Столики разделены стенками-барьерами, увитыми зеленью. И отовсюду видна небольшая эстрада, где играет живой музыкант.
Музыкантша. Девушка с очень длинными белыми волосами. Сидит у синтара и наигрывает-нашептывает мелодию, похожую на шелест дождя или шорох прибоя.
Мы сели за свободный столик. Взяли пластинки меню, начали изучать... да, кто его знает, что заказывать. Что-нибудь подешевле. Я в затруднении посмотрел на Марка. Тот, как всегда, взял на себя инициативу.
— Так, значит... Мира, тебе как обычно? А нам с тобой так. Морской салат, и к нему немного ву, — он нажимал кнопочки на меню, — дальше, закуска лаккар, это из рыбы и водорослей... не делайте такое лицо, юноша, вы это еще не пробовали. Ну, мясо — лучше всего наборный гуляш. Индейка в тесте... к этому делу нужно артиксийского светлого. Мягкие сухарики... Ты у нас сладкоежка, дедуля, десерт тоже будешь?
— На десерт сиккаргу с мороженым и белым соусом, — подсказала Мира, — здесь ее так готовят!
Я думал, что сиккаргу — сливочную кашу — пробовал уже во всех видах... со всеми ягодами, фруктами, орехами во всех мыслимых комбинациях. Ан, нет...
Марк отправил заказ кнопкой «ввод». Уже минуты через две к нам подкатила тележка с тремя подносиками, на которых были сервированы закуски.
— Лиль сегодня сидит, — сказала Мира, — и поет такую песню: рыбка умерла, рыбка умерла... а мы — люди, и мы никогда не умрем, вот так!
Марк засмеялся.
— Это она рыбку дохлую вчера нашла на берегу, — пояснил он.
— Вот ведь надо же, — Мира покачала головой, — значит, она уже так серьезно этот вопрос обдумывает, о смерти...
— И пришла к выводу, что мы никогда не умрем, — сказал Марк.
— Ну да, наверное, она думала, думала, переживала... и решила, что люди не умирают, иначе это было бы слишком печально.
— Я вот не помню, — сказал Марк, — когда в первый раз о смерти подумал. Мне кажется, лет в восемь... но может, и раньше что-то было. Я помню, сильно испугался, что ничего там не будет...
— А я сразу знала, что там будет что-то, — вставила Мира.
— Ну, у тебя родители верующие... а у меня, сама знаешь.
Я попробовал вспомнить — когда же я впервые задумался о смерти. Не знаю... смерть для меня была реальностью. Проще вспомнить, когда впервые увидел мертвого — года в три. Может, и раньше видел, но не помню. И не боялся я этого никогда. Цхарн, есть вещи похуже, чем смерть... ну лег, ну заснул. Правда, неизвестно, может, там что-то еще будет.
Рыба с водорослями — страшненькие на вид кубики — оказалась действительно очень вкусным блюдом. Мы накалывали кубики на маленькие вилочки, прихлебывали теплое ву.
— Ну, Ланс... теперь тебе надо минимум сдавать, — сказал Марк деловым тоном, — тянуть не стоит.
— Ты думаешь, я готов? — пробормотал я нерешительно.
— Ну конечно, — весело сказала Мира, — да ты не беспокойся... они эмигрантов сильно не гоняют.
— А потом куда? Ты уже об этом думал? — поинтересовался Марк. Я пожал плечами.
— Я бы тебя взял в лабораторию... да по-моему, ты не физик. Неинтересно тебе... — вслух размышлял Марк.
— Не только в этом дело, — сказал я, — у меня ума просто не хватит. У вас совершенно другое представление о пространстве, времени... с этим представлением нужно родиться, вырасти... или уж быть великим талантом. Нет, я не смогу физиком.
Я это сказал почти с сожалением. Как было бы удобно — учиться у Марка, или Миры, или хоть Геррина. Ведь я же никого здесь больше не знаю.
Тележка подкатила к нам второй раз, мы разгрузили мясные блюда, бутылку артиксийского светлого вина.
Марк разлил вино по бокалам.
— Ну, за флаер мы уже выпили. Теперь за удачную сдачу минимума!
Я проглотил вино залпом, как ром. Вкусное... Тепло разбежалось по жилкам, и стало как-то веселее, спокойнее. Как будто сенки курнул...