— Ну ты даешь... ты ведь уже здесь три месяца? И до сих пор даже в «Ворону» не зашел... Может, ты и в Бетрисанде не был?
В Бетрисанде я был, конечно. Хотя и не везде.
— Да мне неудобно... — сознался я, — одному как-то...
— В какой-то степени ты прав, — согласился Марк, — Действительно, идти и напиваться в одиночку... Ну ладно, сходим вместе. Вот Мира на той неделе прилетит, и сходим.
Он уже опустошил свой бокал и вертел в руках, с сожалением на него поглядывая. Я подумал, что надо что-нибудь вставить и сказал.
— Так много народу...
— Да, — Марк задумчиво оглядел зал, — Папа ведь... знаешь, вот я иной раз думаю. Мне уже сорок. Ну, конечно, что-то я делаю... вот монографию недавно закончил. В принципе, мне интересно работать. Но вот папа уже в тридцать лет открыл гетеротропный принцип. В тридцать четыре обосновал его экспериментально практике, в знаменитой экспедиции Ларгоса. В тридцать шесть уже решил проблему Соторна. Если все его конкретные — понимаешь, конкретные достижения перечислить, то получится, что он — целая эпоха в физике подпространства... А тут — ковыряешься, ковыряешься, а спросить себя — что ты в жизни сделал? Да ничего. Сказать-то нечего. А ведь я, в общем, на хорошем счету... А с другой стороны, — оборвал он себя, — подумаешь, зачем это надо? Мне интересно. Людям и такие работники, как я, нужны. А то, что мне такие темы и такие проблемы не попадаются, как папе... удачные... ну и что?
— Да, — сказал я, чтобы не молчать. Марк посмотрел на меня и покачал головой.
— Как тебя называть-то? Ландзо как-то длинно. Ланс? Слушай, пошли лучше на море, а? Кей! — окликнул он пробегавшего мимо мальчишку. Тот остановился. Подошел к нам.
Это был старший сын Марка. Очень серьезный веснушчатый мальчик двенадцати лет. На Анзоре я бы ему дал все четырнадцать — здешние дети крупнее.
Я вдруг подумал, что по возрасту ближе к этому мальчику, чем к его отцу... да так оно и есть — ведь Кей двоюродный брат Таро.
— Кей, пока ты окончательно не исчез из моего поля зрения... ты завтра что планируешь?
Мальчик поглядел на отца и серьезно ответил.
— Завтра с утра у меня занятия по музыке и пилотированию. Потом я пойду на тренировку, потом еще мне надо часа два позаниматься по программе... наверное, после обеда. А потом, вечером мы собирались с ребятами планер готовить.
— Ясно, — сказал Марк, — а послезавтра? Найдется у тебя время для родного отца?
— А что надо-то, пап? — деловито спросил мальчик.
— Да вот, хотел вам показать один эффект интересный...
— Тот самый? — глаза мальчика загорелись. Марк кивнул.
— Тот самый. Туннель.
— Так вы смоделировали? А можно я ребят тоже приведу? — обрадовался Кей.
— Приводи хоть всю группу, — сказал Марк, — кстати, мы с Лансом собираемся на море. А, вы же еще не знакомы. Ланс — Кей.
Мы пожали друг другу руки.
— Вы друг Таро? — серьезно спросил мальчик. Я кивнул.
— Я тоже хочу на море, — сказал Кей, — я вам не помешаю?
По-моему, мальчик был куда солиднее и серьезнее своего отца.
— Не только ты не помешаешь, но и шибагов неплохо бы взять с собой. Шиба-аги! — заорал Марк. Кей слегка поморщился.
— Я их найду, папа... а Лиль тоже брать?
— Как хочешь... ну что, пошли?
И мы двинулись к морю.
В Летнем Зале тем временем мельтешение прекратилось. Я только теперь заметил, что вдоль одной из стен тянется широкая черная панель, на которой золотом выведена гигантская и очень длинная математическая формула... вероятно, она имела какое-то отношение к принципу гетеротропности. Я не стал уточнять.
Физики — в основном, начиная от сорока лет, молодые уже перекочевали наружу — расселись вдоль столов и стен.