- Ягуаретта не забывает добра. Дом моей матери беден, но он весь к услугам дочери Спортерфигдта. Она устала, ей надо отдохнуть.
Адоя терзалась страшной тоской. Ягуаретта отвела ее в карбет.
XXXI
Переговоры
Ягуаретта долго размышляла и пошла наконец к Бабоюн-Книфи.
- Матушка, - сказала она, - ты любишь дочку?
Колдунья подняла глаза к небесам - глаза были полны слез.
- Ты можешь сделать так, чтобы Ягуаретта не умерла. Ты можешь сделать так, чтобы сильнее пяннакотавов не было племени в Синих Горах. Ты можешь сделать доброе дело и отпустить хозяйку Спортерфигдта - хозяйка Спортерфигдта была твоей дочери как сестра.
- Что ты говоришь? - воскликнула колдунья.
- Уров-Куров сказал, что Гордый Лев - великий вождь! Нет его отважней среди бледнолицых. Все наши воины восхищены его мужеством. Они безжалостны, но даже им было тяжко смотреть, как его собирались казнить. Ведь это правда, матушка?
- Это правда. Уров-Куров говорил, что ни один воин еще не встречал смерть так отважно.
- Тот старик, которого я спасла, говорил мне, что некогда двое бледнолицых сражались вместе с нашими воинами.
- До самой смерти они были нашими доблестными и верными соратниками.
- Так вели Уров-Курову, матушка, оставить Гордого Льва в живых, чтобы Гордый Лев стал нашим воином и взял Ягуаретту в жены.
- Дочка потеряла рассудок! - воскликнула колдунья. - Уров-Куров восхищен отвагой Гордого Льва, но он хочет его смерти. Я объявила, что племени грозят великие беды, если Гордого Льва не принесут в жертву.
- Слова моей матушки для пяннакотавов закон. Она отсрочила казнь чужеземца. Она может погребальные песни обратить в свадебные.
- Нет, Уров-Куров ни за что не согласится!
- Скажи вождю, что сам Мама-Юмбо велел, чтобы бледнолицый воевал вместе с нами, и он согласится. Тогда Ягуаретта будет совсем-совсем счастливой и никогда не расстанется с тобой, - молила мать маленькая индианка. - Ты видела дочку свою грустной и заплаканной - ты увидишь ее доброй и веселой. Матушка, матушка! Ты говоришь, будто я холодна к тебе, будто я тебя не люблю! Нет, не думай так! Тяготит мое сердце печаль, потому и не может проснуться моя нежность к тебе: не цветут караибские розы под тернием, матушка!
До глубины души смутилась Бабоюн-Книфи. С горестным смиреньем взглянула она на прекрасное лицо маленькой индианки - скорбь уже оставила на этом лице неизгладимый отпечаток.
Тогда всколыхнулись ненависть и гнев колдуньи против Геркулеса, злыми чарами испортившего ее дочь. С горячностью она воскликнула:
- Нет! Нет! Проклятый чародей отобрал разум у моей дочки. Так смерть же ему!
- Так прости, матушка! - воскликнула Ягуаретта и, рыдая, кинулась в объятья колдуньи.
Мать не могла никак утешить дочь в отчаянии. Она видела: Ягуаретта убьет себя, если умрет чужеземец. Она долго и мучительно колебалась - и все же решилась спасти Геркулеса. Колдунья направилась к вождю племени.
У двери Уров-Курова стоял на часах воин. Он разбудил вождя.
- Добро пожаловать, сестра моя, - сказал Уров-Куров, выйдя из карбета. - Да хранят нас твои слова ото всех несчастий! Что привело тебя посреди ночи? Не грозит ли нам большая беда?
- Не знаю, может быть. Со вчерашнего дня все знаки, которые дает мне Мама-Юмбо, темны. Я толкую тайный смысл узлов змеи Ваннакое - и не верю сама себе. Брат мой - мудрец и воин, возможно, с его помощью мой разум обретет ясность. Вчера я сказала брату моему: великие беды грозят, если бледнолицых не принесут в жертву на заходе солнца.
- Так говорила сестра моя, и я велел скорей готовить казнь.
- Этой ночью я решилась вновь испытать судьбу, и великий дух просветил меня.
- Он сказал что-то другое?
- Нет, то же самое.
- Значит, бледнолицые должны умереть.
- Нет, они не должны умереть.
- Я не понимаю тебя, сестра моя.
- Мама-Юмбо сказал и говорит по-прежнему: если бледнолицых не принести в жертву, грозят великие беды. Но он не сказал, что беды грозят нашему племени.
- Кому же?
Колдунья, немного помолчав, ответила:
- Помнит ли брат мой двух бледнолицых воинов, сражавшихся вместе с пяннакотавами?
- Они были преданны и отважны. Они пали на берегу озера Парима.
- Помнит ли брат мой, что я говорила, когда эти бледнолицые пришли просить пяннакотавов взять их в поход на арракоев?
Немного подумав, вождь отвечал:
- Сестра моя говорила, что пяннакотавы будут счастливы во всех своих делах, что Мама-Юмбо послал бледнолицых служить нашему племени, ибо они приехали из большой страны бледнолицых за соленым озером и знают тайны, неизвестные краснокожим.
- И было так: они научили нас обращаться с европейскими ружьями, ковать железо бледнолицых и закаливать его в источнике Ойяпок.
Бабоюн-Книфи еще помолчала и вновь заговорила с пророческим видом, указывая на четыре звезды Южного Креста, блестевшие, словно алмазы, на бездонном темно-синем небе:
- Ветер ночи утих. Он утих, чтобы говорила та, кому открывается великий дух. Каждый звездный луч для нее - слово, она понимает его; каждый лунный луч для нее - речь, она понимает ее. Другим все это лишь свет для глаз, для Бабоюн-Книфи это звуки, они достигают слуха ее и понятны ей. Она слышит те же слова, что передавала брату своему. Но одна и та же вещь по-иному выглядит в пламени пожара, по-иному - в солнечном свете, по-иному - в лунном сиянии, по-иному - в ночной тени. Вчера я говорила: если на заходе солнца бледнолицых не принесут в жертву, грозят великие беды. Поднимается завеса над тайной: появилась дочь Спортерфигдта, и я прозрела. Жертва не совершилась, и грозит беда, но не пяннакотавам, а бледнолицым.
- Бледнолицым! - воскликнул вождь, не веря своим ушам. - Гордый Лев - отважнейший из бледнолицых воинов. Как может его жизнь грозить бедой его народу?
- А если жизнь отважного вождя обратится против его народа? Если он станет нам верным и доблестным другом, как те двое бледнолицых, что погибли на берегу озера Парима? Тогда его смерть грозит бедой пяннакотавам - они лишатся отважного друга. Тогда его жизнь грозит бедой бледнолицым - они обретут грозного врага.
- Сестра моя говорит справедливо. Но кто поручится, что Гордый Лев станет нам таким же верным другом, как те бледнолицые?
- Кто поручится? - надменно воскликнула колдунья. - Кольца священной змеи! Если бы смерть Гордого Льва сулила добро нашему племени, разве сказал бы мне Мама-Юмбо трижды подряд, что я плохо его поняла?
Эти слова, похоже, убедили вождя. Он кивнул и задумался.
- И еще, - продолжала колдунья. - Брат мой знает, как я люблю свою дочь, как я по ней горевала и плакала.
- Я знаю: десять лет слезы сестры моей текли, не переставая. День, когда она нашла свою дочь, был праздником ее сердца. Но к чему сестра моя говорит о своей дочери?
- Ничего нет у меня дороже ее. Так пусть Гордый Лев женится на ней, если захочет стать нашим воином.
- Неужели дочь твоя выйдет замуж за бледнолицего! - воскликнул потрясенный Уров-Куров. - Подумай! Ты знаешь, что будет, если он нас предаст.
- Тогда он умрет, как предатель, и моя дочь умрет вместе с ним. Так посуди: я рыдала по ней десять лет - стала бы я играть ее жизнью, если бы не прочла в грядущем, что Гордый Лев будет храбрым и верным соратником пяннакотавов?
Этот довод развеял все сомнения вождя. Он лишь спросил:
- А что будет с Блестящей Косой и с хозяйкой Спортерфигдта?
- Если брат мой послушает моего совета, он покажет бледнолицым, что люди Синих Гор добры и великодушны. Он пошлет белую девушку и воина объявить, что Гордый Лев остался с нами.
- А если Гордый Лев не захочет остаться с нами?
- Тогда он умрет, и умрет хозяйка Спортерфигдта, и умрет Блестящая Коса, и слова Великого духа все равно сбудутся. Суди сам, брат мой: умрет Гордый Лев или останется с нами - все равно это будет беда для бледнолицых: они будут без него или он будет против них.
Вождь согласно кивнул и спросил:
- Кто же будет говорить с Гордым Львом?
- Ты, великий вождь. А я передам твои слова на его языке.
- Да будет с тобой воля Великого духа! - сказал Уров-Куров.
Через несколько минут Бабоюн-Книфи и Уров-Куров вместе вошли в темницу к Геркулесу.
XXXII
Испытание
Геркулес устал от дневных переживаний и, вернувшись в карбет, впал в некую лихорадочную нервную дремоту. Он не спал, но перед ним зыбко плавали диковинные лица. Когда Бабоюн-Книфи растолкала его, и Геркулес, открыв глаза, увидел вождя и колдунью, он решил, что кошмар его продолжается.
Говорил Уров-Куров. Бабоюн-Книфи переводила его слова, а Пиппер был свидетелем этого разговора.
Вождь громко и торжественно произнес:
- Пусть та, с кем тайно говорит Мама-Юмбо, передаст Гордому Льву мои слова, а мне его ответ.
Колдунья перевела эти слова Геркулесу. Тот в ответ лишь широко зевнул. Вождь продолжал:
- Гордый Лев бестрепетно встречал казнь. Сыновья Синих Гор восхищены его мужеством, они предлагают ему стать их братом. Но если бледнолицый хочет взять лук и палицу пяннакотавов, ему предстоят суровые испытания. Если он с честью их выдержит, то воссядет вместе с воинами и мудрецами и назовет сыновей Синих Гор "наши". Хочет ли знать Гордый Лев, что это за испытания?
- Говорите, я слушаю, - машинально ответил Геркулес.