- Я информировал обергруппенфюрера, что начало операции назначено на завтра, и получил согласие. Более того, Кальтенбруннер приказал передать герру Ипполитову, - Краусс учтиво наклонил голову в его сторону, - что в случае удачи его ждут высшие награды рейха. Он сам похлопочет перед фюрером. - Краусс остановился на несколько секунд и еще налил себе коньяку. - Награждены будут все участники операции, - произнес он так, будто уже получил очередной крест. - Выпьем за это, господа.
Валбицын стал наливать коньяк. Кранке выбросил вверх руку.
- Хайль Гитлер! - воскликнул он.
Это было некстати, поскольку все держали фужеры в правой руке, пришлось ставить их или брать левой, но наконец все обошлось, выпили до дна в торжественном молчании.
Глотая ароматный напиток, Ипполитов непроизвольно обвел всех презрительным взглядом.
"Воронье, - подумал он. - Слетелось - и уже делит награды. А я должен зарабатывать их..."
Злоба уже закипела в нем, хотел бросить что-нибудь резкое, но в комнату вошла служанка и доложила, что стол накрыт. И все двинулись в столовую, живо переговариваясь, торжественные и радостные.
21
Полковник Карий приехал на импровизированный аэродром за Квасовом во второй половине дня. Бобренок доложил ему, что для принятия вражеского самолета все готово. Карий попросил воды и, напившись, сообщил: пришла радиограмма из "Цеппелина" - в два часа ночи необходимо зажечь огни. Гитлеровцы подтвердили, что самолет приземлится именно сегодня ночью.
- Дополнительных инструкций агентам не было? - спросил Бобренок.
- Нет. - Полковник говорил, будто читал радиограмму: - Ждите самолет шестого. В два часа ночи зажгите огни. - Вдруг улыбнулся одними глазами и добавил совсем другим тоном: - Сегодня, товарищ майор, решающая ночь, сейчас все зависит от вас, от того, как встретите дорогих гостей.
Подошел Толкунов, козырнул полковнику. Видно, услышал конец фразы, потому что произнес:
- Мы готовы, но прилетят ли?
- Сегодня ночью.
Капитан возразил:
- Ночью может пойти дождь, или вдруг что-нибудь изменится.
Бобренок осуждающе посмотрел на него: что за манера - всегда во всем сомневаться? Сказал уверенно:
- Синоптики обещают хорошую погоду.
- А-а... синоптики... - махнул рукой Толкунов, недвусмысленно выразив свое отношение к метеослужбе.
Полковник положил конец его сомнениям, сказав:
- Думаю, что немцы прилетят все же сегодня. Точнее, завтра ночью. Покажите, что у вас сделано?
Карий направился к площадке, подготовленной для посадки самолета, ступая так, словно шел не по лесу, а впереди воинской части и на параде - верный признак, что полковник пребывал в хорошем настроении, - и майор, неодобрительно глянув на Толкунова, последовал за ним.
Они вышли на тщательно расчищенное и приготовленное для встречи вражеского самолета поле.
- Посадка с той стороны? - кивнул полковник налево.
- Да.
- Вы знаете, майор, в чем заключается ваша главная задача?
- Думаю, да.
- Прошу объяснить.
- Самолет не должен подняться в воздух, если экипаж почувствует опасность в момент приземления.
Полковник довольно хмыкнул.
- И что сделано для этого?
- Прошу... - Бобренок совсем по-граждански махнул рукой, приглашая Карего идти за ним. Метров через двадцать остановился. - Осторожно, товарищ полковник, - предупредил, - а то можете сломать ногу. - Нагнулся и показал замаскированную канаву, тянувшуюся поперек всего поля. - Видите, - произнес он без удовольствия, - ее и сейчас, днем, заметить трудно, а что уж говорить про ночь? Этой канавы будет достаточно для повреждения любого шасси.
- А если они обнаружат канаву во время посадки?
- Исключено. Огни будут гореть с той стороны, должны остановиться, не доехав.
- Прекрасно! Какие еще сюрпризы приготовили дорогим гостям? Прожектор установлен?
- А как же! Напротив взлетной полосы. В случае чего мы ослепим экипаж. Никуда не денутся, товарищ полковник. Соорудили блиндажи, замаскировали их, видите, ничего не заметно.
- Да, не заметно, - согласился Карий.
- Все поле простреливается, мышь не спрячется. Даже если целый десант высадится, мы его встретим. С той стороны в овражке расположен взвод бойцов. Каждый четко знает свое задание. Думаю, осечки не будет.
- Кажется, все в порядке, - одобрил Карий. - Но почему всегда возникают непредвиденные обстоятельства? Сложная наша жизнь, майор.
- Не то слово, товарищ полковник.
- Как будете встречать их?
- Как и договорились.
- Нового ничего?
- Нет. Когда самолет остановится, к нему подойдут радист и Олексюк. Поздравят экипаж со счастливым прибытием. Разговаривая, постараются выяснить дальнейшие намерения диверсантов, а потом кто-нибудь из них включит фонарик. Это - условный сигнал нашей оперативной группе. Тогда и начнем их брать.
- Живыми, обязательно живыми.
- Такое задание дано. Группу захвата возглавит Толкунов.
- Ясно, майор. А какое настроение у Олексюка и радиста? Не подведут?
- Мы им все показали. И канаву, и прожектор, и блиндажи. Чтобы знали: у диверсантов нет ни одного шанса, в крайнем случае все лягут на этом поле. И они вместе с ними. Считаю, сделают все, чтобы облегчить свою судьбу.
- Посмотрим на блиндажи, - распорядился полковник.
Они прошли к первому блиндажу. Его нельзя разглядеть и в нескольких шагах: так хорошо был замаскирован. Тут был установлен крупнокалиберный пулемет, только он один мог скосить экипаж самолета и диверсантов в течение нескольких секунд, а таких пулеметов установили четыре.
Прощаясь, сказал Бобренку:
- Есть сообщения нашего человека из "Цеппелина". Немцы собираются забросить какого-то очень важного агента. Считаю, именно сегодня он и прилетит к вам. Акция запланирована главным управлением имперской безопасности, она на контроле у самого Кальтенбруннера. И вот что, этого диверсанта принимал Скорцени, может слыхал о таком, он освободил Муссолини. Скорцени подарил этому типу талисман - брелок для ключей в виде бронзового чертика. Вы тут смотрите, если обнаружите у диверсанта такой брелок, берегите этого прохиндея, как самих себя. Ясно?
После захода солнца сразу посвежело. Поднялся восточный ветер, он принес рваные тучи, потом они стали гуще, но полностью так и не затянули небо.
Бобренок сидел на бревне возле блиндажа, рядом пристроился Толкунов, он все же поспал, и майор смотрел на него с завистью. Немного нервничал. Потом спустился в блиндаж, где под охраной двух солдат сидели Олексюк с радистом. Те, увидев майора, встали. Бобренок махнул им рукой, спросил:
- Ну как?
Олексюк понял его.
- Все, как договорились, гражданин майор! - Он подобострастно улыбнулся, и Бобренку почему-то стало противно - резко повернулся и вышел из блиндажа.
А по небу мчались тучи, и время уже приближалось к полуночи.
Стал накрапывать дождь, и майор надел ватник. Еще раз обошел вокруг поля: тишина и покой, только ухает сыч, обманутый этим спокойствием.
Затем Бобренок спустился в блиндаж, где сидел Толкунов. Они налили из термоса по чашке горячего чая. Пили, обжигая губы, молча и сосредоточенно. Стрелки часов уже приближались к двум.
Без пяти два майор отдал приказ зажечь костры, и они вспыхнули почти мгновенно, как-то зловеще освещая путь вражескому самолету.
22
"Арадо" стоял, готовый к вылету, с прогретыми моторами. Экипаж уже занял свои места, и только командир самолета остался возле трапа.
Ипполитова с Суловой провожали Краусс, Кранке и Валбицын. Наступили последние минуты - переминались с ноги на ногу и перебрасывались какими-то незначительными репликами. А от самолета пахло металлом и маслом, этот запах будоражил и тревожил, даже угнетал, поскольку свидетельствовал о неотвратимости того, что сейчас произойдет, отсутствии всякого выбора, четкой запрограммированности всей судьбы Ипполитова. Он даже немного растерялся, подумав об этом, но не выказал растерянности, только мимолетная тень промелькнула по лицу. К счастью, никто ничего не заметил, все были заняты собой, каждый думал о том, чтобы скорее уж взлетел самолет, чтобы закончить наконец нудные проводы и вернуться к своим будничным, незначительным, но важным для себя делам. Наконец командир самолета подошел к Крауссу.
- Время, штурмбанфюрер, - произнес он кратко.
Все с облегчением стали прощаться. Ипполитов пропустил вперед Сулову, легко поднявшись по трапу, задержался на миг, помахал рукой и исчез в самолете. Командир закрыл дверцы, заревели моторы, и "арадо" стал выруливать на взлетную полосу.
Краусс повернулся и направился к "опель-адмиралу", сиротливо стоящему в стороне. Они с Кранке сели в машину, не попрощавшись с Валбицыным, который поплелся к своему "кадету", стоявшему значительно дальше.
Самолет набрал высоту и лег на курс. Моторы ревели спокойно. Ипполитов пристроился в кресле рядом с Суловой, хотел расслабиться, но нервное напряжение не спадало, ощущал даже, как дрожат кончики пальцев. Наконец немного успокоился, свободно вытянул ноги и закрыл глаза. В самолете пахло тем же горьковатым маслом, к нему примешивался еще какой-то запах. Ипполитов не мог понять, чем пахнет, это раздражало его. Он пошевелился в кресле и наконец сообразил, что пахнет косметикой. Повернулся к Суловой.
- Зачем надушилась? - спросил сердито.
- А-а... - махнула рукой беспечно. - На прощание... через час выветрится.