И сейчас, глядя на экран, Суровцев вспомнил приезжего скульптора, который провел в Зеленом городке несколько месяцев. Из всего, чем занимаются ученые Зеленого, скульптор больше всего восхищался Тобором и говорил, что непременно создаст его скульптуру для Марсианской выставки.
Еще прыжок…
"Жаль, нет в сферозале скульптора", - подумал Суровцев, вытирая взмокший лоб.
Тобор и теперь прыгнул по всем правилам тонкой и сложной легкоатлетической науки - под углом в сорок пять градусов, чтобы пролететь максимально большой отрезок, тем самым оставляя позади метеоритную полосу. Уже в полете он сумел увернуться от раскаленного болида - на обзорном экране этот увесистый обломок оставил прерывистый тающий след.
Люди в зале задвигались, зашумели, как бывает всегда после длительного напряжения.
- Хорошо прыгает Тобор! - заметил кто-то.
- Хорошо-то хорошо, да уж медленно больно, - сказал Коновницын. - Под конец мне стало казаться, что это замедленная съемка…
- Ну уж замедленная, Сергей Сергеевич, - возразил Суровцев. - Время еще есть - нагонит.
- И вы так считаете, Аким Ксенофонтович? - перевел Коновницын взгляд на Петрашевского.
- Мне вспомнился документальный фильм времен Великой Отечественной войны, - сказал вдруг директор ИСС.
Аким Ксенофонтович произнес эти слова негромко, но все, словно по команде, повернулись в его сторону.
- Между прочим, один из моих предков, как свидетельствуют исторические документы, отличился на той войне, - заметил Сергей Сергеевич.
- И что же?
- Перебирал я хронику той эпохи и наткнулся на эту ленту… Хотел включить ее в последний учебный блок Тобора, хотя некоторые мои коллеги посчитали, что это совершенно излишняя информация для белкового. А вот только что, представьте, убедился в своей правоте. И еще в том, что Тобор - просто молодчина!
- Что за лента, Аким Ксенофонтович? - заинтересовался Коновницын.
- Документальный кинорассказ о великой битве на Волге. Точнее - только один эпизод этой битвы. От города остались одни руины… В небе висят тысячи вражеских самолетов, поливая развалины смертью… - Голос Акима Ксенофонтовича дрожал от волнения. - Наши солдаты бросаются в контратаку под ураганным артиллерийским огнем противника. А в воздухе носятся клочья черной сажи… И снег почернел… Но я не об этом… - Петрашевский провел рукой по лицу и докончил при всеобщем молчании: - Солдаты прыгают в свежие, еще дымящиеся воронки от мин и снарядов. Инстинкт подсказывает им, что это всего безопаснее. Вот такой инстинкт мы воспитали и у Тобора, как вы только что видели. Точнее, создали необходимые предпосылки, а инстинкт прорезался сам собой в нужную минуту.
- Это хорошо, - сказал Коновницын, - но вы не ответили на мой вопрос. Я убедился, что Тобор соображает неплохо. Но почему он замедлил ход?
- Разрешите напомнить: испытания не закончены, - резко произнес Аким Ксенофонтович. - У Тобора есть еще до перерыва время, чтобы наверстать упущенное.
"Нервничает Аксен, - отметил про себя Суровцев. - И не мудрено: с Тобором творится что-то непонятное…".
* * *
Метеоритная бомбардировка происходила в вакууме: в атмосфере метеориты сгорали бы, не достигая поверхности. Поэтому испытательный участок отделялся от соседних силовым полем.
В последнем прыжке Тобор с налета протаранил мощную невидимую силовую стену, которую загодя, метров за пятьдесят-шестьдесят, нащупали его локаторы, и метеоритный дождь за его спиной, как по команде, прекратился.
…В первый миг Тобор замер от неожиданности: из царства безмолвия он без всякого перехода попал в мир оглушаюших звуков - грома, треска, свиста, грохота.
По замыслу испытателей, этот участок имитировал молодую планету, обладающую мощной, к тому же неустоявшейся атмосферой. Здесь Тобора подстерегали препятствия другого рода - грозы, атмосферные вихри, ураганы, буйство газовых потоков, непрерывно пронизываемых электрическими разрядами.
- Именно такого рода условия ожидаются на планете в окрестности Бета Лиры, - напомнил Сергей Сергеевич, и люди в зале оживились.
Шли секунды - Тобор, как и положено, жадно поглощал и анализировал информацию об очередном испытательном участке, приспосабливаясь к новым условиям и вырабатывая соответствующую линию поведения.
У Суровцева екнуло сердце: опять Тобор медлит, опять включилось штрафное табло…
- Может, слишком большая нагрузка для одного дня?.. - бросил кто-то из членов Государственной комиссии. - Ведь это уже одиннадцатый этап.
Коновницын добавил:
- И отнюдь не последний на сегодня.
- Потенциал Тобора позволяет и вдвое и втрое большую нагрузку, - пояснил Аким Ксенофонтович.
- Без отдыха… - вздохнул альпинист. В зале заулыбались.
- В горах мы с Тобором регулярно устраивали привалы, - пояснил он, поняв, что опять сказал что-то не то.
- Видите ли, Костя, - снисходительно пояснил пожилой усатый инженер, который до сих пор молчал, - Тобор представляет собой машину. А машина не ведает усталости.
- Но привалы…
- Привалы были, видимо, необходимы вам, но отнюдь не Тобору, - улыбнулся усатый.
- И металл устает, - сказал альпинист.
- Значит, это плохой металл, - резко бросил Аким Ксенофонтович.
…Солнца на экране не видно - лучи его бессильны пробиться сквозь низкие, стремительно бегущие к горизонту тучи, плотные, как войлок. Изредка из них брызжут косо летящие по ветру дождинки.
"Набухшие тучи сосцами волчицы по хмурой сентябрьской земле волочатся, тяжелые капли спокойно ложатся, и чудится: осень на землю сочится", - припомнились Суровцеву знакомые с детства строки.
Уже несколько минут Ивана не покидало ощущение, что от ого внимания только что ускользнуло нечто очень важное. Но что именно? То ли какой-то нюанс в поведении Тобора? То ли реплика кого-то из коллег прошла, не зацепившись в памяти?.. Проклятая усталость, которая никак не дает сосредоточиться!
Тобор уверенными, хотя и не такими быстрыми, как хотелось бы, прыжками, продвигался вперед, освоившись с новой обстановкой. Путь ему преградил шумливый метановый поток. Жидкость белковому была незнакома - так было задумано.
Трансляторы полигона крупным планом показали берег - топкий, болотистый. Щупальца Тобора увязали в нем почти целиком, оттолкнуться для прыжка он не мог.
Тобор подошел к самому краю несущейся пузырчатой жидкости и зачерпнул щупальцем малую толику для химического анализа. Затем бросился в поток.
Плыл он, словно угорь, ловко избегая столкновений с каменными глыбами и стволами деревьев.
Потом, подняв целое облако брызг, выпрыгнул на противоположный крутой берег и двинулся дальше.
Все бы ничего, но штрафные очки за промедление продолжали расти. Тобор медлил буквально на каждом шагу, словно его вдруг поразил некий вирус нерешительности. Например, химический и радиологический анализ метана занял у него вчетверо больше времени, чем того требовала предварительная раскладка испытателей…
Тобор поднимался по крутому склону, используя малейшие неровности почвы.
Завывал ураган, в ослабленном виде доносимый в сферозал динамиками, стихия пыталась оторвать Тобора и швырнуть его вниз, на разнокалиберные клыки скал.
Альпинист поднялся я, пригибаясь, пошел вниз по проходу. Он сел рядом с Петрашевским на свободное место и тронул Акима Ксенофонтовича за рукав.
…Константин Дмитриевич питал к директору ИСС высочайшее уважение (как, впрочем, и сотрудники института) и считал, что только с академиком Петрашевским он вправе поделиться одной неприятной догадкой, смутившей вдруг отважного альпиниста.
- Аким Ксенофонтович… - прошептал он.
Петрашевский нагнулся.
- Раньше, правда, я не замечал этого за Тобором… Но теперь оно могло появиться, - еще тише продолжал альпинист. - Ведь он продолжает совершенствоваться, да?
- Конечно, - кивнул Аким Ксенофонтович. - Сегодня Тобор не тот, что вчера.
- Но ведь не все изменения обязаны происходить в лучшую сторону? Что-то может и ухудшиться у Тобора, верно?
Академик с интересом посмотрел на альпиниста.
- А что вы, собственно, имеете в виду, Константин Дмитриевич? - спросил он, тоже невольно понижая голос и заражаясь волнением собеседника.
- Послушайте, Аким Ксенофонтович… - Альпинист от волнения едва не произнес "Аксен" - так называли академика между собой молодые ученые института, с которыми альпинист успел сдружиться. Их привычку, кстати, прочно унаследовал и Тобор. - Я провел с Тобором наедине немало часов, немало тревожных дней….. И в горах нашей планеты, и в лунных кратерах и цирках.
- Знаю.
- Порой нам приходилось несладко, очень несладко, - продолжал он. - Бывало и так, что оказывались на краю гибели. Что поделаешь, без этого нет профессии скалолаза.
- Я каждый раз самым внимательным образом знакомился с вашими отчетами, Костя, и помню их. Они, между прочим, немало помогли нашим воспитателям и инженерам, в них много ценных наблюдений над природой белкового. Но что же дальше? - спросил он, видя, что альпинист замешкался.
- Так вот, каждый раз в подобной сложной ситуации Тобор неизменно проявлял… ну, бесстрашие, что ли, если говорить нашим, человеческим языком. Полное отсутствие трусости.
- Инстинкта самосохранения, - машинально поправил Аким Ксенофонтович, с возрастающим вниманием прислушиваясь к сбивчивому шепоту Кости. - Этот инстинкт у него есть, конечно, но только в необходимых пределах. Иначе Тобор погиб бы в первом же серьезном испытании.