Он бросил на Балдуина многозначительный взгляд. Мессир Балдуин задумчиво поморщился в ответ, и тут до меня внезапно дошло, что все это была шахматная партия: мессир Бонифаций показывал мессиру Балдуину, что может заставить повиноваться даже Грегора Майнцского, а значит, и всех других пешек тоже. Хотя мой авторитет среди воинов порядком пострадал после случая с дележом трофеев, многие до сих пор считали меня достойным подражания.
- Мы можем принять предложение, мессир, - сказал Балдуин, словно все, что подразумевалось, уже было высказано. - Но то, что мы его примем, не означает, что мы поступим правильно.
- Если мы не примем предложения, до Иерусалима нам не добраться, - сказал Бонифаций. (Думаю, этот спор у них начался давно.) - Мы должны достичь Иерусалима, мы должны найти выход даже из самой трудной ситуации. - Он поднялся и принялся взволнованно вышагивать по залу. - Людям самим этого не понять. Мы должны, причем все, помочь им разобраться в ситуации. Представить ее в привлекательном виде. Скорее всего, они встретят новость с недовольством. Решат, что это какой-то новый замысел венецианцев…
- Ничего подобного. Я пока не дал согласия, - прервал его Дандоло.
Вожди удивленно переглянулись.
Мессир Бонифаций:
- А я решил, что вы с радостью согласитесь.
Дандоло:
- С какой стати? Большую часть жизни я занимался тем, что налаживал торговые связи между Венецией и Византией.
Мессир Бонифаций:
- Но вам ведь ненавистен этот узурпатор. Он ужасно относится к венецианцам. В девяносто пятом он подбил жителей Пизы напасть на венецианцев. Он обложил венецианские товары немыслимой пошлиной…
Дандоло:
- Все это я знаю. Мне самому не нравится нынешний правитель. Но в Константинополе проживают тысячи венецианцев, над ними нависнет опасность. Если переворот, который вы предлагаете совершить, окажется непопулярным, тогда и всем нашим торговым договорам конец. Так что не считайте, что я с вами.
Наступило неловкое молчание.
Мессир Бонифаций:
- Чем мы можем вас привлечь, чтобы вы были с нами?
Дандоло ответил не задумываясь, и я понял, что он обдумывал этот вариант, как только стало ясно, к чему клонит Бонифаций.
- Во-первых, мы должны определить, как оценивать выплату, ибо серебряная марка стоит четыре византийские монеты. Мы не согласны, получить награду в византийских деньгах, счет должен идти на чистое серебро.
- Принято, - подал голос германский посол.
- И что более важно, - продолжал Дандоло, - мы должны совершенно ясно объяснить как нашим людям, так и горожанам, что выступаем не против самого города, а только против его правителя. Алексея должны принять радостно, его возвращение и восхождение на трон должно восприниматься как благо для города. В Византии всегда было популярно цареубийство. Если его восстановить на троне силой, этаким новым тираном, он не усидит на нем даже до вечера. И тогда он не сумеет расплатиться с нами, как обещал, и все торговые начинания окажутся под угрозой. Все должно пройти так, чтобы жители восприняли нас освободителями, а не захватчиками.
Я проникся к этому человеку теплым чувством, когда услышал его слова, и сказал:
- Такой поворот мне нравится, мессир. Будь это наша миссия, я бы не только исполнил свой долг, но и был бы счастлив его исполнить. Так и скажу своим соратникам.
Мессир Бонифаций, окончательно успокоившись, снова сел рядом со мной и ласково положил руку мне на плечо.
- Спасибо тебе, сынок. Я надеялся, что ты меня не подведешь, а потому заранее продумал, как выразить мою благодарность.
Я:
- Мне не нужен подкуп, мессир, чтобы исполнить свой долг.
Мессир Бонифаций:
- Конечно, конечно. Но не лишай меня удовольствия оказать тебе милость. Наш договор остается в силе, Дандоло?
На морщинистом лице Дандоло промелькнуло понимание.
- Так вот для чего вам понадобилось мое посредничество? Если бы я знал, то лично подкупил бы Грегора…
Мессир Бонифаций:
- Это не подкуп!
- Разумеется, - сказал Дандоло, но мне показалось, что он говорил с сарказмом. - Это всего лишь милость. Прошу вас, мессир, окажите свою милость, поведайте о ней Грегору.
Мессиру Бонифацию понадобилась минута, чтобы прийти в себя от грубости мессира Дандоло, а потом он сказал мне:
- Грегор, твоя подопечная свободна.
Я онемел от изумления, поэтому он повторил с ударением на каждом слове:
- Твоя подопечная. При посредничестве дожа Барцицца отказался от своих притязаний на принцессу.
У меня перехватило дыхание. Бонифаций сочувственно улыбался. Тут я обратил внимание, что музыкант перестал играть.
Бонифаций:
- Не волнуйся, Грегор, тебе ничего не будет за то, что ты скрывал ее. О принцессе я узнал от епископа Конрада. Признаюсь, меня обидело, что ты не доверился мне. Но ничего. В конце концов, я отец твоей жены. Вопрос решен. Твоя любовница свободна от Барциццы и других напастей.
- Погоди-погоди, какие такие греки? - удивился Отто. - Мне казалось, мы говорим о византийцах.
День выдался на редкость солнечным, невероятно теплым для января, и дверь на кухню мы оставили открытой, чтобы впустить свет и тепло. Мы все отдыхали после полуденной трапезы - все, кроме Грегора, который успел пообедать с германскими посланниками. Джамиля и Лилиана прибирались на кухне. Оруженосцы начищали серебряные статуэтки из походного алтаря Грегора. Отто чинил свои кожаные тренировочные доспехи. А я сидел, привалившись спиной к скатанному тюфяку, и упражнялся в игре на лютне. Рука по-прежнему была на перевязи. Я играл пальцами, а не плектром, но за прошедшие два месяца, даже меньше, довольно неплохо освоил этот инструмент. Настолько неплохо, что меня иногда нанимал домоправитель Бонифация, чтобы я играл его хозяину. Ну и разумеется, приходилось играть во дворце дожа.
- Греки, византийцы, константинопольцы - все одно, - повторила Джамиля.
- Ты уверена? Может быть, Бонифаций хочет натравить нас на греков и пытается при этом заставить нас думать, что они византийцы. Он на такое способен, - сказал Отто.
- В просторечии говорят "греки или византийцы", подразумевая один и тот же народ, - вновь растолковала Джамиля.
- Значит, мы держим курс на Грецию? - спросил я, взяв несколько аккордов греческой песни.
- Нет, мы держим курс на Константинополь, столицу Византии.
- И там полно греков? - изображая недоверие, уточнил я.
- Мы просто их так называем, - ответил Отто, внезапно превратившись в знатока.
- Кстати, у них это считается позором, - заметила Джамиля, убирая кухонные ножи. - Хотя не понимаю, что такого оскорбительного, если тебя называют в честь второго величайшего народа древнего мира.
- Второго после кого? - спросил я.
- После римлян, конечно, - ответил Отто.
- Нет, - произнесла иудейка с улыбкой превосходства и начала напевать мелодию, под которую обычно исполняла библейскую "Песнь песней".
- А, ее тайная страсть! - объявил я и подыграл Джамиле на лютне. - И как же тогда эти греки-византийцы-константзасранцы называют нас?
- Мои детские воспоминания подсказывают, что лучше вам этого не знать, - сказала Джамиля. - Они не очень благоволят к тем, кто живет на Западе.
- Какая разница, как они нас называют! - вступила в разговор Лилиана. - Мы сами для себя придумали столько названий, что порой не понятно, о ком мы говорим - о себе или о ком-то другом. Мы и пилигримы, и воины, и крестоносцы, и служители креста, иногда мы армия, а иногда - флот. А кроме того, мы французы, франки и латиняне, несмотря на то что ни один в этом доме не принадлежит к этим народам, а половина армии на самом деле фламандцы!
- Думаю, мы французы и франки, а еще - пилигримы и воины, чтобы не путать нас с венецианцами, - сказал Отто, продолжая работать у открытого окна. - Если же брать нас вместе с венецианцами, то мы - латиняне, чтобы отличаться от греков и сарацинов.
- Которые на самом деле византийцы и сирийцы, - подвел черту я.
- Но половина сирийцев на самом деле турки, - добавила Джамиля почти виновато.
- Знаете, пока есть четкое разделение между нами и ими, неважно, какими названиями пользоваться, - сказал я, подскочив на месте и выпрямившись, так как в кухню вошел Грегор, а никто его не заметил. - Мы просто болтаем. - Я взял низкий аккорд, а остальные чуть ли не с виноватым видом принялись кланяться хозяину.
Грегор, глядя на меня, расстегнул пояс, на котором висел меч, и передал его старику Ричарду, а тот пошел к лестнице, чтобы унести хозяйские вещи.
- Ты безумец, - сказал Грегор.
- Твой тесть оказался симпатичным, мне он помнился другим, - сказал я.
Грегор оглядел всю компанию.
- Знаете, что он натворил?
- Да, - сказал Отто, но Грегор был так расстроен, что, не заметив, продолжил:
- Бритт пробрался во дворец Дандоло под видом менестреля и просидел там в зале во время секретного…
- Он успел нам рассказать, - сообщил Отто.
- Еще бы не успел! - буркнул Грегор.
- Я играл для Бонифация всю неделю, - весело признался я.
- И он тебя не узнал? - встревожился Грегор.
- После короткой встречи трехмесячной давности, в сумерках, когда я выглядел как Иоанн Креститель? Как ни странно, не узнал.
Грегор заморгал.
- Что, по-твоему, ты делаешь?
- Наблюдаю, как развиваются события, - ответил я чуть веселее, чем хотелось бы. - Не доверяю ему. Хотя, конечно, я не доверяю любому, кто у власти, - это дело принципа, ничего личного.