Согласно мирному договору, шведский король уступал: "…за себя и своих потомков и наследников свейского престола и королевство Свейское Его Царскому Величеству и Его потомкам и наследникам Российского государства в совершенное и непрекословное вечное владение и собственность в сей войне, чрез Его Царского Величества оружие от короны свейской завоеванные провинции: Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии с дистриктом Выборгского лена, который ниже сего в артикуле разграничения означен, и описан с городами и крепостями: Ригою, Дюнаминдом, Пернавою, Ревелем, Дерптом, Нарвою, Выборгом, Кексгольмом, и всеми прочими к помянутым провинциям надлежащими городами, крепостями, гавенями, местами, дистриктами, берегами с островами: Эзель, Даго и Меном и всеми другими от Курляндской границы по Лифляндским, Эстляндским и Ингерманландским берегам и на стороне оста от Ревеля в фарвате и Выборгу на стороне зюйда и оста лежащими островами со всеми так на сих островах, как в вышепомянутых провинциях, городах и местах обретающимися жителями и поселениями…"
От нас Швеции возвращалась Финляндия, кроме этого ей предоставлялось право ежегодно "на вечные времена" закупать хлеб на 50 тысяч рублей в Риге и Ревеле и беспошлинно вывозить это зерно в Швецию. Предусматривался обмен пленными, амнистия "преступникам и перебежчикам", кроме подельников изменника гетмана Мазепы.
Условия Ништадтского мира полностью отвечали интересам России, которая возвратила себе берега Балтийского моря.
Петра Алексеевича известие о подписании долгожданного мира застало на переходе с отрядом судов в Выборг.
– В том, что мир заключен на второй день после праздника Сретения Владимирской иконы Божией Матери в память о спасении Москвы от полчищ тамерлановых, вижу я руку Провидения! – сказал Петр, получив известие о подписании мирных параграфов. – Мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают.
– Никогда наша Россия такого выгодного мира еще не получала! – радовались бывшие рядом с ним офицеры.
Обратившись, к стоявшему рядом генеральс-адъютанту Зиновию Мишукову, Петр приказал:
– Изготовить к плаванию бригантину, на коей я немедля отправлюсь в Петербург.
* * *
Следующим утром бригантина уже входила в Неву. Надев парадный мундир, царь встал у бушприта.
– Трубачам трубить, из пушек салютовать! – велел он.
Едва же грохнул первый залп, Петр обнажил голову.
Хлесткий ветер развевал черно-желтый штандарт над головой царя. На штандарте двуглавый орел крепко сжимал в своих лапах и клювах карты морей: Белого и Каспийского, Азовского и Балтийского.
Скрестив руки на груди, Петр молча смотрел на пенные гребни волн, думая о чем-то своем. О чем? Может, о том долгом и многотрудном пути, который пришлось ему пройти вместе со всей Россией на пути к сегодняшнему триумфу, может, о друзьях-соратниках, не доживших до этого светлого дня…
– Ваше величество, разрешите епанчу накинуть, вон ведь какой ветрище! – подошел к нему заботливый Мишуков.
– Лишне! – отмахнулся царь. – Сей ветер – есть ветер нашей победы, и негоже в столь славный для нас час от него прятаться!
Вдоль петербургской набережной уже сбегался народ. Еще бы! По Неве плывет бригантина, с которой непрерывно палят из всех пушек, над судном царский штандарт, а сам царь стоит на носу и машет всем своей шляпой.
– Никак что-то важное приключилось! – переговаривались петербуржцы.
– Неужто снова напал на нас ктой-то! – запричитала какая-то баба, но ее вмиг приструнили.
– Цыть ты, дура неотесанная! Иль не видишь, что государь Петр Ляксеич приплыл с известием радостным, оттого и палит салютами, да в трубы трубит!
Высадившись на пристань, Петр направился на Троицкую площадь, где уже толпился столичный люд.
Стоявшая там Троицкая церковь была в ту пору главным собором столицы. Именно там в присутствии царя проходили все торжественные государственные богослужения. С крыльца Троицкой церкви объявлялись царские указы, именно там проходили и торжественные молебны в честь полтавской, гангутской и гренгамской викторий.
Митрополит Стефан Яворский приветствовал царя:
– Вниди, победитель и миротворец!
Сначала зачитали трактат. После этого началось благодарственное молебствование в честь заключенного мира. Вслед за тем канцлер Головкин проговорил государю речь, после которой все бывшие тут сенаторы воскликнули:
– Виват, виват, Петр Великий, отец отечествия, император Всероссийский!
Гремел салют из Петропавловской крепости, палили из Адмиралтейства, со стоявших на Неве судов, стреляли в воздух из ружей солдаты всех бывших в тот момент в Петербурге двадцати трех полков.
Петр говорил:
– Зело желаю, чтоб наш весь народ прямо узнал, что Господь прошедшею войною и заключением мира нам сделал. Надлежит Бога всей крепостью благодарить; однако, надеясь на мир, не ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархией греческой. Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который нам Бог кладет перед очами как внутрь, так и вовне, отчего облегчен будет народ.
Затем радостный Петр, окруженный сановниками, вышел на площадь, взошел на устроенное возвышение и обратился к народу:
– Здравствуйте и благодарите Бога, православные, что за толикою долговременную войну, которая продолжалась двадцать один год, оную всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швецией вечный мир!
Восторженные клики народа и пушечная пальба были ответом Петру. Люди обнимались и целовались. Многие плакали от столь радостной и выстраданной ими всеми вести.
– Мин херц, готовить ли к ночи праздничный фейерверк? – обратился к Петру столичный генерал-губернатор Александр Меншиков.
– И фейерверк готовить и все прочее, что великому празднику соответствовать должно, – кивнул в ответ царь.
А на площадь уже выкатывали бочки с вином…
– Везде чинить благодарственные молебны, гулянья, карнавалы и машкерады, делать фейерверки, палить из всех пушек, а дома и улицы украшать. Нынче на Руси веселие великое!
Торжественный праздничный обед устроен был в здании сената, приглашенных было до тысячи персон. По окончании стола был бал, продолжавшийся до ночи, а ночью – фейерверк, изображавший храм Януса, из которого появился бог Янус с лавровым венком и масличной ветвью. Петропавловская крепость палила тысячью выстрелами. Нева была иллюминована потешными огнями. Царский пир окончился в три часа ночи "обношением всех гостей преизрядным токайским". Одновременно для простого народа были устроены два фонтана, из которых лилось белое и красное вино.
* * *
В течение нескольких дней в Петербурге шли карнавальные шествия, сопровождавшиеся пальбой из пушек Петропавловской крепости и фейерверком. Несколько дней гуляла и Москва. Гуляли на острове Котлине, гуляли в завоеванных прибалтийских городах, гуляли по всей России.
В честь славной виктории над шведами Петр распорядился выбить знаменательные слова: "Конец сей войны таким миром получен не чем иным, токмо флотом, ибо землю никаким образом достигнуть было невозможно, ради положения места…"
Историк Н. И. Костомаров писал: "Царь устроил шумный маскарад, на который приглашено было более пятисот особ обоего пола. Сам царь со своей семьей участвовал в этом маскараде и был одет голландским матросом-барабанщиком, а Екатерина (супруга Пера I. – В. Ш.) была одета голландской крестьянкой с корзиной в руке".
– Позади остались годы тяжкого труда, а потому пришло время воздать должное всем, кто приближал сей мирный день! – заявил Петр и пожаловал наградами многих своих соратников.
– На нас пролился дождь чинов и злата! – говорили в те дни царские сановники, и в тех словах не было преувеличения.
Среди награжденных были верный Александр Меншиков и командир Котлинской эскадры Петр Сиверс, получившие чин вице-адмирала. Первым чин контр-адмирала из русских капитанов получил и герой Эзеля Наум Сенявин…
Простив за досадную потерю линейного корабля "Рига" в 1713 году вице-адмирала Корнелия Крюйса, царь даровал его чином полного российского адмирала. Узнав и о своем прощении и о столь высокой награде, старик плакал…
Расписав награды соратникам, Петр задумался в отношении генерал-адмирала Апраксина. Как ни крутил, а у Федора Матвеевича уже было все, что только можно придумать – и чин наивысший и звезды Андреевская да Александровская, ну а о богатстве и говорить не приходилось.
– Вот ведь закавыка какая, – чесал Петр затылок. – Никак в толк не возьму, как мне Матвеича-то наградить, ведь все, почитай, уже повыслужил?
После изрядных раздумий царь все же нашел награду, достойную верного соратника, присвоив Апраксину исключительную честь носить в море особый кайзер-флаг.
Впрочем, как это часто бывает, кто-то посчитал себя обойденным. Среди таких оказался и протеже Крюйса, капитан 2‑го ранга Витус Беринг, с обиды подавший в отставку… Впрочем, как мы знаем, звездный час Витуса Беринга будет еще впереди.
Не обошли вниманием и самого Петра. "Генерал-адмирал, все флагманы и министры просили государя, во знак всех понесенных его величеством в сей войне трудов, принять чин адмирала красного флага, что государь с удовольствием и принял", – гласит хроника тех дней.
Очевидцы свидетельствуют, что, получив чин адмирала, нетерпеливый Петр тотчас поспешил на стоявшую у берега галеру, на которой по прибытии его сразу же подняли флаг полного адмирала. Поднятие флага сопровождалось орудийным салютом. Думается, что это были одни из самых счастливых мгновений в жизни Петра.