В первый же день путешествия выяснилось, что моряки не любят, когда на корабле находятся женщины, из-за каких-то страхов, связанных с русалками. (Лично мне это показалось бессмысленным: если русалка опасна тем, что заманивает мужчину в воду, то почему бы не держать под боком хорошеньких женщин, способных соблазнить тебя остаться на борту? Я приводил этот аргумент многим матросам, но они упорствовали в своем страхе, словно гордились им.) Самые суеверные матросы отказались пополнить команды кораблей, которые перевозили шлюх. Поэтому "Венеру" обслуживали два типа моряков: те, кто совершенно не был подвержен суевериям, и те, кто решил, что они все-таки могут побороть свой страх за хорошую плату - деньгами или натурой. Первые быстро поняли преимущества вторых и притворились, что тоже к ним принадлежат. Шлюхи - самое смышленое подразделение войска - все это заранее предвидели и потому приготовились. Наше судно было, наверное, самым веселым в целой Адриатике.
Как только корабли бросили якоря на ночь, во всем флоте началась сумасшедшая гонка к баркасам, тащившимся за галерами и транспортными судами, - каждый стремился быть первым. Морякам, разумеется, отдых не полагался. Им предстояло очистить борта от ракушек и водорослей; проверить, не спутаны ли веревки; смазать и залатать мачты, пострадавшие на сильном ветру; проверить швы парусов - самые уязвимые места.
Но для армии вечер означал кутеж. Женщины, чтобы мужчины точно знали, куда держать путь, увешивали борта "Венеры" и "Афродиты" своим бельем - по примеру других кораблей, где на ветру хвастливо трепетали рыцарские вымпелы. Наш корабль был таким же грязным и пропахшим уксусом, как и другие, но колдовство женского смеха преобразило его во всех умах во дворец с парусами. На "Венере" было больше фонарей, музыкантов и вина, чем на других кораблях, и это тоже способствовало поддержанию иллюзий.
Когда Отто впервые оказался у тюфяка Лилианы и узнал сине-зеленое покрывало Барциццовой принцессы, он почти сразу понял, что вляпался. Сильно вляпался.
- Что она здесь делает? - рявкнул он смущенно.
Лилиана, сидевшая рядом на корточках, потупилась, чтобы не смотреть ему в глаза; а Джамиля тем временем крепко спала и даже не шелохнулась. Наступила короткая неловкая тишина. Неловкость усилилась, зато стало не так тихо, когда я высунул голову из-за бочки и сказал:
- Она здесь по моей инициативе.
По-моему, именно в эту секунду до Отто дошло, что ему придется пересмотреть свой рассказ о нашей последней стычке.
Эта мысль не привела его в хорошее настроение.
Подозреваю, он с большим удовольствием прибил бы меня прямо там, если бы ему дали волю. Но Лилиана подняла руку и прижала ладонь к его колену. Он взглянул на нее, закипая.
- Не привлекай внимания! - яростно прошептала она, искоса глядя на шумную толпу, напиравшую на юношу с трех сторон.
Целую минуту Отто оглядывал нашу троицу, пытаясь понять, что же случилось и как теперь ему быть.
- Ты тоже участвовала в сговоре? - злобно спросил он Лилиану.
Я поспешил ответить первым:
- Нет, это моя работа.
Немного успокоившись, Отто прошипел:
- Какая глупость - привести ее сюда!
- Согласен, - ответил я. - Но любой другой шаг был бы еще глупее.
Отто перевел дух и собрался сказать что-то еще, но в последнюю секунду засомневался.
- Да, - сказал я. - Тут есть о чем подумать. Советую отвезти меня на "Иннокентия", а ее оставить здесь.
- В таком случае именно этого я и не стану делать, - взбрыкнул Отто.
- Как знаешь. Любое другое решение будет еще глупее, - пожал плечами я.
Отто посмотрел вокруг на шумное пестрое собрание раздевающихся тел. Некоторые пытались что-то сделать в близко повешенных друг к другу гамаках, другие устраивались целыми группами на палубе. Фонари дико раскачивались вместе с кораблем и отбрасывали на всех нас тени, от которых начинала кружиться голова. От такого скопления тел становилось жарко. Дышать в трюме было нечем, а уж о том, чтобы уединиться, не могло быть и речи.
- Как только окажемся на "Иннокентии", получишь от меня взбучку, - предупредил Отто.
- А я-то думал, ты меня поколотишь по дороге туда, в баркасе.
- От той взбучки, что я тебе закачу, проклятый баркас может перевернуться, - заверил меня Отто и оглянулся на спящую принцессу.
Лилиана дернула плечом.
- Она никуда не денется.
Отто задумчиво поморщился.
- Наверное, мне следовало бы и ее доставить на "Иннокентий".
Лилиана покачала головой.
- Здесь ее пока никто не приметил. Если ты выставишь принцессу впереди, как знамя, кто-нибудь может украсть ее у тебя.
- Ну и что? Сбудем с рук, - ответил Отто, но как-то не очень уверенно.
- Не сомневайся, подержать ее при себе будет выгодно, - продолжала уговоры Лилиана, прекрасно поняв по его лицу все, что он думал. - Если она останется здесь, я пригляжу за ней.
Не совсем понимая, кого Лилиана поддерживает - меня или Отто, я с благодарностью держал язык за зубами.
8
Перед койкой Грегора я предстал лишь с синяком под глазом и распухшей губой, без серьезных увечий. Отто был сторонником честного боя и не видел большой радости колошматить противника, если тот не защищается.
Грегор зажег фонарь, взглянул на незваных гостей и сонно произнес на родном германском несколько отборных ругательств. Пару раз, как мне показалось, прозвучало имя Иоанна Крестителя - наверное, ему точно так же захотелось поступить с моей головой. Через минуту он покинул неопрятную узкую лежанку, набросил на плечи накидку, вытащил меня на палубу и там, в темноте, поволок на корму, где располагалась каюта епископа Хальберштадтского. Его преосвященство был поднят с постели и кратко введен в курс дела при горящей свече. Никого из нас не удивило и не особенно обрадовало, когда он объявил, что отныне попечению Грегора вверяются две души для препровождения в Иерусалим.
- Мы с ее высочеством едем только до Александрии в Египте, - поправил я епископа, сидя на полу, прислонившись спиной к переборке и делая вид, что занят чисткой ногтей. - Но мы вам очень благодарны за предоставление мест на корабле.
Грегор вцепился в мой воротник и рывком поднял с пола.
- Я верю, - торжественно заговорил епископ, двигая челюстями, которые при пламени свечи казались еще тяжелее, - что к тому времени, когда мы достигнем Египта, вы так изменитесь под влиянием этого доброго рыцаря, что вашим самым горячим желанием будет отправиться в Иерусалим.
- Если это предсказание обеспечит нам бесплатный проезд до Александрии, то я считаю его грандиозным. А кормить нас будут? Хотелось бы также пару сапог, поскольку не удалось стянуть обувку со слуги. - Я бросил взгляд на свою скудную одежонку. - Наверное, неплохо было бы разжиться и новым поясом…
- Мы должны забрать принцессу, - сказал епископ Грегору, не обращая на меня внимания. - Ей следует находиться под моим непосредственным присмотром.
- Непосредственный присмотр, - вторил я. - Так вот как теперь называется нижнее одеяние духовного лица.
- Знатная женщина такого ранга не должна пребывать на корабле, полном шлюх…
Я открыл было рот, но Грегор стиснул мне локоть, призывая к молчанию, и пришлось подчиниться.
- Ваше преосвященство, - сказал Грегор, - примите во внимание ее положение. Все-таки она египетская принцесса.
- Вот именно! Мы не только наставим ее на путь истинный, но и возьмем за нее выкуп, когда доберемся до места, а это означает, что нам следует позаботиться о ее здоровье.
- Она для нас гораздо более ценное приобретение, - спокойно сказал Грегор. - Я, кажется, забыл упомянуть, что принцесса предложила нам помощь в переговорах с повелителями Александрии о сдаче города.
- Она… - начал я возражать, ушам своим не веря, но Грегор вновь сжал мне локоть.
Тут вдруг до меня дошло, что Грегор - покорная христианская овечка - лжет своему пастырю.
У епископа был такой вид, будто он только сейчас узнал, что его собственное дерьмо ценится на вес золота. Лучшей новости он не слышал за последние десять лет.
- В таком случае она чрезвычайно ценная персона и должна определенно находиться под моим присмотром, пока мы не передадим ее на руки самому Фацио.
- Кто такой Фацио? - всполошился я. - Не пойдет она ни к какому Фацио.
- Так называют маркиза Бонифация его друзья и знать, - пояснил Грегор.
- Мне казалось, они называют его Англичанином.
- Когда человека любят, то награждают его многими эпитетами, - миролюбиво сказал Грегор.
- Надо же! - Мне пришлось изобразить радость на лице. - А я-то всю жизнь думал, что меня распекают на все корки. Оказывается…
Грегор вновь обратился к епископу:
- Ваше преосвященство, я разделяю ваше желание передать ее маркизу, но она сарацинская принцесса и поэтому никак не может оставаться среди нас на "Иннокентии".
Епископ не ожидал такого поворота и нахмурился.
- Отчего же? Принцесса…
- Сарацинская принцесса, - примирительным тоном уточнил Грегор. - Вы разве не слышали о тамошних традициях? Она привыкла жить только среди женщин. На данный момент единственное, что мы можем ей предложить, - оставаться на борту "Венеры". И разумеется, мы не вправе просить ее разделить тесную каюту и постель с высокопоставленным духовным лицом. Такое предложение чрезвычайно бы ее расстроило и оскорбило бы ее добродетель так глубоко, что, вполне вероятно, она бы отказалась помочь нам в нашем деле.