- Нет, нет, нет, нет, нет!
Посланец из Альтдорфа трепетал, видя, как раскраснелись щеки прославленной красавицы, а ноздри ее гордого носика раздулись от неслыханной ярости. Ее большие темные глаза горели, как у кошки. Мелкие морщинки вокруг рта и глаз, совершенно незаметные, когда лицо ее сохраняло спокойствие, образовали глубокие, угрожающие трещины в тщательно наложенном гриме.
«Вполне возможно, - подумал посланец Освальда, - что все ее лицо полностью осыплется». Он не был уверен, хочет ли знать, что скрывается под этой наружностью, которой очаровывались скульпторы, живописцы, поэты, политики и - по слухам - шесть из четырнадцати выборщиков.
- Нет, нет, нет, нет, нет, нет!
Она вновь взглянула на скреплявшую письмо печать, трагическую и комическую маски, которые Детлеф Зирк выбрал своей эмблемой, и сорвала ее покрытыми лаком ноготками, похожими на когти птицы-падальщика. Она принялась рвать и метать, даже не взглянув на содержимое письма, просто от одного упоминания имени человека, отправившего его.
Трясущаяся костюмерша Лилли съежилась от страха в углу, синяки на ее лице красноречиво свидетельствовали о непримиримом характере великой красавицы. Костюмерша была криволица, и одна нога у нее была короче другой, из-за этого она хромала в башмаке с утолщенной подошвой. Если бы в этот момент ему предложили выбирать, посланец Освальда предпочел бы костюмершу, чтобы согреть его постель в отеле «Мариенбург», отказавшись от актрисы, способной по своему желанию внушать любовь миллионам.
- Нет, нет, нет, нет!
Вопли становились тише по мере того, как до Лилли доходила суть предложения Зирка. Посланец Освальда знал, что она не устоит. Одной главной ролью больше или меньше - это не имело для женщины никакого значения, но имя Освальда фон Кёнигсвальда должно выделяться на странице, словно начертанное огнем. Скоро он станет выборщиком Остланда, и Лилли сможет пополнить коллекцию.
- Нет, нет…
Актриса умолкла, перечитывая письмо Детлефа Зирка, шевеля кроваво-красными губами. Костюмерша вздохнула и выбралась из своего угла. Без слова жалобы она с трудом опустилась на колени и принялась собирать осколки кубков, отделяя никчемные куски хрусталя от драгоценных камней, которые можно было пустить в дело.
Лилли взглянула на посланца Освальда, и на лице ее вспыхнула улыбка, которую он будет вспоминать всякий раз при виде хорошенькой женщины для конца своих дней. Она прижала пальцы к вискам, трещинки на лице разгладились. И вновь она стала совершеннейшей, прекраснейшей женщиной из всех, когда-либо живших на земле. Язычок ее скользнул по острому глазному зубу, - драматург удачно пригласил ее на роль вампира, - рука поднялась к драгоценному ожерелью на шее. Пальцы ее поиграли с рубинами, потом спустились пониже, халат чуть распахнулся, обнажив кремовую гладь нетронутой гримом кожи.
- Да, - сказала она, и посланник Освальда застыл под ее взглядом. - Да.
Он позабыл про костюмершу.
III
- А рассказывал я тебе когда-нибудь о временах, когда мы с кронпринцем Освальдом победили Великого Чародея?! - прорычал толстый старик.
- Да, Руди, - без энтузиазма отозвался Бауман. - Но на этот раз тебе придется заплатить за джин монетой, а не все той же старой сказкой.
- Наверняка здесь кто-нибудь… - начал Руди Вегенер, обводя мясистой рукой вокруг.
Немногочисленные посетители таверны «Черная летучая мышь» не обратили на него внимания. Его подбородки задрожали под клокастой седой бородой, и он, пошатываясь, сполз с табуретки у стойки бара. Его огромное брюхо, казалось, двигалось независимо от остального тела. Бауман укрепил табурет металлическими скобами, но понимал, что однажды Руди все равно раздавит его в щепки.
- Это славная история, друзья.