- Но, если бы не сэр Перси…
- Какое он имеет к этому отношение?
- Боюсь, что очень большое. Лекарство, которое я предлагаю, обладает весьма плебейским названием - работа!
- Работа?
Шовлен окинул Маргерит долгим внимательным взглядом. Его светлые проницательные глаза, казалось, читали каждую ее мысль. Вокруг не было никого, мягкие вечерние шорохи тонули в шуме, доносившемся из столовой. Тем не менее Шовлен отошел шага на два от порога, быстро огляделся и, убедившись, что поблизости никого нет, снова подошел к Маргерит.
- Не окажете ли вы Франции маленькую услугу, гражданка? - спросил он, внезапно изменив поведение, отчего его худая лисья физиономия приобрела серьезное выражение.
- Какой у вас стал многозначительный вид! - легкомысленно воскликнула Маргерит. - Что касается услуги Франции, то это зависит от того, какого рода услугу требуют от меня она и вы.
- Вы когда-нибудь слыхали об Алом Пимпернеле, гражданка Сен-Жюст? - резко осведомился Шовлен.
- Слыхала ли я об Алом Пимпернеле? - переспросила она, весело рассмеявшись. - Право же, приятель, здесь больше ни о чем не говорят! Мы носим шляпы "a la Алый Пимпернель", называем его именем своих лошадей, на ужине у принца Уэльского нам подавали "суфле а 1а Алый Пимпернель"… Недавно я заказала у модистки голубое платье, и разрази меня Бог, если она не назвала его "а 1а Алый Пимпернель"!
Шовлен не прерывал ее, когда она говорила, и когда ее смех отозвался эхом в спокойном вечернем воздухе. Но он оставался серьезным, а голос его звучал сурово и твердо.
- Коль скоро вы слыхали об этом загадочном персонаже, гражданка, вам должно быть известно, что человек, скрывающийся под таким странным псевдонимом, злейший враг Французской республики и таких ее граждан, как Арман Сен-Жюст.
- Очень может быть, - усмехнулась Маргерит. - У Франции в эти дни немало злейших врагов.
- Но вы, гражданка, - дочь Франции и должны быть готовы поддержать ее в минуту смертельной опасности.
- Мой брат Арман посвящает Франции всю свою жизнь, - гордо ответила Маргерит. - Что касается меня, то я не могу ничего поделать, находясь в Англии.
- Это не так, - возразил Шовлен, и его лисья мордочка внезапно приняла выражение властности и достоинства. - Вы можете помочь нам, гражданка, и находясь в Англии. Слушайте! Я послан сюда в качестве представителя республиканского правительства, и завтра в Лондоне вручу свои верительные грамоты мистеру Питту. Одна из моих обязанностей здесь - выяснить все об этой Лиге Алого Пимпернеля, ставшей постоянной угрозой Франции, ибо она имеет своей целью помогать проклятым аристократам - изменникам родины и врагам народа - спасаться от заслуженного наказания. Вы знаете так же хорошо, как и я, гражданка, что как только французские emigres оказываются здесь, они сразу же начинают возбуждать общественное мнение против республики. Они готовы вступить в союз с любым врагом, у которого хватит смелости атаковать Францию. В течение последних месяцев многим из этих emigres - некоторым только подозреваемым в измене, другим уже приговоренным Трибуналом общественной безопасности - удалось перебраться через пролив. В каждом случае их спасение было спланировано, организовано и осуществлено этим обществом молодых английских нахалов, возглавляемым человеком, чей ум, по-видимому, столь же изобретателен, сколь таинственна его личность. Все усилия моих шпионов выяснить, кто он такой, потерпели неудачу; в то время, как другие члены Лиги всего лишь ее руки, он - голова, которая, скрывшись под причудливым прозвищем, спокойно продолжает работу с целью уничтожения Франции. Я намерен нанести удар по этой голове, и мне нужна ваша помощь. Алый Пимпернель, несомненно, один из молодых английских щеголей, и через него я доберусь до всей шайки. Найдите мне этого человека, гражданка, - найдите, ради Франции.
Маргерит выслушала бесстрастную речь Шовлена без единого слова, едва осмеливаясь шевелиться и дышать. Молодая женщина уже говорила ему, что этот таинственный романтический герой служил постоянной темой обсуждения в кругу, где она вращалась, но еще до того ее сердце и воображение возбуждали мысли об этом отважном человеке, который, оставаясь недоступным славе, спас сотни жизней от уготованной им беспощадной судьбы. Маргерит не питала симпатии к высокомерным французским аристократам, типичным представителем которых служила графиня де Турней де Бассрив, но, будучи республиканкой, она придерживалась либеральных принципов и ненавидела методы, которые использовала для своего становления молодая Французская республика. Маргерит не была в Париже несколько месяцев; ужасы и кровопролитие царства террора, достигшие кульминации во время сентябрьской резни , лишь недавно слабым эхом отозвались на другом берегу Ла-Манша. Робеспьер, Дантон, Марат еще не были известны ей в новом обличье кровавых судей, безжалостно поставлявших поживу гильотине. В ее душе шевелились страх и отвращение, когда она слышала от своего брата Армана, бывшего умеренным республиканцем, рассказы об этих событиях, которые могли окончиться катастрофой.
Когда Маргерит впервые услышала о группе молодых англичан, только из любви к своим ближним спасавших от ужасной смерти женщин и детей, юношей и стариков, ее сердце наполнилось гордостью за них и за их таинственного предводителя, ежедневно рисковавшего жизнью ради торжества гуманности.
Когда Шовлен кончил говорить, глаза Маргерит были влажными, кружева на груди поднимались и опускались, свидетельствуя о быстром и возбужденном дыхании. Она больше не слышала ни шума пирушки в таверне, ни глупого смеха мужа; ее мысли устремились к таинственному герою. Если бы такой человек повстречался ей на пути, она смогла бы его полюбить. Все в нем взывало к ее воображению: его храбрость, сила, преданность ему тех, кто служил под его руководством благородной цели, а более всего таинственность, окружавшая его романтическим ореолом.
- Найдите его ради Франции, гражданка.
Голос Шовлена, прозвучав рядом с ухом Маргерит, пробудил ее от грез. Таинственный герой исчез, а на расстоянии менее двадцати ярдов от нее пил и смеялся мужчина, которому она дала клятву верности и преданности.
- Вы меня удивляете, - с притворным легкомыслием промолвила Маргерит. - Где я должна искать его для вас?
- Вы бываете всюду, гражданка, - вкрадчиво произнес Шовлен. - Леди Блейкни - центр лондонского высшего света. Вы видите и слышите все.
- Но, друг мой, - запротестовала Маргерит, выпрямившись в полный рост и не без презрения глядя вниз на стоящую перед ней маленькую худощавую фигуру, - вы, кажется, забываете, что между леди Блейкни и тем, что вы ей предлагаете, стоят шесть футов роста сэра Перси Блейкни и целая вереница его предков.
- Ради Франции, гражданка! - настаивал Шовлен.
- Фи, приятель, вы болтаете чепуху! Даже если вы узнаете, кто такой этот Алый Пимпернель, то все равно ничего не сможете с ним сделать - ведь он англичанин!
- И все-таки я попробую, - ответил Шовлен с сухим дребезжащим смехом. - Мы для начала отправим его на гильотину, дабы охладить его пыл, а после, когда начнется дипломатический скандал, принесем британскому правительству извинения и, если необходимо, выплатим компенсацию осиротевшей семье.
- То, что вы предлагаете, ужасно, Шовлен! - воскликнула Маргерит, отшатываясь от него, как от ядовитого насекомого. - Кто бы ни был этот человек, он храбр и благороден, и я никогда - слышите? - никогда не стану принимать участие в подобной мерзости!
- Вы предпочитаете, чтобы вас оскорблял каждый французский аристократ, прибывший в эту страну?
Шовлен уверенно пустил эту стрелу. Щеки Маргерит побледнели, она закусила нижнюю губу, стремясь не подать виду, что его выстрел достиг цели.
- Об этом не может быть и речи, - равнодушным тоном заявила молодая женщина. - Я могу защитить себя и отказываюсь делать грязную работу для вас и даже для Франции. В вашем распоряжении имеются другие средства - используйте их, друг мой.
И, не удостоив Шовлена взглядом, Маргерит Блейкни повернулась к нему спиной, направляясь в таверну.
- Это не последнее ваше слово, гражданка, - промолвил Шовлен, когда свет из коридора озарил ее элегантную фигуру. - Надеюсь, мы встретимся в Лондоне!
- Может быть, и встретимся, - бросила через плечо Маргерит, - но тем не менее это мое последнее слово.
Открыв дверь в столовую, она исчезла из поля зрения, но Шовлен задержался у порога, доставая очередную понюшку табаку. Несмотря на полученную презрительную отповедь, на его лисьей физиономии не было заметно ни смущения, ни разочарования - напротив, в уголках тонких губ змеилась удовлетворенная саркастическая улыбка.