* * *
Это не последний семейный визит нынешней осенью, потому что я должна еще встретиться с грозной матерью Ричарда, герцогиней Сесили. Мы едем к ней домой в Фотерингей, отправившись в путь по Старой северной дороге ясным солнечным днем. Она ни в чем не ограничена, но удалена от двора; ненависть к невестке-королеве привела к тому, что герцогиня не может присутствовать на больших придворных празднествах, а восстав вместе с Джорджем против короля, она потеряла последние крупицы любви своего сына Эдуарда. Все, по возможности, соблюдают приличия: она по-прежнему наезжает в свой лондонский дом и время от времени бывает при дворе, но воля королевы неизменна. Герцогиня Сесилия нежеланный гость; Фотерингей частично отремонтирован и отдан ей в качестве дома. Я беззаботно еду рядом с Ричардом, пока он не говорит, искоса глядя на меня:
- Ты знаешь, что мы едем через Барнет? Битва произошла прямо на дороге.
Конечно, я это знала, но я не догадывалась, что мы проедем прямо по тому месту, где умер мой отец, где Ричард, сражаясь вместе со своим братом, преодолел ужасные трудности, вышел из тумана навстречу армии моего отца и убил его. Это то самое поле битвы, где верный Миднайт принес последнюю великую жертву своему хозяину: опустил черную голову и принял меч в свое большое сердце, чтобы показать людям, что его хозяин не отступит и не сдастся.
- Мы можем объехать, - говорит Ричард, видя мое лицо.
Он дает приказ охране, они открывают для нас ворота, и мы покидаем дорогу, чтобы миновать поле боя сначала через пастбище, потом по овсяной стерне, а затем вернуться на Старую дорогу с северной стороны деревни. Каждый шаг моего коня заставляет меня дрожать от мысли, что он ступает по костям, и я думаю о моем предательстве, потому что еду рядом с мужем, врагом, который убил моего отца.
- Там маленькая часовня, - показывает Ричард. - Эта битва не забыта. Он не забыт. Мы с Эдуардом заказываем мессы по его душе.
- Правда? - говорю я. - Я не знала.
Я не могу говорить, раздираемая чувством вины от того, что породнилась с Домом, который мой отец считал своим врагом.
- Я тоже любил его, ты знаешь, - тихо говорит Ричард. - Он растил меня, как растил всех своих подопечных, словно мы для него больше, чем мальчики, за которых он получает плату. Он был хорошим опекуном для всех нас. Мы с Эдуардом видели в нем нашего вождя, нашего старшего брата. Мы ничего бы не добились без него.
Я киваю. Я не говорю, что мой отец отвернулся от Эдуарда из-за королевы, из-за жадности ее семьи и их дурных советов. Если бы Эдуард не женился на ней… если бы он никогда с ней не встретился… если бы он не попробовал колдовского любовного напитка ее матери… Но об этом можно сожалеть всю жизнь.
- Он тоже любил тебя, - вот все, что я говорю. - И Эдуарда.
Ричард качает головой, как и я, понимая, на ком лежала вина. До сих пор лежит. На жене Эдуарда.
- Это наша общая беда, - говорит он.
Я киваю, и мы до самого Фотерингея едем молча.
Замок Фотерингей, Нортгемптоншир, осень 1472
Замок, где родился Ричард, дом его семьи, находится в плачевном состоянии с самого начала войны и до сих пор, потому что Йорки могли тратить деньги только на укрепление замков, которые служили центрами восстания против спящего короля и злой королевы. Ричард хмурится, глядя на крепостную стену, опасно накренившуюся надо рвом, и всматриваясь в крышу замка, усеянную неопрятными грачиными гнездами.
Герцогиня встречает меня тепло, хотя уже в третий раз получает невестку в результате тайного брака.
- Я всегда хотела, чтобы Ричард женился на тебе, - заверяет она меня. - Мы с твоей матерью обсуждали это, должно быть, дюжину раз. Вот почему я была так рада, когда Ричарда отдали под опеку твоего отца, я хотела, чтобы вы познакомились друг с другом. Я всегда надеялась, что ты станешь моей невесткой.
Она приветствует нас в небольшом зале, после пожара обшитом деревянными панелями, с тремя огромными столами, установленными для ужина: один для слуг, второй для служанок, и третий стол для знати.
- Я не пытаюсь конкурировать с ее двором. Со всякими бургундскими модами, - сварливо говорит герцогиня Сесилия, - И всяческими излишествами.
- Мой брат король посылает вам свои наилучшие пожелания, - вежливо говорит Ричард.
Он становится на колени перед матерью, и она кладет руку ему на голову для благословения.
- А как себя чувствует Джордж? - она сразу спрашивает о своем любимчике.
Ричард подмигивает мне. Открытое предпочтение, которое мать оказывает Джорджу, было темой для шуток в семье, но только до того момента, пока она не поддержала Джорджа в его претензиях на престол. Это оказалось слишком даже для снисходительной любви короля.
- С ним все в порядке, хотя мы все еще пытаемся договориться по вопросу приданого наших жен, - отвечает Ричард.
- Очень плохо, - она качает головой. - Нельзя разделять большие уделы. Ты должен заключить с ним договор, Ричард. В конце концов, ты же младший сын. Ты должен уступить своему брату Джорджу.
Похоже, ее материнская любовь не имеет границ.
- Я поступлю по своему разумению, - сухо говорит Ричард. - Мы с Джорджем должны еще разделить земли Уорика. Я был бы плохим мужем для Анны, если бы позволил пустить по ветру ее достояние.
- Лучше быть бедным мужем, чем плохим братом, - говорит она важно. - Посмотри на своего брата Эдуарда, он даже пикнуть не смеет под кошачьей лапой своей жены и каждый день предает свою семью.
- Эдуард всегда был для меня хорошим другом, - напоминает Ричард. - И хорошим братом.
- Боюсь, это не его решение, - возражает она. - Это она так захотела. Дождитесь, пока ваши интересы не пойдут вразрез с ее амбициями, а потом увидите, чьи советы примет Эдуард. Она его погубит.
- Я молюсь, чтобы ничего подобного не случилось, - отвечает Ричард, - Не пора ли нам ужинать, Леди Мать?
* * *
Любимый конек герцогини Сесилии: разорение семьи из-за происков Элизабет Вудвилл, и она не слезает с него все время нашего визита. Хотя Ричард заглушает мать так часто и вежливо, как только может, ее красноречие прорывает плотину лояльности. Все видят, как нагло королева добивается своего и заставляет Эдуарда посадить ее друзей и родственников на места, принадлежащие другим людям; она использует право королевских сборов шире, чем любая королева до нее, и содержит своих братьев и сестер. Ричард не может и слова сказать поперек своему брату королю, но в Фотерингее никто не любит Элизабет Вудвилл, и та сияющая красотой молодая женщина, которую я впервые увидела в вечер ее великого триумфа, совсем скрылась за неприглядным образом, который усердно малюет ее недоброжелательная свекровь.
- Она никогда не должна была короноваться, - шепчет мне она однажды, когда мы сидим в ее солярии, старательно вышивая манжеты рубашки, которую герцогиня собирается подарить на Рождество своему ненаглядному Джорджу.
- Почему нет? - спрашиваю я. - Я так хорошо помню ее коронацию, хотя была еще маленькой девочкой, я думала, что она самая красивая женщина, которую я когда-либо видела в жизни.
Пренебрежительная гримаса показывает, что эта стареющая красота теперь нуждается в хорошей реставрации.
- Ее нельзя было короновать, потому что ее брак незаконный, - шепчет она из-под руки. - Мы все знали, что до встречи с ней Эдуард уже был тайно женат. Он не был свободен, чтобы жениться на ней. Мы ничего не говорили, пока твой отец устраивал его союз с принцессой Боной Савойской, потому что его тайный брак мог помешать такой прекрасной сделке. Но, когда Эдуард дал клятву Элизабет, он заключил еще один тайный брак, попросту стал двоеженцем, и поэтому она совершенно не годится для короны.
- Ее мать была свидетелем…
- Эта ведьма поклянется в чем угодно ради своих детей.
- Но Эдуард сделал ее королевой, - замечаю я. - И их дети - принц и принцессы.
Она качает головой и перекусывает нить своими острыми зубами.
- Эдуард не имеет права быть королем, - очень тихо произносит она.
Я роняю свое шитье.
- Ваша светлость… - я в ужасе от того, что она собирается сказать дальше.
Это та старая сплетня, которую распространял мой отец, когда собирался отлучить Эдуарда от престола? Неужели герцогиня хочет обвинить саму себя в бессмысленном прелюбодеянии? И какие неприятности мне грозят, если я буду посвящена в эту огромную, страшную государственную тайну?
Она смеется над моим ужасом.
- Ох, какой ты еще ребенок! - недовольно говорит она. - Кто будет доверять тебе что-то серьезное? Кто собирается рассказывать тебе важные секреты? Напомнить, сколько тебе лет?
- Мне шестнадцать лет, - я пытаюсь собрать остатки достоинства.
- Маленькая девочка, - насмехается она. - Я тебе ничего больше не скажу. Просто знай, что я люблю Джорджа не потому, что я сумасшедшая старуха. Я люблю Джорджа не просто так. Этот мальчик родился, чтобы быть королем. Только этот мальчик - и никакой другой.