- Друзья, молиться будем вслух. - Голос его был решительным, твердым, как в былые времена. - Кто не знает слов молитвы, пусть произносит имена святых, Кораном это не возбраняется. Молитесь, просите у создателя сокровенное, не жалейте сил. И да сбудутся ваши пожелания, мои дорогие. Начинайте.
То ли джигиты соскучились по голосу предводителя, то ли они поверили, что в такой день не может не исполниться самая заветная, дерзкая просьба, обращенная к всевышнему, во всяком случае, все дружно опустились на колени и затянули молитву, кто как мог. Звонко, торжественно звучал голос Абдукадырхаджи, казалось, он не молится, а поет последнюю в своей жизни песню.
Намаз обходил круг молящихся, просил, трогая друзей за плечо: "Громче, пожалуйста, громче". Возле каратеринского десятника мастера Турсуна он остановился, присел на корточки, молитвенно подняв руки.
- Отвечайте быстро, коротко, - отрывисто произнес Намаз. - Среди нас есть предатель?
Мастер Турсун испуганно оглянулся.
- Почему вы об этом спрашиваете меня, бек?
- Я вам поручал проверить Хатама Коротышку, помните?
- Помню, бек.
- Проверили?
- Проверил.
- Ну и?…
- Это он навел солдат на ваш след, Намазбай.
- Вы не ошибаетесь?
- Я молюсь перед смертью, бек. Нам никак не дойти до Сибири, вы это хорошо знаете.
- Но ведь и он приговорен к каторге?
- Вы просили отвечать коротко, бек. Я и отвечаю. Сейчас я не могу подробно все рассказать, как я выпытал правду. Но увидите, если доживем, ему сегодня же помогут бежать или вообще отпустят восвояси.
- Хорошо. Продолжайте молиться. Не жалейте голоса.
По углам висели фонари. Проходя мимо, Намаз снял с гвоздя один из них, потом немного замешкался возле группы смертников: от нее отделились двое, Шернияз и Курбанбай, последовали за предводителем. Через минуту все трое исчезли за дверью Намазовой темницы. Вскоре дверь отворилась. Но на площадку вышел… один Намаз.
Узники по-прежнему истово молились, отчасти исполняя просьбу Намаза, отчасти искренне взывая к всевышнему. Однако молясь, они не могли не видеть странного поведения Намаза, почувствовали, что здесь происходит что-то необычное.
Хатам Коротышка, человек с круглой, как арбуз, головой, длинным туловищем и короткими руками, почуял неладное еще тогда, когда Намаз неожиданно вынырнул из своей темницы. А когда тот присел на минутку возле мастера Турсуна, его охватила обжигающая тревога. Собрав остатки мужества, он решил разузнать, что тут затевается, а потом неприметно выскользнуть наружу, где его ждали свобода и туго набитый золотом кошелек.
И Хатам Коротышка продолжал молиться громче прежнего.
"Намаз вышел из темницы один, и фонаря в руках нет, - продолжал он наблюдать, - значит, в зиндане что-то происходит. Вон еще двое исчезли в Намазовой темнице. Сел на место, что-то шепнул друзьям. Те сразу оживились, задвигались. Что, интересно, затевается? А Намаз, тот вообще не похож на узника. Прежний главарь головорезов, да и только! И без кандалов… Без кандалов?! Почему я сразу не обратил внимания на это? Кто мог их снять? Никак тут заговор зреет, да еще какой!.."
- Хатам, - прошептал парень, сидевший рядом с Коротышкой, подтверждая его худшие опасения, - передай соседу, сейчас бежим из тюрьмы. По подземному ходу. Для нас на воле приготовлены кони, оружие.
- Что? - вздрогнул Хатам, точно кто хлестнул его плетью, и начал подниматься. Но тут поймал на себе взгляд Намаза, внимательно наблюдавшего за ним, опустился на место, чувствуя, что ноги не слушаются его.
Что делать? Бежать, бежать скорее, спасаться! Спастись, доложить о том, что здесь затевается, и еще раз заслужить благодарность властей!
Хатам Коротышка, медленно пятясь, спрятался за спины молящихся и проворно пополз, почти касаясь носом пола, к наружной двери. Вот до нее осталось три шага, два, один…
Вскочив на ноги, Хатам грохнул кулаком по тяжелой, обитой железом двери. В мощном шуме молитвы звук этого удара был подобен писку комара в бурю. В следующую секунду кто-то схватил Коротышку за плечи железными клещами, приподнял над полом. Намаз!
- Отпусти, мне нужно. Живот… - скрючился Хатам, отчаянно суча ногами.
- Облегчайся здесь.
- Я буду кричать.
- Тогда я тебя задушу.
Люди молились с прежним рвением. Гул стоял мощный, хотя число молящихся убывало с каждой минутой.
- Отпусти меня, Намаз! - взмолился Хатам с выпученными от страха глазами. - За добро я отплачу добром. Открою тебе, кто украл сестру твоей жены.
- Опять продашь кого-то?
- Ее украл старший сын Хамдамбая Заманбек. Ему помогали нукеры Лутфуллы-хакима. Заманбек каждому из них заплатил по сто таньга. Отпусти же меня теперь.
- Где держат Одинабиби?
- Этого я не знаю.
- Ты выдал меня солдатам.
- Нет!
- Признавайся честно, если не хочешь сдохнуть собачьей смертью.
- Я помог солдатам поймать этого проклятого Турсуна, чтоб глаза его зеленые засыпало землей! Я его ненавижу, он бил, истязал моего брата и дядю. Отпусти же, говорю!
- Джигитов Турсуна тоже ты выдал солдатам?
- Да, я, я! Хватит тебе? А теперь отпусти. И учти - меня нельзя трогать.
- Подлец, никто теперь не спасет тебя.
Моление продолжалось.
- Смерть предателю! Аминь! - крикнул кто-то из молящихся джигитов.
- Намаз, дай я сам его прикончу, - сказал другой.
Намаз, крепко сжимая обеими руками горло Хатама, медленно повалил его наземь. Предатель, едва коснувшись головой пола, слабо дернулся и замер. Лицо его исказила гримаса, похожая на изумленную улыбку. Голоса молящихся стихли. Под сводами площадки воцарилась тишина.
Намаз последним покидал "Приют прокаженных". Он прикрыл труп Хатама потрепанным халатом, брошенным впопыхах кем-то из арестантов, и проговорил без тени сожаления:
- Несчастный, никто-то не прочитает над тобой даже заупокойную…
Часть четвертая
ЗОЛОТАЯ ГОЛОВА МСТИТЕЛЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ. ИЗ РУЧЕЙКОВ ОБРАЗУЮТСЯ РЕКИ
К лету 1906 года Намаз вполне оправился сам и восстановил дружину. Хотя он тщательно скрывал свое местопребывание, друзья через верных людей находили его и вливались в отряд.
- Веди нас, Намазбай: око за око, кровь за кровь.
- Богатей совсем одолел, бек. Накажи Каримбая, на коленях просит весь кишлак.
Назарматвей опять возглавил десятку, добывающую оружие и снаряжение. Кабул - джигитов-разведчиков, собирающих сведения о передвижении воинских частей и полицейских, жалобы и челобитные простого люда. Эшбури ведал казною. Арсланкул отправился намазовским представителем в бекства Хатирчи и Зиявуддин. Тухташа и Хайитбая Намаз назначил связниками между десятками.
Дело Намаз поставил теперь несколько иначе, чем было раньше. Общался он только с доверенными людьми - десятниками, которых назначал из верных, испытанных соратников. Эти, в свою очередь, держали тесную связь с десятками, находящимися на местах. Намаз отдает приказ десятнику, тот через гонца передает его дальше, в свою десятку. Гонец возвращается обратно со сведениями о положении в округе, о совершенных налетах и их результатах. Таким образом Намаз установил даже с самыми дальними, захудалыми селениями крепкую, постоянную и надежную связь.
Не хватало коней. Намаз решил, что конями его теперь обеспечит Хамдамбай, с пеною у рта доказывавший на суде, что он, Намаз, - вор, украл у него двадцать скакунов. Из табуна ненавистного лгуна и клеветника, откармливавшегося у отрогов Нуратинских гор, Намаз увел пятьдесят голов отборнейших скакунов.
Все шло своим чередом, порою казалось, что даже лучше, чем Намаз мог предполагать. Однако две вещи не давали ему покоя, постоянно тревожа душу: он до сих пор не смог разыскать Одинабиби, сестру жены. Не удалось даже выяснить, жива она или мертва. Достать Заманбека, на которого указывал Хатам Коротышка, пока никак не удавалось, хотя Намаз предпринимал несколько попыток. Берегся подлец, крепко берегся, явно чувствуя охоту за собой. Но куда, однако, он денется?
Второе, что лишало Намаза покоя, человека щепетильного и никогда не забывающего добро, было то, что он до сих пор не отблагодарил Михаила Морозова, столько сделавшего для его спасения. Сергей-Табиб отсутствовал: его мобилизовали на работу в военном лазарете Кокандского гарнизона. Атамурад Каргар поехал в Ташкент на какое-то тайное совещание социал-демократов и обратно не вернулся: власти давно не спускали с него глаз, воспользовались, видно, первым же удобным предлогом упрятать за решетку. На воле оставался один Михаил Морозов, пред которым Намаз, не испытывая унижения, был готов преклонить колени. Наконец выдался случай…
В тот день Намаз остановился со своими людьми в местечке между Ургутской волостью и Китабским бекством. Стоянка эта была с одной стороны окружена неприступными отвесными скалами, чуть ниже ее огибала бурная горная река. Видимо, некогда здесь обитали люди: там и сям виднелись развалины каменных домов, наполовину ушедшие в землю дувалы, очаги, тандыры. Посреди заброшенных садов виднелись орешины, почти высохшие без присмотра и от безводья.
У реки возятся, перекликаясь, джигиты.
Тухташбай, голый по пояс, купает коня, распевая веселую песенку о своем друге-приятеле Хайите:
Хайитбай, давай молиться,
Чтоб скорей тебе жениться:
Засиделся в женихах.
Помоги тебе аллах!