Снова патруль двинулся по тротуару, сзади послышался далекий звон трамвая, Павлов оглянулся и увидел на мостовой женщину на велосипеде.
Старший лейтенант остановился резко, сержант натолкнулся на него и ткнул автоматом в бок. Павлов отстранил его рукой, чтоб лучше видеть, но в этом уже, собственно, не было потребности, потому что в этот момент как раз мимо него вдоль трамвайной линии ехала женщина в синей косынке и голубой кофточке.
Видно, это была та женщина, о которой говорил комендант города. Точно она... Велосипед, как и предупреждали, блестит никелированными деталями, женщина красивая и средних лет, а главное - синяя косынка и голубая кофта...
Павлов рванулся, чтобы задержать, по крайней мере преградить путь женщине, но вовремя вспомнил приказ коменданта: никакой самодеятельности, только проследить, куда едет и куда войдет, - очень важно ничем не выдать, что патруль заинтересовался ею, лишь проследить и немедленно дать знать в комендатуру.
Павлов положил сержанту руку на плечо.
- Видишь? - указал глазами на велосипедистку.
- Конечно, - ответил тот спокойно, для Павлова даже чересчур спокойно, - это про нее говорил полковник.
- Я за ней, - нервно выдохнул старший лейтенант, - а вы с ним, - кивнул на солдата, - бегите к телефону. Второй квартал налево - там воинская часть, сообщите коменданту, что я слежу за женщиной в синей косынке.
- Может, я с вами? - предложил сержант.
Вероятно, Павлову следовало согласиться с этим предложением, но азарт охотника уже охватил его, и он, гневно сверкнув глазами, бросил коротко:
- Выполняйте!
Видно, сержант хотел что-то сказать, однако пересилил себя и, отчеканив "есть", поспешил за солдатом назад к повороту.
А женщина в синем платке уже отдалялась...
Старший лейтенант, глядя ей вслед, лихорадочно соображал, как не упустить велосипедистку.
К остановке, дребезжа, приближался трамвай. Павлов вскочил на переднюю площадку, заглянул в кабину водителя, пожилого, седоусого человека в форменной фуражке. Его взгляд был утомленным и хмурым, но глаза умные и какие-то напряженные, будто пытаются проникнуть Павлову в душу. И старший лейтенант решился.
- Комендантский патруль! - сказал кратко, но весомо, и эти слова прозвучали как приказ выполнять все его распоряжения.
- Слушаю вас, пан офицер.
- Видите ту женщину на велосипеде? В синей косынке!
- Почему же не вижу?
- Догоните!
Вагоновожатый на что-то нажал, что-то покрутил, и трамвай двинулся. Они догоняли женщину медленно, старый вагон дребезжал, будто жаловался на свою судьбу, однако велосипедистка ехала небыстро, и скоро они настигли ее.
- Что теперь? - спросил вагоновожатый.
- Перегоняйте.
Приближалась очередная остановка, и Павлов приказал высадить и взять пассажиров. Женщина в синей косынке за это время снова опередила трамвай. Они двинулись вслед за ней и снова обогнали. Старший лейтенант уже в третий раз видел ее вблизи, кажется, запомнил на всю жизнь, она же, безусловно, ничего не подозревала, так и ехала, не поднимая глаз.
Трамвай снова приближался к остановке. Старший лейтенант вдруг увидел: женщина повернула в переулок. Он выскочил из вагона на полном ходу, даже не попросив вагоновожатого притормозить, не попрощавшись и не поблагодарив, - думал только о женщине в синей косынке, видел только ее, и ничего на свете больше не существовало для него.
Добежал до угла вовремя - женщина уже вела велосипед по тротуару к парадному трехэтажного дома. Она не оглянулась, и Павлов с облегчением констатировал, что велосипедистка его не заметила.
Только теперь старший лейтенант догадался снять с рукава красную повязку комендантского патруля. Прошелся под домом. С двух сторон к нему плотно прижимались двух- и четырехэтажные строения, но ведь мог быть еще двор и еще один выход...
Павлов заглянул в парадное - тишина, словно никто тут и не живет. Проскользнул к лестнице. Несколько ступенек вели на первый этаж, справа от входных дверей опускались в подвал, кажется, там был также выход во двор.
Старший лейтенант на цыпочках спустился по ступенькам, нажал на дверь, она легко поддалась, и он очутился во дворе. Нескольких секунд хватило, чтобы убедиться, что это не двор, а обнесенный глухим каменным забором садик. Запущенный, неухоженный - две или три яблони росли тут и сиреневые или жасминовые кусты, старший лейтенант не очень-то разбирался в этом. За одним кустом Павлов заметил калитку - она выходила на параллельную боковую улицу) но калиткой давно никто не пользовался: тропинка к ней заросла травой, а замок заржавел.
Прежде чем выйти из дома, Павлов с минуту постоял в парадном, прислушиваясь. Тишина, ни звука. Но вот что-то громыхнуло на верхнем этаже, открылись двери, и старший лейтенант поспешил выскользнуть на улицу. Шел к углу Пелчевской под самой стеной, чтобы женщина в синей косынке не заметила его из окна. Пересек проспект и занял удобную позицию за толстенным каштаном - отсюда видны парадное и каменный забор садика, выходившего в соседний переулок. Если бы женщина с велосипедом оставила дом, обязательно заметил бы ее.
11
Еще утром офицеры договорились с пани Марией, что та приготовит обед и нажарит грибов. Она ждала с двух до трех часов, но вышло так, что офицеры попали домой лишь около шести, и хозяйка встретила их укоряющим взглядом.
Бобренок попытался объяснить причину такой непунктуальности, но только махнул рукой - мол, служба есть служба.
Майор снял сапоги и с наслаждением улегся на кушетке, вытянув натруженные ноги, считая, что и Толкунов последует его примеру, но капитан остановился в дверях кухни, где пани Мария разогревала обед, оперся о косяк и с удовольствием наблюдал, как хозяйка хлопочет у плиты.
Все тут нравилось капитану. И чистота, и порядок на полках, где стояли блестящие алюминиевые кастрюли, и ряд фаянсовых бочонков с незнакомыми надписями. Из самого маленького пани Мария достала ложкой соль, подсыпала в кастрюлю, бросила взгляд на Толкунова и предложила:
- Может, пан капитан отведает? А то я и не знаю, как оно будет... Перестояло все, а зупа, кажется, недосоленная...
Она набрала полную деревянную ложку зупы, и только теперь Толкунов понял, что это - обычный суп, вроде бы с фасолью. Ему было приятно смотреть, как хозяйка несет полную ложку к нему через всю кухню, вернее, он не замечал ложки, видел только, как несет, как оголилась рука до самого плеча, как ступает осторожно и легко...
Капитан, обжигая губы, хлебнул супа, вкуса не почувствовал, но сказал совсем искренне:
- Фантастически!..
- Горячо?
- Никогда еще не пробовал такого вкусного супа. - Толкунов успел отхлебнуть еще раз и теперь нисколько не кривил душой.
Капитан подумал: что может быть лучше этой домашней идиллии? Точнее, слова "идиллия" он, пожалуй не знал, но всем своим нутром ощущал уют и покой - и во вкусном аромате супа, и в том, как уверенно хозяйничала пани Мария в кухне, и в журчании воды, текущей из крана, даже в том, как поправила хозяйка прическу, небрежно и не оглядываясь, ведь, вероятно, знала, что жест этот не останется незамеченным.
- Почему пан капитан не отдыхает? - спросила она с укором, но Толкунову показалось - просто из вежливости.
Капитан проглотил слюну, почему-то собравшуюся во рту, и попросил не совсем уверенно:
- Называйте меня, пожалуйста, Алексеем.
- Как можно! - ужаснулась пани Мария.
- Мне будет приятно.
- Правда? - обернулась она и, забыв о кастрюле, внимательно посмотрела на Толкунова.
- Правда. - Капитан почувствовал, что краснеет, и даже рассердился на себя. - Какой я вам пан офицер? - пробурчал он.
Пани Мария шагнула к Толкунову, но сразу остановилась. Переспросила:
- Вы хотите, чтоб я называла вас паном Алексеем?
- Да какой пан! Просто Алексей.
У женщины округлились глаза.
- Как так?
- Ну почему же нет?
- Но ведь у пана такой высокий чин!
- Теперь вы живете в Советском Союзе, - начал Толкунов несколько казенно, хотел добавить "и наплевать на чины", но тут же решил, что это будет не очень правильно, и закончил: - У нас все равны.
Начали пригорать грибы, и хозяйка бросилась к плите.
- Помочь? - спросил Толкунов, но пани Мария не ответила, помешивала грибы на сковородке быстро и аккуратно. - Правда, может, помочь? - повторил вопрос.
Теперь пани Мария услыхала и оглянулась удивленно, должно быть, предложение капитана поразило ее, застыла на мгновение, оцепенев, потом тихо засмеялась и покачала головой.
- Пану капитану не к лицу кухонный фартук, - заметила она вполне серьезно.
- Любая работа не может унизить человека, - не менее серьезно ответил Толкунов.
- Трудно сказать лучше, - подал голос Бобренок из комнаты: значит, слышал весь их разговор. - И учтите, пани Мария, наш капитан может делать все.
Толкунов переминался с ноги на ногу. Почему-то вмешательство майора, невзирая на хвалебный тон, не понравилось ему.
- Еще чего, - пробурчал, - нашли работягу...
Бобренок появился в дверях кухни неслышно, широко улыбаясь.
- Пани Мария, - начал он велеречиво, - знайте, что капитан Толкунов, - я уже как-то внушал вам это, - олицетворение многих добродетелей. Один из лучших офицеров нашей части. Храбрый, отважный, сметливый, один недостаток - не женат... Как считаете, можно избавиться от этого недостатка?
Хозяйка бросила на Бобренка взгляд, не оставлявший никаких сомнений относительно ее чувств, но сразу отвернулась и сняла с плиты кастрюлю с супом.