- Да, - согласился Сорока, - я это знаю и ради очередного сообщения не нарушил бы порядок. Но есть возможность привлечь в нашу группу еще одного человека, а без вашего разрешения... - развел руками.
- Кто? - коротко спросил майор, не предлагая Сороке сесть.
- Один хлопец, точнее, юноша, был в моем курене, прозвище Гимназист. Его рекомендовал и сейчас рекомендует отец Василий.
Видно, рекомендация святого отца и тут ценилась довольно высоко, потому что майор смягчился и предложил:
- Кофе хотите?
- Не откажусь.
- Федор, - кликнул кого-то высокий, - организуй кофейку. И иди к нам. - Обернулся к Сороке: - Докладывайте.
Сорока смотрел в спокойные, но пронизывающие насквозь глаза майора и, как всегда, ощущал перед ним свою мизерность и даже ничтожество. Сначала это бесило его - привык к власти и беспрекословному повиновению подчиненных, но после того, как курень окружили и разбили в коротком бою в лесах за Бродами, пришлось привыкать к новому положению. Тогда ему удалось с двумя верными людьми пробиться сквозь чекистский заслон, обойти ночью Броды и пробраться во Львов. Тут получил приказ главного штаба: осесть в городе, по возможности устроиться на железной дороге или на почте. И вот теперь бывший куренной находился в подчинении гитлеровского резидента Ивана Строева, действовавшего под видом майора интендантской службы Игоря Гаркуши и возглавлявшего группу шпионов, оставленную фашистским разведорганом "Цеппелин".
- Так что же это за личность, ваш Гимназист? - заинтересовался Гаркуша.
- Разумный хлопец, - угодливо сказал Сорока. - В моем курене возглавлял канцелярию и вел все дела.
- Сам отец Василий рекомендует его? - задумчиво переспросил Гаркуша.
- Да.
- Но ведь ваш курень, насколько мне известно, уничтожен энкавэдистами? И никто, кроме вас, не вырвался из окружения?
- Не совсем так. Вместе со мной вышли еще двое стрелков.
- И этот Гимназист среди них?
- Нет.
- А где же он был?
- Оставил курень еще до того боя.
- Как это - оставил? - насторожился Гаркуша.
- По моему приказу.
- И где все время шатался?
Сорока хотел рассказать о приключениях Гимназиста, но заскрипела дверь, и здоровяк в пижамных штанах и расстегнутой рубахе, из-под которой выпирала поросшая волосами грудь, принес поднос с кофейником и чашками. Он держал его на трех растопыренных пальцах, словно не чувствуя никакой тяжести, нес, забавляясь, и ловко поставил поднос на стол, покрытый пестрой скатертью с бахромой.
Сороке надоело стоять перед Гаркушей, с облегчением взял чашку и устроился за столом, а майору, видно, расхотелось кофе, он, обернувшись к верзиле, бросил свирепо:
- Как тебе нравится, Федор, нам уже кадры начали подбирать... Помощников, понимаешь?..
Федор поиграл выпуклыми бицепсами на руках. Ответил спокойно:
- Но ведь, я слышал, его рекомендует сам святой отец Василий!
- Ну-ну... - неопределенно протянул Гаркуша. - Так рассказывайте, уважаемый пан Палкив.
Сорока проглотил и эту пилюлю - ничего, когда-нибудь он поквитается с этим нахально-самоуверенным типом, нацепившим погоны майора. Однако заискивающие нотки явно звучали в его тоне.
- Конечно, вы можете иметь свое мнение, но Гимназист - хлопец надежный. Зовут Юрком Штунем, тут, во Львове, кончал гимназию. Отец Василий рекомендовал его мне. А потом поступил приказ послать на Волынь десяток стрелков, чтобы встретить таких, как и вы, то есть агентов. Я послал сотника Муху с Гимназистом. Получил сведения, что задание выполнили (та группа работает в районе Ковеля), а Гимназист угодил в облаву. Потом его взяли в армию, но он удрал и пробрался во Львов.
Гаркуша переглянулся с Федором.
- Та-ак, - сказал без энтузиазма, - удрал, говорите?
- Я разговаривал со святым отцом, - ответил Сорока. - Тот посылал служанку в село под Куликовом, где Гимназист ночевал перед тем, как попал во Львов. Порядок: старая проныра все разнюхала.
- А раньше? - спросил Гаркуша.
- Что - раньше?
- Раньше, спрашиваю, где ночевал?
- Не можем мы все проверить.
- Само собой, не можете...
- Я считаю, Гимназиста надо привлечь. Я ему документы моего племянника отдал. Настоящие документы, вот и устроится, где прикажете.
- Подождите, - оборвал Сороку Гаркуша, - и где этот Гимназист? Сейчас?
- Как где? У меня, конечно.
- В вашей квартире?
- Так мой же племянник... Имею две комнаты... Почему же одну не уступить?
Гаркуша вдруг резко отодвинул поднос, так, что кофе из чашек пролился.
- Вы или дурак, Палкив, - крикнул он, - или типичный предатель! Представляете, что наделали?
Сорока побледнел, но ответил с достоинством:
- Привлек в группу проверенного человека.
- Кто дал право? - с ненавистью выдохнул Гаркуша. - Кто уполномочил тебя?
- Но ведь, прошу я вас, отличный хлопец.
- Знаешь, сколько отличных хлопцев во Львове? И сколько среди них энкавэдистов?
- Скажете такое, я-то его знаю, да и отец Василий...
- Самодеятельность, - стукнул кулаком по столу Гаркуша. - За такую самодеятельность снимают голову!
- Я попросил бы уважаемого пана!.. - не выдержал Сорока.
- Ты слышишь?.. - с иронией спросил Гаркуша у Федора. - Он просит нас, он протестует, вы именно это имели в виду, пан Палкив?
Сорока смекнул, что перебрал, и пошел на попятный:
- Прошу прощения, пан майор.
Видно, угодливый тон Сороки пришелся по душе Гаркуше. Но сказал все же сердито:
- Чтобы это было в первый и последний раз, пан Палкив.
- Уже понял.
- А понимаете, что в свою квартиру на Зеленой вам возвращаться теперь нельзя?
- Почему?
- В нашем деле нет мелочей, - сказал Гаркуша, - поймите это, наконец. И вы допустили ошибку.
- Но ведь сам святой отец...
- Не имеете права привлекать даже самого господа бога. Я для вас бог, и только я принимаю решения.
В конце концов это было правильно, и Сорока, хоть и со скрипом, должен был согласиться.
- Что же делать? - спросил он.
- А вот что... - Гаркуша задумался лишь на мгновение. - Откуда-нибудь позвоните Гимназисту. Боже сохрани, только не с работы, а то, может, телефон уже прослушивается.
- Ну что вы! - замахал руками Сорока, но Гаркуша оборвал его:
- Понятно?
- Еще бы!
- Так слушайте дальше. Позвоните и скажите, что должны уехать на две-три недели в командировку. Надеюсь, вы не сказали этому хлопцу, где служите?
- Нет-нет.
- Хорошо. А Гимназисту прикажите устроиться на работу и ждать. Вот и все.
- А я куда?
- Смените квартиру.
- А если Гимназист обратится к святому отцу?
- Отец Василий будет предупрежден. Чтобы также не занимался самодеятельностью.
- Какие еще будут указания? - кротко спросил Сорока, поднимаясь со стула.
- Не соваться куда не следует, - грубо захохотал Федор, но Гаркуша остановил его властным жестом.
- Я выпущу вас через дыру в заборе, - сказал он. - Сегодня походите по городу, понаблюдайте, нет ли хвоста.
- Когда ехал к вам, никого не было, - заверил Сорока.
- Личные контакты пока что прекращаются, - приказал Гаркуша. - Связь только через тайник.
- Усек? - издевательски добавил Федор.
Сорока вышел, даже на взглянув на этого нахала. Из хама, сказано, никогда не будет пана, так надо ли обращать на него внимание? Быдло проклятое, схватить бы тебя в лесу да поставить к стенке. Вот уж покрутился бы...
Подумав так и зримо представив себе эту картину, Сорока почувствовал хоть какое-то облегчение и направился вслед за Гаркушей к дыре в заборе, тут же забыв о Федоре.
7
Утром Иванцив пошел не на работу, а в поликлинику и находился там около часа, ожидая приема врача.
Старшина Вячеслав Гудзик видел, как машинист, понурившись, сидел на стуле у кабинета терапевта. Впрочем, Гудзик заглянул в помещение лишь на несколько секунд, дабы убедиться, что Иванцив не покинул поликлинику, воспользовавшись другим выходом.
Старшина примостился на скамейке в соседнем скверике и, почти как все наблюдатели, сделал вид, что читает газету. Правда, Гудзик действительно читал ее, что не мешало ему фиксировать всех, кто выходил из поликлиники. Вероятно, визит Иванцива к терапевту увенчался успехом, потому что машинист вышел с довольным видом и бодрым шагом направился домой. Гудзик облегченно вздохнул: может, этот тип и в самом деле заболел, значит, будет отлеживаться несколько дней на радость оперативникам, которым поручена слежка.
К сожалению, эти прогнозы не оправдались: буквально минут через десять - пятнадцать Иванцив вышел из дома переодетым - вместо железнодорожной формы натянул старые ватные штаны, выцветшую куртку и шляпу с обвисшими полями. Нес корзину, скорее всего, пустую, так как легко помахивал ею.
Гудзик подумал, что Иванцив собрался на базар, но машинист держал путь к станции. За вагонами вышел к семафору, побеседовал о чем-то со стрелочником и, дождавшись, пока подали свежесформированный эшелон, сделал знак машинисту и поднялся на паровоз.
Эшелон двинулся в сторону Львова, и Гудзик успел вскочить на подножку одного из вагонов, катившихся мимо него по рельсам.
Поезд шел медленно, останавливаясь на каждом разъезде, и Гудзик все время пребывал в напряжении, ожидая, что Иванцив может соскочить на ходу. Но, к счастью, этого не случилось - Иванцив вышел на очередном разъезде, помахал на прощание машинисту и, не задерживаясь ни на миг, зашагал по шпалам в обратную сторону, обходя вагоны, стоящие на запасном пути.