные крутым козырьком, обшарили площадку, лестничные марши. Створка распахнулась, и на площадке появился высокий плечистый человек в сером плаще с большим коричневой кожи чемоданом. Прикрыл дверь. Щелкнул самозапирающийся английский замок. Человек сделал шаг к лестнице, и в то же мгновение Мельников в два прыжка, с необычайной для его комплекции легкостью, преодолел расстояние до площадки второго этажа. Следом сбежали Холодков и Михаил.
Вершкин от такой неожиданности уронил чемодан. Глубоко посаженные черные глаза расширились.
- Придется вернуться, гражданин Вершкин, - загородив собою лестницу, негромко сказал Мельников. Холодков быстро ощупал карманы инженера, из правого достал браунинг и маленький блестящий ключик. Отпер дверь, вошел. Мельников втолкнул туда же Вершкина, кивком велел пройти Михаилу, подхватив чемодан, вошел сам и закрыл дверь. Щелкнул английский замок. Все это произошло в течение считанных секунд.
Холодков нащупал выключатель, и в прихожей вспыхнул свет.
- Па-а... пазвольте, - придя наконец в себя, заговорил инженер, - я не понимаю... Кто вы?..
- Сядьте, - Мельников подбородком указал на колченогий облезлый стул, доживавший в прихожей свой век.
Вершкин послушно сел. Мельников показал ему удостоверение и ордер на арест и обыск.
Михаил с любопытством рассматривал эсеровского деятеля. Это был крупный, упитанный человек с розовой, тщательно выбритой физиономией. Он быстро сумел овладеть собой и, ознакомившись с документами Мельникова, даже нашел в себе силы иронически усмехнуться:
- Вы действуете незаконно, товарищи чекисты. Обыск производится в присутствии понятых.
- Для вас мы не товарищи, а граждане, прошу запомнить, - официально-сухо сказал Холодков. - Понятые будут. Что же касается обыска, то он не потребуется. Все, что нас интересует, полагаю, собрано в этом чемодане.
Инженер безразлично пожал плечами - воля, мол, ваша.
Прихожая представляла собой обширный коридор. В него выходило четыре двери. Большое, во весь рост, зеркало. Оленьи рога, вместо вешалки.
- Жена, дети дома? - спросил Мельников.
- На даче.
Глаза Мельникова сузились, в них промелькнула ирония.
- Отправили на время заварухи?
- Какой заварухи?
- Той самой, которую вы и ваши единомышленники готовили завтра в ночь.
- Не понимаю, на что изволите намекать.
Холодков взвесил на ладони отобранный браунинг.
- Каким образом очутилась в вашем кармане эта штука, тоже не понимаете?
- Да, представьте себе. Понятые не подтвердят, что пистолет изъят у меня.
- В вашей судьбе это ничего не изменит. Смягчить ее может только полная откровенность.
Вершкин засмеялся.
- Вы, гражданин, - не имею чести знать фамилию, имя, отчество, - напоминаете мне жандарма, который допрашивал меня незадолго до революции. Обожал его благородие откровенность.
- Советую вам обратить ваше сравнение на себя, - спокойно ответил Холодков, - поскольку теперь вы с его благородием заодно.
- Не хорохорьтесь, Вершкин, не советую, - вступил в разговор Мельников. - О вас мы знаем все. И даже то, что сейчас вас предупредили об аресте по телефону.
Как ни мастерски владел собою Вершкин, его смятение при упоминании о телефоне выдала проступившая на щеках едва заметная бледность.
- Ну вот, уже и побледнели, - почти ласково продолжал Мельников. - Так кто же вам звонил?
- Никто.
- Куда же вы собрались на ночь глядя, да еще с чемоданом? - Мельников приподнял с пола коричневый чемодан. - Ишь ты, словно булыжниками набит.
- Собрался на дачу. На ночной поезд.
Вершкин по-прежнему старался сохранять непринужденность тона, однако теперь это стоило ему усилий.
- Ну что же, Вершкин, - как бы заскучав от безрезультатного допроса, проговорил Мельников, - не будем вас больше беспокоить, а то вы уж нас в одну кучу с жандармами валите. - Взглянул на свои часы. - Тот, кто вас предупредил, минут через пятнадцать сам сюда заявится. Люди мы не гордые, подождем. А дверь приоткроем. А то ведь взломает он английский замочек-то... Что ни говори - вещь ценная.
Он подошел к двери, повернул вороток замка, приоткрыл створку ровно на столько, чтобы замок не защелкнулся.
- Ну-ка, товарищ Донцов, принеси из комнат еще три стульчика, а то в ногах правды нет.
Михаил принес стулья. Часть из них разместили в глубине коридора, туда же Мельников попросил пересесть и Вершкина. Инженер подчинился, не преминув заметить:
- Не понимаю, к чему весь этот спектакль?
Однако тревоги своей он уже не мог скрыть. Поминутно облизывал губы, вытирал о брюки потеющие ладони.
Михаил занял место чуть поодаль, на всякий случай преградив Вершкину путь к выходу. Холодков встал позади инженера.
Для себя Мельников поставил стул рядом с дверью, с таким расчетом, чтобы оказаться у вошедшего за спиною. Окинув по-режиссерски оценивающим, взглядом эту расстановку, начальник СОЧ сказал:
- Придется посумерничать.
И погасил свет. Немного погодя в темноте прозвучал его голос:
- Советую не рыпаться, Вершкин, и поостеречься. У того, кого мы ждем, есть прямой расчет вогнать в вас первую пулю.
- Все это похоже на провинциальный театр, - сказал Вершкин.
- Помолчите, - попросил Холодков.
Снова приходилось ждать. Теперь Михаилу все стало ясно. Мельников делал ставку на неожиданность. У человека, который сюда войдет, не останется времени для того, чтобы в новой ситуации продумать правильную линию поведения.
С площадки пробивалась сквозь щель неплотно прикрытой двери тоненькая, как игла, полоска света. Висела глухая тишина. Лишь время от времени скрипнет стул да послышится чей-то вздох.
Внизу хлопнула дверь. Михаил весь напрягся, будто перед прыжком. Сердце подкатилось к самому горлу. С лестницы донеслись шаги. Они приближались.
- Вон ихняя дверь, с медяшкой, - сказал кто-то, должно быть дворник. - Верно тебе говорил: важный барин, буржуй.
Шаги замерли на площадке.
- Не заперто! - удивился дворник. - Мал-мала поздно пришел, товарищ, - убегал твой барин.
- Посмотрим.
Михаил узнал этот голос. Кровь бурно прилила к лицу. Он испытал вдруг чувство жгучего стыда, точно увидел близкого человека голым на улице.
Дверь распахнулась - в проеме возник черный силуэт. Следом вошел дворник, низкорослый казанский татарин в тюбетейке.
Вспыхнул свет.
В то же мгновение дверь захлопнулась. Посередине прихожей стоял Воропаев. Нет, не стоял. Щелкнув выключателем, он собрался сделать шаг, но тут в поле его зрения попали Михаил, Вершкин и Холодков. И он окаменел в нелепой позе: руки растопырены, ноги расставлены и полусогнуты в коленях, будто собирался сесть. Лицо его Михаилу запомнилось на всю жизнь: белая, перекореженная откровенным ужасом маска. Он, видимо, делал попытку улыбнуться, но судорога превратила улыбку в собачий оскал. Щегольские усики казались приклеенными ради смеха.
Из-за плеча Воропаева обалдело хлопал глазами дворник; губы его беззвучно шевелились.
- Не ожидали, Воропаев? - Голос Мельникова за спиною будто спустил внутри Воропаева пружину. Прыгнул к двери, локтем легко, точно котенка, отшвырнул дворника.
- Уй! - дворник мешком грохнулся на пол. Воропаев рванул дверь на себя - безуспешно, ее держал английский замок.
Лапнул кобуру. Мельников повис у него на спине, пытаясь завернуть руки. Неожиданно сильным рывком Воропаев вывернулся из его объятий. И тогда головой вперед бросился Михаил. Запнулся о дворника, падая, успел схватить Воропаева за ноги. Неожиданный и сильный толчок бросил предателя на пол. Изо всех сил Михаил прижимал к себе пахнущие гуталином сапоги. Слышалось тяжелое дыхание борющихся. Дважды коленка Воропаева ткнулась ему в подбородок. Боли не чувствовал. Главное - не выпустить ноги. Наконец Воропаев перестал дергаться, обмяк. Михаил вылез из-под ног, приподнялся. Воропаев лежал лицом вниз. Мельников, стоя на коленях, бечевкой опутывал его заломленные за спину руки.
Повел на Донцова бешено-веселым глазом.
- Ну как? Живот болит?
- Нет, - серьезно ответил Михаил.
Встал, потрогал подбородок - больно. Дворник сидел на полу и затравленно озирался по сторонам. Должно быть, он мечтал об одном: как бы выбраться живым из квартиры "важного барина".
Холодков оставался на прежнем месте, позади Вершкина. Инженер скрючился на стуле, спрятав в ладонях лицо. Казалось, беззвучно плакал.
- Помоги, товарищ Донцов, поставить на ноги этого бугая, - попросил Мельников.
Михаил нерешительно покосился на лежащего Воропаева. От мысли, что он должен дотронуться до этого человека, почувствовал гадливость, будто от вида раздавленной крысы, и захотелось спрятать руки в карманы.
- Ну, чего стоишь? Взялись, - настойчиво сказал Мельников.