Теперь взгляни на парней - как по двое, по трое
Они шагают на кручи, порой рука об руку,
Но никогда, слава Богу, не по-солдатски в ногу;
Как в полдень в тени на площади яростно спорят,
Хотя ничего неожиданного друг другу
Не могут сказать - и не могут себе представить
Божество, чей гнев упирается в принцип
И не смягчается ловкою поговоркой
Или доброй балладой: они привыкли считать,
Что камень податлив, и не шарахались в страхе
Перед вулканом, чью злобу не укротишь;
Счастливые уроженцы долин, где до цели
Легко дотянуться или дойти пешком,
Никогда они не видали бескрайней пустыни
Сквозь сетку самума и никогда не встречали
Ядовитых растений и насекомых в джунглях -
Да и что у нас может быть общего с этой жутью!
Другое дело сбившийся с толку парень,
Который сбывает фальшивые бриллианты,
Стал сутенером или пропил прекрасный тенор -
Такое может случиться со всеми нами,
Кроме самых лучших и худших…
Не оттого ли
Лучших и худших влечет неумеренный климат,
Где красота не лежит на поверхности, свет сокровенней,
А смысл жизни серьезней, чем пьяный пикник.
"Придите! - кричит гранит. - Как уклончив ваш юмор,
Как редок ваш поцелуй и как непременна гибель!"
(Кандидаты в святые тихонько уходят.) "Придите! -
Мурлыкают глина и галька. - На наших равнинах
Простор для армий, а реки ищут обузданья,
И рабы возведут вам величественные гробницы:
Податливо человечество, как податлива почва,
И планета и люди нуждаются в переустройстве".
(Кандидаты в Цезари громко хлопают дверью.)
Но самых отчаянных увлекал за собою
Древний холодный свободный зов океана:
"Я - одиночество, и ничего не требую,
И ничего не сулю вам, кроме свободы;
Нет любви, есть только вражда и грусть".Голоса говорили правду, мой милый, правду;
Этот край только кажется нашим прекрасным домом,
И покой его - не затишье Истории в точке,
Где все разрешилось однажды и навсегда.
Он - глухая провинция, связанная тоннелем
С большим деловитым миром и робко прелестная -
И это все? Не совсем: Каков бы он ни был,
Он соблюдает свой долг перед внешним миром,
Под сомнение ставя права Великих Столиц
И личную славу. Поэт, хвалимый за честность,
Ибо привык называть солнце - солнцем,
А ум свой - Загадкой, здесь не в своей тарелке:
Массивные статуи не принимают его
Антимифологический миф; озорные мальчишки
Под черепичными переходами замка
Осаждают ученого сотней житейских вопросов
И соображений и этим корят за пристрастье
К отвлеченным аспектам Природы; я тоже слыхал
Такие упреки - за что и сколько, ты знаешь.
Не терять ни минуты, не отставать от ближних
И ни в коем случае не походить на животных,
Которые лишь повторяют себя, ни на камень
И воду, о которых заранее все известно, -
Вот суть Англиканской Обедни; она утешает
Музыкой (музыку можно слушать где хочешь),
Но нет в ней пищи для зренья и обонянья.
Если мы видим в смерти конечную данность,
Значит, мы молимся так, как надо; но если
Грехи отпустятся и мертвецы восстанут,
То преображение праха в живую радость
Невинных атлетов и многоруких фонтанов
Заставляет подумать подальше: блаженным будет
Безразлично, с какой колокольни на них посмотрят,
Ибо им утаивать нечего. Мой дорогой,
Не мне рассуждать, кто прав и что будет потом.
Но когда я пытаюсь представить любовь без изъяна
Или жизнь после смерти, я слышу одно струенье
Подземных потоков и вижу один известняк.
ЭПИТАФИЯ ТИРАНУ
© Перевод П. Грушко
Совершенства он жаждал в конечном счете,
Но были его стихи простоваты.
Он тонко использовал глупость людей,
Все строил на армии и на флоте.
Он ржал - и хихикали депутаты,
Вопил - и смерть косила детей.
НЕИЗВЕСТНЫЙ ГРАЖДАНИН
© Перевод П. Грушко
Этот мраморный монумент воздвигнут за счет государства в честь ХС/07/М/378
Бюро Статистики подтвердило снова,
Что он не судился, все данные говорят:
В современном смысле старомодного слова
Он праведник, внесший свой скромный вклад
В развитие нашей Великой Страны.
С самой юности до пенсионного года
Он ни разу (исключая годы войны)
Не увольнялся со своего завода.
В Кукиш-Моторс ему всегда были рады:
Не штрейкбрехер, достойные взгляды,
Профсоюзные взносы уплачивал в срок
(Профсоюз положительный), означенный
парень,
По мненью Психологов, был популярен
На службе, и выпивка шла ему впрок.
Каждый день он покупал по газете,
Реакция на Рекламу была первый класс,
Застрахованный от всего на свете,
Он в Больнице, однако, был только раз.
Согласно Вестнику высших сфер,
Он был поклонник Системы Рассрочек,
Имел все вещи и среди прочих
Радиолу, машину, кондиционер.
По мнению Службы общественных мнений,
Во взглядах его был здравый резон:
Если был мир - за мир был и он,
А война - он шел на войну. Тем не менее
Он выжил, имел пятерых детей,
Наш Демограф писал в одной из статей
О количестве этом как об идеале.
В Школе был смирным, правильно рос.
Был ли счастлив? Свободен? Странный вопрос:
Если бы не был, мы бы об этом знали.
ЩИТ АХИЛЛА
© Перевод П. Грушко
Она глядит, как он ладит щит,
Надеясь узреть на нем виноград,
И паруса на дикой волне,
И беломраморный мирный град,
Но на слепящий глаза металл
Его искусная длань нанесла
Просторы, выжженные дотла,
И небо, серое, как зола…Погасшая земля, где ни воды,
Ни трав и ни намека на селенье,
Где не на чем присесть и нет еды,
И все же в этом сонном запустенье
Виднелись люди, смутные, как тени,
Строй из бессчетных башмаков и глаз,
Пустых, пока не прозвучал приказ.Безликий голос - свыше - утверждал,
Что цель была оправданно-законной,
Он цифры приводил и убеждал,
Жужжа над ухом мухой монотонной, -
Взбивая пыль, колонна за колонной
Пошла вперед, пьянея от тирад,
Оправдывавших путь в кромешный ад.Она глядит, как он ладит щит,
Надеясь узреть священный обряд:
Пиршество и приношенье жертв
В виде увитых цветами телят, -
Но на слепящий глаза металл
Длань его не алтарь нанесла:
В отсветах горна видит она
Другие сцены, иные дела…Колючей проволокой обнесен
Какой-то плац, где зубоскалят судьи,
Стоит жара, потеет гарнизон,
Встав поудобнее, со всех сторон
На плац досужие глазеют люди,
А там у трех столбов стоят, бледны,
Три узника - они обречены.То, чем разумен мир и чем велик,
В чужих руках отныне находилось,
Не ждало помощи в последний миг
И не надеялось на божью милость,
Но то, с каким усердием глумилась
Толпа над унижением троих, -
Еще до смерти умертвило их.Она глядит, как он ладит щит,
Надеясь атлетов узреть на нем,
Гибких плясуний и плясунов,
Кружащих перед священным огнем, -
Но на слепящий глаза металл
Легким мановением, руки
Он не пляшущих поместил,
А поле, где пляшут лишь сорняки…Оборвыш камнем запустил в птенца
И двинул дальше… То, что в мире этом
Насилуют и могут два юнца
Прирезать старца, - не было секретом
Для сорванца, кому грозил кастетом
Мир, где обещанному грош цена
И помощь тем, кто немощен, смешна.Тонкогубый умелец Гефест
Вынес из кузни Ахиллов щит.
Фетида, прекрасногрудая мать,
Руки к небу воздев, скорбит
Над тем, что оружейник Гефест
Выковал сыну ее для войны:
Многих сразит жестокий Ахилл,
Но дни его уже сочтены.
СТИВЕН ВИНСЕНТ БЕНЕ
ПРО ВСЕХ НЕЧЕСТИВЦЕВ
© Перевод Г. Кружков
Адам был моим дедом,
Он бегал босиком,
На зелени Эдема
Он рыжим был пятном.
Балованный ребенок
Сорвал запретный плод.
Я получился в деда -
Такой же сумасброд.Бродяга Ной, мой дядя,
Под рев, и лай, и визг
Всех чистых и нечистых
Перепивался вдрызг.
Когда летел он в бездну,
Дрожал от страха Ад.
"Вы очень с ним похожи", -
Мне часто говорят.Лилит - моя подруга,
И жизнь и смерть моя,
Благоуханней меда,
Коварней, чем змея.
Ее я вечно жажду
И телом и душой, -
Пока бормочет кто-то:
"Фу, как нехорошо!"Был Бахус моим братом,
Приятелем - Нимрод,
Меня предупреждали,
Куда это ведет.
Но если Дьявол за меня,
То я не пропаду, -
Пусть возмущаются в Раю,
Мне веселей - в Аду!
АМЕРИКАНСКИЕ НАЗВАНИЯ
© Перевод М. Бородицкая
Я полюбил с незапамятных пор
Острую свежесть этих имен,
Мне по душе этот пестрый узор:
В яркой раскраске Индейский Каньон,
Мертвая Роща, Косматый Бизон.Сена и Рейн - серебряный звон,
Но серебро с годами тусклей.
Старым напевом звучит Альбион,
Словно охотничий рог средь полей…
Мне же родные названья милей.Нью́берипорт и Ба́ддефорд,
Литл-Френч-Лик и Ланди-Лейн
(Северный выговор, северный порт),
Про́виденс-сити, бухта Мэйн,
Олдтаун и Ньютаун и Скунс-Таун-Плэйн…