Глава 2
Виндзорский замок, Рождество 1472–1473
Эдуард всегда любил рождественские праздники, и в этом году он отмечает их с особой пышностью. Вернувшись вместе с Ричардом ко двору, я участвую в развлечениях всех двенадцати дней. Каждый день приносит новые увеселения и новые маски. За каждым ужином исполняются новые песни, нас развлекают трубадуры, актеры и жонглеры всех мастей. Каждый день тр а влю медведей сменяет охота на берегах холодных болот. Не считаясь с расходами, король устраивает даже трехдневный рыцарский турнир, где каждый дворянин королевства поднимает свой штандарт. Брат королевы Энтони Вудвилл объявляет битву поэтов, где каждый из них должен прочитать свой куплет; все встают в круг, и каждый, кто не может подыскать рифму, делает шаг назад, пока в центре зала не остаются только двое; один из них - Энтони Вудвилл, и вот он выигрывает. Я вижу гордую улыбку его сестры: он всегда побеждает. В одном из дворов, затопленных по этому случаю, организуют представление морского боя, а однажды ночью мы смотрим танец с факелами в лесу.
Мой муж Ричард всегда рядом со своим братом. Он один из членов ближнего круга: товарищи, бежавшие с Эдуардом из Англии и вернувшиеся с триумфом. Он, Уильям Гастингс и Энтони Вудвилл, брат королевы, истинные друзья короля и братья по крови на всю жизнь; они никогда не забудут ту дикую скачку, когда им казалось, что мой отец гонится за ними; не забудут плаванье, когда они с тревогой вглядывались с кормы маленькой рыбацкой лодки на огни кораблей, следующих за ними. Когда они вспоминают, как блуждали на лошадях по темным дорогам, отчаявшись найти Линн и не зная, найдется ли там лодка, которую они могли бы нанять или украсть; когда они хохочут, рассказывая, что карманы их были пусты, и королю пришлось расплатиться с лодочником своим меховым плащом, а затем идти пешком до ближайшего городка, Джордж переминается с ноги на ногу, надеясь, что разговор примет другой оборот. В ту ночь Джордж был врагом, хотя предполагается, что теперь все они стали друзьями. Я думаю, что люди, которые брели в темноте по ночной дороге и в страхе оглядывались, прислушиваясь к стуку копыт в ожидании погони, никогда не забудут, что Джордж в ту ночь был их врагом, что он продал своего брата и семью, предал собственный Дом в надежде захватить трон. Забыв старые обиды, дружески улыбаясь, они знают, что в ту ночь были добычей для охотников, и что Джордж убил бы их, если бы настиг. Они сознают свой путь в этом мире: быть убитым или убивать, даже если это твой брат, или король, или старый друг.
Каждый раз, когда они заговаривают о тех временах, я вспоминаю, что именно мой отец был их главным врагом, в страхе перед которым ковалось их товарищество, их добрый опекун и наставник, вдруг в одночасье ставший смертельной опасностью. Он разбил их и выкинул из королевства - они вынуждены были бороться с ним. Иногда, думая о своем возвышении, а затем поражении, я чувствую себя при этом дворе такой же чужой, как рядом со своей первой свекровью Маргаритой Анжу, заключенной ими в лондонском Тауэре.
Я точно знаю, что королева никогда не забывает своих врагов. Я подозреваю, что она до сих пор считает нас своими врагами. По просьбе мужа она встретила нас с Изабель с прохладной вежливостью и предложила места при себе. Но ее улыбка, когда она видит, что мы обе сидим рядом друг с другом в каменном молчании, или когда Эдуард призывает Джорджа вспомнить бой, а потом запинается, потому что в тот день Джордж был на другой стороне, показывают мне, что королева никогда не забывает своих врагов и никогда не прощает их.
Я имею право отклонить предложение королевы, так как Ричард сообщает мне, что большую часть времени мы будем жить на Севере. Моя доля наследства наконец передана ему. Джордж забирает другую половину, и Ричард хочет принять управление обширными северными землями, чтобы заниматься ими лично. Он хочет заменить моего отца на Севере и подружиться с моими родичами Невиллами. Они будут расположены к нему из-за моего имени и любви к моему отцу. Если он будет относиться к северянам хорошо, честно и открыто, как требует их гордость, он станет на Севере Англии независимым князем, и мы превратим наши замки в Шериф Хаттоне и Миддлхэме, а так же дома в Йоркшире в настоящие дворцы. Я принесла ему в приданое красивый замок Барнард в Дареме, и он обещает, что мы будем жить за могучими стенами, которые возвышаются над рекой Тис и Пеннинскими горами. Город Йорк, который носит имя его семьи и всегда был для него домом, станет нашей столицей. Мы принесем величие и богатство на Север Англии людям, которые готовы любить Ричарда за то, что он принц Дома Йорков, и которые уже любят меня, потому что я Невилл.
Эдуард поощряет его замысел. Он искал человека, который защитит границы Англии против шотландцев и сохранит мир на Севере, и нет никого, кому бы он доверял больше, чем младшему брату.
Но у меня есть еще одна причина отказаться от приглашения жить при дворе, самая лучшая из причин. Я делаю реверанс королеве и говорю:
- Ваша светлость, извините меня, но я…
Она кивает головой.
- Конечно. Я понимаю.
- Понимаете? - мне сразу приходит в голову мысль, что она увидела наш разговор в колдовском зеркале, и я не могу сдержать дрожь.
- Леди Анна, я же не дурочка, - говорит она спокойно. - У меня самой было семь младенцев, и я вижу, когда женщина не может проглотить свой завтрак, но при этом толстеет, как хлеб в печи. Мне было интересно, когда вы захотите сообщить мне. Ваш муж уже знает?
Я чувствую, что все еще задыхаюсь от страха перед ее всеведением.
- Да.
- И он очень доволен?
- Да, Ваша светлость.
- Он будет надеяться на мальчика, для такого большого наследства ему нужен граф, - удовлетворенно говорит она. - Это будет благословением для вас обоих.
- Но если родится девочка, я надеюсь, вы станете крестной матерью?
Я должна попросить ее об этом, ведь она королева и моя сестра, а она должна согласиться. Я не чувствую ни малейшей искры любви к ней, и не думаю, что она искренне благословит меня и моего ребенка, но я удивляюсь выражению доброты на ее лице, когда она кивает:
- Я была бы рада.
Я поворачиваюсь так, чтобы ее фрейлины могли слышать меня. Среди них, склонившись над шитьем, сидит моя сестра. Изабель старательно делает вид, будто она не слышала ни слова из нашего разговора, но я уверена, что она жаждет поговорить со мной. Я не могу поверить, что Изабель останется равнодушной при новости о моем первом ребенке.
- Если у меня родится девочка, я назову ее Элизабет Изабель, - я сама слышу, как спокойно и ясно звучит мой голос.
Голова моей сестры поворачивается к окну, она смотрит на снежные вихри, делая вид, что совершенно безразлична. Но, услышав свое имя, она оглядывается.
- Элизабет Изабель? - повторяет она.
Впервые она заговаривает со мной, с тех пор, как я явилась ко двору в качестве самозваной невесты.
- Да, - смело отвечаю я.
Она приподнимается со своего места, а затем садится обратно.
- Ты назовешь свою дочь Изабель?
- Да.
Я вижу, как меняется ее лицо; наконец она встает и идет ко мне от королевы и ее дам.
- Ты назовешь ее в мою честь?
- Да, - говорю я просто. - Ты будешь ее тетей и, надеюсь, будешь любить ее и заботиться о ней. И… - я не решаюсь продолжить. Конечно, Изабель лучше всех в мире знает, как я должна бояться родов. - Если со мной что-нибудь случится, я надеюсь, ты вырастишь ее, как собственное дитя, и… расскажешь о нашем отце, Иззи… обо всем, что произошло. О нас… и как все пошло не так…
Изабель на мгновение отворачивает лицо, пытаясь сдержать слезы, но потом она раскрывает объятия, и мы бросаемся друг к другу, смеясь и плача одновременно.
- Ох, Иззи, - шепчу я. - Я так не хотела воевать с тобой.
- Извини, Энни, мне так жаль. Я не должна была так себя вести, я не знала, что мне делать, все произошло так быстро. Мы должны были получить целое состояние… так сказал Джордж… и потом ты убежала…
- Мне тоже очень жаль, - говорю я. - Я знаю, что ты не могла идти против своего мужа. Теперь я лучше понимаю тебя.
Она кивает, но не хочет говорить о Джордже. Жена обязана повиноваться мужу, она обещала ему это в день свадьбы перед Богом; муж может распоряжаться ею, как угодно, ему на это дал право священник и весь мир. Изабель принадлежит Джорджу так же, как его слуги и лошади. Я тоже обещала повиноваться Ричарду, как своему господину наравне с последней кухаркой. Женщина слушается мужа, как холоп своего сюзерена - таков закон людской и Божий. Даже если она считает, что он не прав. Даже если она уверена, что он не прав.
Изабель осторожно кладет руку туда, где мой живот затвердел и увеличился под пышными складками платья. Я понимаю ее, и не убираю ее ладонь.
- Энни, он уже такой большой! Как ты себя чувствуешь?
- Сначала была немного больна, но теперь все хорошо.
- Не могу поверить, что ты мне сразу не сказала!
- Я хотела, - признаюсь я. - Действительно, хотела, но не знала, как начать.
Мы отходим в сторону.
- Ты боишься? - тихо спрашивает она.
- Немного, - я вижу, как темнеет ее взгляд. - Очень, - признаюсь я.
Мы обе молчим, вспоминая как штормовые волны бросали наш корабль из стороны в сторону; как мама кричала, что я должна вытащить ребенка из нее; ужас, который я ощутила, нащупав внутри нее крошечное тельце. Это ощущение настолько явственное, что я цепляюсь за стену, чтобы устоять на ногах, словно под новым ударом волны. Она берет мои руки в свои, как тогда, когда мы только-только вышли на берег, и я рассказала ей о маленьком гробе, который наша мать опустила в море.