Но такая идея путешествия казалась не слишком убедительной для нашей тогдашней массовой печати, и я принялся конкретизировать цель своего будущего похода. И тут на помощь мне пришел один из номеров альманаха "Рыболов - спортсмен", в котором я встретил рассказ о посещении автором таежного озера, затерявшегося на бескрайних просторах Архангельской земли. Тут, в этом озере автор-рыболов и встретил таких щук, которые, попавшись на крючок, таскали за собой по озеру рыбацкий плот, сложенный из еловых стволов. Нет, это были уже не щуки, знакомые многим из нас, а настоящие "крокодилы Севера"… "Крокодилы Севера!".. "За крокодилами Севера"! - вот такой флаг и появился у моего будущего путешествия…А что - совсем не плохо для той же журнальной публикации.
Вот с этими "Крокодилами Севера" я и предстал перед ответственным секретарем уважаемого журнала "Вокруг света". А для пущей убедительности, что подобное мероприятие может быть вполне интересным и отчет о нем обязательно найдет своих читателей, я прихватил с собой в редакцию журнала и недавно приобретенную книгу-альбом европейского автора Славы Штокля, посвященный ловле форели в горных речках Европы. Этот самый Слава Штокль, видимо, постоянно жил где-то на берегу форелевой реки, ловил рыбу и фотографировал все, что сопровождало его рыбную ловлю. Так вот, если некий Слава Штокль может интересовать наших граждан фотографиями и рассказами о ловле форели, то почему бы и советскому автору не попробовать занять читателя видами нетронутой северной природы и описанием схватки с "крокодилом Севера"…
Милый человек, ответственный секретарь журнала "Вокруг Света", с которым мы стали хорошими друзьями после моего возвращения из тайги, внимательно выслушал меня, без особого интереса полистал книгу-альбом о ловле форели и посоветовал мне отправиться путешествовать не по таежным дебрям, а по грандиозным северным стройкам и принести в журнал не бесцельные с точки зрения сегодняшней жизни виды и описания нетронутой тайги, а новые современные пейзажи, украшенные высоченными трубами тех же целлюлозно-бумажных комбинатов… Словом, у меня, как когда-то у К.Г. Паустовского, задумавшего свой "Кара-Бугаз", тут тоже ничего не получилось. И это меня вдохновило - значит, я на правильном пути.
Уж как прикрывал я доставшуюся мне социальную ущербность во время своего двухлетнего странствия, здесь умолчу, но только это странствие-путешествие все-таки состоялось в намеченные сроки, и теперь можно, наверное, сказать, что цели своей я вроде бы достиг: я отыскал свой "Край непуганых птиц", а там и постарался открыть для читателей свою собственную "Мещерскую сторону".
Конечно, "Крокодилы Севера" не были для меня самоцелью, но свое путешествие я совершал со спиннингом, удочками и ружьем, а потому и ждали меня впереди и медведи, и волки, и конечно, удивительные, как теперь говорят, трофейные щуки, о встрече с которыми я собираюсь здесь вам рассказать…
Но сразу оговорюсь: я далеко не сторонник никаких трофейных охот. Здесь во мне говорит и человек-рыболов, для которого его любимое занятие, рыбная ловля, это не размер улова, а прежде всего особое состояние, возможность откровенного общения с миром воды. Уж о каких еще трофеях может идти здесь речь! Противником любых трофейных охот за зверем, за рыбой делают меня и конкретные знания жизни природы: знания, доставшиеся мне в стенах Биолого-почвенного факультета Московского университета имени М.В. Ломоносова, где, уже будучи инженером, познавал основы науки о природе, и знания природы, которыми наградила меня северная тайга, где я был далеко не сторонним наблюдателем, а промысловым рыбаком и охотником.
Проверьте себя: восторг, восхищение возникают у нас встречи в природе прежде всего с выдающимися экземплярами зверей, птиц, рыб, деревьев, трав - вот, мол, какова природная сила! Но выдающиеся экземпляры для живой природы - это не только ее выставка достижений. В природе все для чего-то функционально крайне необходимо. И если мы еще не до конца понимаем роль в природе ее выдающихся экземпляров и стремимся добыть для себя, изъять из природы, именно их, то это еще не значит, что эти выдающиеся экземпляры самой природе уже не нужны, что она может без них вообще обойтись.
Я мог бы привести много примеров, подтверждающих право природы протестовать против т. н. трофейной охоты, охоты к тому же очень дорогой, доступной обычно только "денежным мешкам", которым, как правило, нет никакого дела до того же озера, до той же тайги…Но сейчас не буду этого делать, а только попрошу вас помнить, что мои встречи с удивительными щуками, которых я вправе был называть "Крокодилами Севера", никогда, как правило, специально не планировались, по большей части были случайными, как бывает случайной встреча старательного рыбака с доставшейся вдруг ему золотой рыбкой… А именно в качестве рыбака - промысловика и пребывал я в течение двух лет в Каргопольской тайге - это была вынужденная необходимость для человека, не имевшего пока иных средств к существованию.
Вернувшись в Москву после своего путешествия, я, как правило, скрывал координаты тех мест, где выпало мне встретить свой "Край непуганых птиц" - народ в то время в нашей стране был достаточно подвижным, и я основательно опасался, что кто-то, познакомившись с моими рассказами, тут же, как говорится, двинет в святые для меня места и, ворвавшись туда, будет не очень задумываться о том, чтобы эти места сохранить для других.
Опасения эти были не напрасными, ибо не раз я сам встречал таких стрелков-охотников, которые пытались попасть в мой "Медвежий край" с одной единственной целью - добыть медвежью шкуру. Но сейчас, спустя много лет, я могу назвать точные координаты той самой деревушки, которая гостеприимно встретила меня и на все два года моей таежной жизни стала для меня основной базой. Именно отсюда уходил я в тайгу на поиски дальних, отхожих, как называли их местные жители, озер, здесь зимовал, сюда возвращался из тайги после охоты за куницей. Имя этой деревушки - Поржала. Административно она относилась с Каргопольскому району, хотя находилась в десяти километрах от границы Архангельской области в окружении Вологодских земель.
До ближайшего населенного пункта Архангельской области от Поржалы было двадцать пять километров, а до ближайшего поселения Вологодской области - около двадцати километров.
В то время, когда встретился я с Поржалой, постоянных жителей здесь уже не было - за полгода до меня людей вывезли из тайги, переселив поближе к магазину и к школе, но восемнадцать вполне пригодных для жизни домов здесь осталось. В домах в полном порядке были печи, возле печи, как правило, оставались ухватник и кочерга. В домах оставалась и мебель. Не было только постели и половиков на полу. Казалось, что люди отсюда только отошли всей деревней к какому-то значительному для них событию-празднику, что отмечался где-то в другом месте, отошли, но вот-вот вернутся обратно.
В деревне в целости и сохранности были бани, амбары, устроенные от мышей на воде. На месте были и лодки, долбленые из осины лодочки-челночки - они были занесены в сараи и там хранились до лучших времен. Словом, Поржала приняла меня, как говорится, на все готовое. И я выбрал себе самый уютный домик и надолго остался здесь, как-то между прочим забыв о том, что конечной целью моего путешествия была не эта таежная деревушка, оставленная людьми, а населенный пункт Повенец - там и должны были встретиться-пересечься мои пути-дороги с путями-дорогами М.М. Пришвина, открывшего для всех нас удивительный "Край непуганых птиц" еще в начале двадцатого века.
Хоть и оставалась моя Поржала без своих постоянных жителей, но забываться ими никак не забывалась - еще в начале лета сюда, как на отгонное пастбище, отправили совхозных телушек вместе с двумя пастухами, бывшими поржаками, которые согласно и разрешили мне проживать по соседству с ними, а там и поделились со мной многими тайнами местной таежной жизни и таежных промыслов.
Местный рыбный промысел, о котором сейчас речь, никак не походил на известные промышленные способы добычи рыбы и прежде всего потому, что ни один из здешних рыбаков не занимался т. н. товарной добычей - рыбу ловили здесь только для личного потребления: сварить уху, испечь пирог-рыбник, а там, если добытой рыбы окажется больше, чем требовалось на сегодняшнюю уху и на завтрашний пирог с рыбой, то такие излишки отправляли в печь и на следующее утро доставали из печи знаменитый местный продукт - сушник.
В словаре русского языка этот продукт - сушник обычно значится как сущик и толкуется как сухая рыба, высушенная на поду русской печи. И почти всегда в таком случае подчеркивается, что сущик, сухая рыба, готовится из различной мелкой рыбешки, начиная от снетка и кончая ершами, небольшими окуньками и сорожкой-плотвой… Поржальский же сушник часто выглядел несколько иначе. Да, на этот самый сушник и у нас шла другой раз и некрупная сорожка, и невеликие окуньки, но вместе с сорожкой и окуньками жители Поржалы частенько заготавливали впрок, сушили и крупную рыбу, тех же щук и окуней. И наверное, поэтому наш сушник, как продукт, несколько отличающийся от общепринятого, и назывался нами чуть по-другому: не сущик, а сушник.
Как я уже говорил, сушник сушится на поду русской печи, предварительно вытопленной так же жарко, как топят ее под хлеб. Из хорошо протопленной печи выгребаются угли, помелом выметается вся зола, а затем на почти раскаленный под ровно выстилается солома, хорошо смоченная, омоченная в том же озере. И уже на эту солому плотно укладывается приготовленная для сушки рыба. Печь закрывается, и рыба в печи на соломе сначала печется, а затем и высыхает. Рыба сохнет с вечера до утра. И утром ты достаешь из печи готовый сушник.