- Господа,- начал Шмелев,- не имея возможности состязаться с моими предшественниками в ораторском искусстве, я постараюсь компенсировать это краткостью. Как ни прекрасно все то, что здесь упоминалось,- море, отель, овцы, деньги, яства, даже освоение космоса, все же был, есть и будет самым прекрасным на нашей земле - человек! И не только на земле, в космосе, между прочим, тоже. Помимо других наших дел, мы антропологи, стараемся проследить его историю с самых дальних времен, в том числе найти того, кого мы могли бы назвать Первым человеком. Он, наверное, был не очень красив и, наверняка неважно одет. Он не умел произносить речей, изящно обращаться с ножом и вилкой. Словом, ему нечем было особо похвастаться. Кроме одного. Кроме того, что он был первым. Потому что не будь его - не было бы ни нас с вами, ни нашей цивилизации. Вот за первого человека, за Человека вообще - потому что, как сказал один наш очень мудрый писатель: "Человек - это звучит гордо!" - я и провозглашаю свой тост.
* * *
Банкет затянулся за полночь. Назавтра предстояло отплытие. Все же Озеров не пошел сразу спать, а вместе с помощником комиссара по туризму и группой ассистентов отправился на экскурсию в казино Монте-Карло.
Перед входом в игорный дом был разбит сквер. Аромат роз здесь был таким сильным, что у Озерова перехватило дыхание, Невидимые лампы подсвечивали цветы, зелень кустов, газон.
Повсюду стояли машины. Их было очень много, и ни одной маленькой, ни одной дешевой. Роскошные "кадиллаки" с непроницаемыми для пуль стеклами, старомодные "роллс-ройсы", "ягуары", могучие, широкие, как танк, "мерседесы", высокомерно, словно подражая своим хозяевам, поблескивали зашторенными окнами.
Самое знаменитое в мире казино ныне потеряло слегка свой блеск. Такие игорные комбинаты, как Рино или Лас-Вегас, давно превзошли его доходы. Однако, по части исторических традиций, Монако продолжало держать пальму первенства. Настоящий, даже не очень крупный международный игрок, мог не бывать в Рино, в Остенде, даже в Ницце, но не побывать в Монте-Карло считалось неприличным.
У сводчатого входа "экскурсантов", как мысленно окрестил их группу Озеров, встретили вежливые, величественные швейцары. Они были многочисленны, отнюдь не стары, и можно было легко себе представить, что под роскошными ливреями у них спрятаны автоматы и крупнокалиберные пистолеты.
Выяснилось, что игрокам следует заполнять какие-то анкеты. К "экскурсантам", тем более сопровождаемым помощником комиссара по туризму, эти формальности не относились.
Миновали несколько залов, игравших ту же роль, что и бар при ресторане,- возбуждать аппетит. Здесь у небольших игорных автоматов толпились игроки победней или поскромней, а также те, кто пришел сюда впервые. Потолкавшись здесь часок и войдя во вкус, они перекочевывали в большие залы.
Когда Озеров вошел в зал, его охватило такое чувство, словно он попал в плохой театр. Кругом были декорации, а вокруг столов собрались статисты, загримированные, облаченные в пропахшие нафталином костюмы. Просто не верилось, что такое бывает в жизни.
Не могла быть в жизни та вон старуха. На ее густо нарумяненных щеках пролегли глубокие борозды, покрытые обильным потом; искусственные ресницы, напоминавшие елки с детских рисунков, порой прикрывали глаза, и тогда не оставалось сомнения, что старуха - труп. Но вот елки-ресницы с трудом поднимались вверх, и возникали глаза с таким выражением алчности, отчаяния при неудаче или животной радости при удаче, что становилось не по себе. Или тот старик, словно сошедший со страниц "Рокамболя". У него были тонкие руки с длинными скрюченными синими пальцами и еще более длинными желтыми ногтями. Эти руки никогда не знали труда.
Озеров осмотрелся. Нет, в этом зале не было людей - только Манекены, только маски: холодные, безразличные или, наоборот, с пылающими, будто угли, глазами; неподвижные, застывшие или же беспрестанно дергающиеся фигуры.
И хотя работали мощные вентиляторы, воздух был тяжелым. В нем смешались запахи сигарного дыма, духов, пота, алкоголя, нездорового дыхания. Это был запах страстей, запах игры.
Тишину нарушали негромкие выкрики крупье: "Делайте вашу игру, господа! Игра сделана!..", щелканье костяного шарика и легкое гуденье вращающегося колеса. Официанты в белых смокингах пробегали с подносами, на которых чудом держались бутылки и бокалы; широкоплечие мужчины ощупывали взглядами посетителей, никогда не вынимая руки из правого кармана пиджака...
- Ну и ну...- Озеров не мог скрыть изумления.- Честное слово,- обратился он к попутчикам,- не думал, что такое существует. Мне все хочется ущипнуть себя и проверить, не сон ли это.
Помощник комиссара, видимо, понял слова Озерова по-своему. Он просиял.
- А? Правда? Нигде в мире вы не увидите подобного,- воскликнул он с гордостью.
- Это уж точно,- проворчал один из "экскурсантов".- Таких и в музее восковых фигур не увидишь.
Но помощник комиссара был слишком увлечен, чтоб обратить внимание на столь непочтительное замечание.
- ...Посмотрите,- продолжал он восхищенно,- на ту пожилую даму,- и он указал на старуху, привлекшую внимание Озерова.- Это русская княгиня Ростопчина. Она играет здесь уже шестьдесят лет. Молодой девушкой приехала она сюда, когда ее муж был на русско-японском фронте. Мужа убили. Война кончилась. Началась другая - мировая война. Кончилась и она. В России произошла революция. Еще одна война - вторая мировая. И та кончилась... А она все играет. Все свои несметные богатства она давно перевела в швейцарские банки, и вот все играет, то проигрывает, то выигрывает, все играет... Спросите ее, что происходит в мире? Что - в России? Да вообще, спросите, откуда она? Уверен, не ответит... А? Здорово? Где еще вы можете увидеть подобное?
- Послушайте,- перебил его американский журналист Брегг,- а нельзя нам сыграть? Чуть-чуть, одну ставочку. Пожалуйста...
- Нет, господа,- помощник комиссара замахал руками.- Нет! Нет! Не просите! Я обещал вашим шефам. Нет, нет!
- Послушайте,- настаивал Брегг,- нельзя не прийти сюда и не сыграть. Впечатление неполное. Вы просто обязаны нам это устроить.
- Нет, нет. Не знаю,- начал сдаваться помощник комиссара,- у вас не заполнена анкета. И потом я обещал...
- Пустяки! - воскликнул американец.- Сейчас я все устрою.- И побежал к выходу.
- А вы...- помощник комиссара неуверенно посмотрел на Озерова.
- Не беспокойтесь,- сказал Озеров,- мне и зрительных впечатлений достаточно.
Брегг вскоре вернулся с торжествующим видом и уселся за один из рулеточных столов. Остальные походили еще с полчаса по залу, слушая объяснения гида, показывавшего им то на знаменитого неудачника, который уже трижды пытался покончить с собой, то на не менее знаменитого игрока, выигравшего один раз семь миллионов, другой раз - двенадцать. А там вон сидит известный гангстер, а здесь - кинозвезда, а тут - миллиардер.
У Озерова начало рябить в глазах от ярких красок, от духоты, от назойливой болтовни гида. Казалось, что вот-вот прозвенит звонок, и все эти княгини, гангстеры и миллиардеры скинут костюмы, напялят свою повседневную одежонку и, попрощавшись с капельдинерами, разойдутся по домам, ворча по дороге, что старость вот одолевает, что цены растут, а жалованье - нет, что зритель привередливый пошел и что вообще скоро театришко закроют, и тогда совсем будет плохо.
В отель экскурсанты вернулись часа в три ночи. Но здесь никто не спал. Подъезжали и отъезжали машины, мужчины в смокингах, с утомленными, испитыми лицами, женщины с застывшими улыбками, в вечерних платьях, входили и выходили. В ресторане не умолкал оркестр, из подвала, где размещалось кабаре, слышался надрывный цыганский романс на английском языке с американским акцентом.
У дверей возникла какая-то суета. Там на мгновенье появился худой, плохо одетый парень. Он что-то возмущенно объяснял швейцарам, указывая на группу молодежи, со смехом скрывшуюся в дверях ресторана. Швейцары грубо вытолкали парня вон.
Спать не хотелось. Было слишком много впечатлений. Озеров прошел мимо густых зарослей магнолий и спустился к пляжу. Волны с глухим рокотом набегали на берег. Звезд не было, море и горизонт сливались в сплошную черноту, и только белая пена колыхалась неровной полосой близ берега.
Вот он, капиталистический рай, думал Озеров. Одни едва зарабатывают на хлеб, откладывая по грошу, чтобы поехать в страну, где, говорят, есть работа, а другие за игорными столами просаживают столько, сколько иной не заработает за всю жизнь.
Озеров впервые приехал за границу. Главное, что бросилось ему здесь в глаза,- неравенство людей. Конечно, он достаточно знал об этом из книг. Но одно дело - читать, другое - видеть. И у нас не все живут одинаково. Все же, когда у одного нет денег на трамвайный билет, а у другого - двадцать машин, когда один спит под забором, а у другого - виллы, в иных из них он живет день-два в году... Вот она политэкономия капитализма! Много способов тратить деньги придумали богачи. Казино - лишь один из них.
Пляж кончился. Озеров поднялся снова на набережную и пошел по освещенной фонарями аллее, вдоль которой мчались машины. Они быстро надвигались желтыми, не слепящими фарами и, прошелестев, исчезали вдали, мигая рубиновыми огоньками стоп-сигналов.
В отеле Озеров взял у швейцара ключ и направился к лифту.
Весь в пуговицах и позументах четырнадцатилетний бой почтительно закрыл дверь огромного, величественного лифта, и кабина медленно поползла вверх.
Высокий, изысканно одетый мужчина с грубым жестким лицом, притаившийся за колонной, повернулся к стоявшей рядом с ним женщине и сказал:
- Ясно?
- Ясно, Сергей,- тихо ответила женщина.