В деревянном водостоке.
Вечер был щемящ и тих.
Нам с тобой бы эти сроки…
Впрочем, хватит и своих.
И пока в стекле не сухо,
Влагу пей и Бога славь.
Еле слышно слышит ухо
Вздох раба, слышней чем явь.14 августа 2009
Из книги "Сон серебряного века"
* * *
Не беда, что не сразу доходит наш голос до века,
Не беда, что уходим мы раньше, чем голос доходит,
Ведь не сразу священными стали Афины, и Дельфы, и Мекка,
Да и тех уже слава, как солнце, зашла или ныне заходит.И Пиндара строфа, и слова Иоанна, как лава, остыли,
Усмехнется душа на наивный призыв толмача – "не убий!".
Сколько раз наше тело, и душу, и память убили,
А бессильных убить выручал своим оком услужливый Вий.Наши дети растерянно тычутся в землю своими губами,
Но и эти сосцы истощили запасы надежды, желаний и сил,
Не спасает уже ни пробитое небо, нависшее низко над нами,
Ни истории миф, ни раскрытое чрево распаханных веком могил.Все морали забыты, истрачены, съедены и перешиты.
И религией скоро объявят и горький Отечества дым.
Наша жизнь и планета невидимо сходят с привычной орбиты.
Так до наших ли детских забот – быть услышанным веком своим.6 августа 1965
* * *
Ты видишь -
Иду по земле.
Суковатая палка
Мне помогает в пути.
Смилуйся, Боже,
Она устала,
Поставь ее деревом у дороги -
А мне все равно идти дальше.Ты слышишь,
Как сердце,
Уставшее биться,
Просит покоя.
Смилуйся, Боже,
Останови сердце -
А мне все равно идти дальше.Земля -
Она тоже устала вертеться.
Смилуйся, Боже,
Останови землю…
А мне все равно идти дальше.11 августа 1965
* * *
Алле Латыниной
в час рождения дочери
Юлии ЛатынинойДа простится мне боль твоя,
Что глаза мои видят свет,
Что руки держат перо,
Что думать могу о тебе -
Да простится мне это все…16 июня 1966
4
– Разве это искусство, – спросил я однажды у дятла, -
Деревья расписывать клювом упругим?
– При чем тут искусство? – ответил мне дятел, -
Я просто тружусь, семье добывая немного еды…
– И себе, – я громко ему подсказал.
Но мой собеседник, ответом своим увлеченный, меня не услышал.
– …Как эти деревья, растрескав иссохшую землю, -
Витийствовал дятел, -
Гонят к вершинам ветвей и родившимся листьям
Соки земли.
А то, что рисунок моих разрушений
Заставил тебя заподозрить, что я занимаюсь искусством, -
Меня это, друг мой, наводит на мысль,
Что сам ты бесценное время теряешь
На это пустое занятье.
– О господи, что ты! – воскликнул я тут же
И дятла убил,
Подтвердив, что искренне был удивлен,
Когда обвинили меня в занятье искусством.Теперь этот дятел, набитый трухой,
Стоит, постигая всю пагубность спора во время работы.5 ноября 1966,
Баренцево море
* * *
К. И. Чуковскому
Все как положено по штату -
Белы дома и высоки.
Заставы прежнего Арбата -
На дне асфальтовой реки.Колеса режут и утюжат
Витые лестницы, следы
И дом старинный, неуклюжий,
Меня хранивший от беды.Все хорошо, все так же минет,
Снесут и эти этажи
И сохранившийся доныне
Обломок пушкинской души…3 августа 1967
* * *
Она кругами ходит, слава,
Она смыкается с бедой,
Она проклятие и право
Быть до конца самим собой.Она не спросит, где истоки, -
Запишет сразу в мудрецы
И раньше зрелости – в пророки,
И раньше смерти – в мертвецы.3 сентября 1968
* * *
Н. Ильиной
И так в веках – мне плыть, и плакать,
И возвращаться к берегам,
Где гам лесной, и гать, и слякоть,
И крики уток по утрам.Где парк и дом, снесенный веком,
И симметричен пней расклад,
Как было раньше в царстве неком,
Здесь был разрушен некий град.Лишь уцелели эти ели
И этот пруд среди дерев,
Да небеса, да звук свирели,
Да детства жалостный напев.1 октября 1968
* * *
П. К. Сумарокову
Казалось, все было некстати:
Знакомство, зима, Кострома.
Тускнели на полках тома,
Начавшие жизнь на Арбате.Печален апостольский лик
И плесень на бронзе двуглавой.
Как будто владевший державой,
Встречал меня нищий старик.Встречали пустые глазницы,
Встречали сутулые плечи,
Но речи – нездешние речи!
Но руки – как крылья у птицы!Он был одинок, не у дел.
Он был за пределами боли,
Оставленный всеми. И доли
Иной на земле не хотел.Иначе он мерил обиды
И мерой иною – потери.
И заперты наглухо двери,
Открытые настежь для виду.И лампа в шестнадцать свечей
Мою освещала удачу…
И разве я что-нибудь значу
Без этих негромких речей?..1 декабря 1969
Письмо в Крым
А. Латыниной
А день подаренный не гас,
И так тебя мне не хватало,
Но небо лишь соединяло
Степями разделенных нас.И о простор его с разлета
Мы бились. Падали в пески.
И те паденья и броски
Лечили память и работа.И кто за это нас осудит,
Что дни палим в огне строки?
Да будут боли нам легки,
Да будет нам как есть – да будет!29 ноября 1970
* * *
Последний час потерянного дня,
Меж сном и встречей нáдолго застрявший,
Мой долг, мой выкормыш вчерашний,
Спаси от жалости меня.Мытье посуды. Ветер за окном,
Не сон, не явь – усердные потуги…
Слова, заоблачные други,
Помыслим вместе об одном.Поверим – в неизбежность буден,
В кровосмешение стиха
И в то, что речь всегда тиха
У тех, кто миру неподсуден.28 февраля 1971
* * *
Не плыл тот вечер медленно к реке,
Не гнал пастух пестреющее стадо.
Но было сердце и закату радо,
И куполам, темневшим вдалеке.Застывший пруд асфальтом окружен,
И лип листы шершавы, как ладони.
А мальчик, заблудившийся в Сульмоне,
В московский пруд до одури влюблен.Еще когда у Понта коротать
Недолгий век, и мерзнуть, и молиться.
А на Арбате чопорные лица
Ему дано прощально понимать.Играй, труба, за флейтой торопись,
"Тенелла, о тенелла" – ту же фразу,
Какую не сфальшивили ни разу
Моя судьба, любовь моя и жизнь.1 ноября 1972
* * *
Благослови вас свет создавший
И ты, на грани света, век.
Забытый Бог и зверь, уставший,
Как все познавший человек.Благослови вас увяданье,
Покоя стертые черты,
И мера общая страданья,
И мера общей доброты.Благослови в года пустые,
Во все иные времена,
И те великие простые
Безумий наших имена.Я вас прошу, да будьте святы,
Пусть отзовется словом – медь,
Все, что крылато, – то распято,
Так шло до нас, так будет впредь.26 ноября 1972
* * *
Что за мерзостные звуки,
Как от камушка круги?
Кто-то тянет к небу руки,
Слышу: "Боже, помоги!"
Что за хлипкое стенанье?
Сквозь грошовый плоский ад
Хнычет Божие созданье -
Полуптица-полугад:
"Боже, слышишь, виноват".
Хнычет Божие созданье,
Молит, кружится ужом,
То подпрыгнет в мирозданье,
То пульнет в него ножом,
Возле крови вьет круги,
Слышу: "Боже, помоги!"Дали с милкой по обету:
Не касаться больше тел
Той зимой – как будто нету
И других на свете дел.
Но едва начаться лету -
Первым к бабе подлетел…
Закурю-ка сигарету,
Только спичек больше нету,
Попрошу у мелюзги,
Слышу: "Боже, помоги!"
Сенокос, пора запаса,
Близ соломенных палат
Рисовальщик бросил Спаса -
Полуптица-полугад.
Скомкал, бросив, чудо Спаса,
И хрипит: "Не виноват,
Что в глазах у Спаса ад…"
Набекрень пошли мозги,
Слышу: "Боже, помоги!"Бьет портной свою зазнобу,
Колет тонкою иглой.
А потом ползет по гробу
И целует аналой:
"Маша, Маня, что с тобой?" -
"Все в порядке, дорогой, -
Машет чучело ногой. -
Все, что сплыло, береги!"
Слышу: "Боже, помоги!"Жук в канаве чешет лапки,
Дрозд и кошка под кустом.
"Дай, жена, поменьше тапки.
Разберемся, чьи, потом -
Лешки, Гошки ли, Агапки -
Разберемся в них потом, -
Шевеля железным ртом,
Цедит, чавкая с трудом. -
В загсе даден этот дом.
Если даден дуре дом,
Пуще глаза береги,
Нет друзей, одни враги…"
Слышу: "Боже, помоги!"