Анна Брэдстрит - Поэзия США стр 84.

В ОДИН ПРЕКРАСНЫЙ ДЕНЬ МИСТЕРА ДЖЕССИ ДЖЕЙМСА НЕ СТАНЕТ…

Да где же мы снова найдем еду для пропитания,
тряпье для прикрытия наготы, кровлю и кровать,
если проныра с Уолл-стрит влез в свой
звуконепроницаемый, не доступный для людей
и наперед оплаченный склеп?
Как же можем мы совершить прогулку к окраине
городским транспортом, к роскошно вытянувшейся
песчаной отмели на побережье Майами?
И раз мэр отчитал банкиров,
раз федеральный прокурор аннулирует указы о взятках,
раз духовенство проповедует в защиту дома своего, -
о неустрашимые солдаты в хаки,
о стойкий нищий, о испытанный бродяга,
о ни с чем не сравнимая техника,
о счастливый поденщик, о еще не выкопанный скелет,
о обаятельный и стройный муляж для стрельбищ,
о опрятный, удачливый, сильный, честолюбивый,
бравый потенциальный призрак, -
есть ли еще какая-нибудь работа, чтобы остаться
в живых, есть хоть что-нибудь,
что остается невысказанным?
И все-таки кто застрелил человека в голубом комбинезоне?
Кто купил лесопильню?
Кто взял матрац, стол, клетку с птицами и свалил их
в кучу на улице? Кто метал слезоточивый газ
в лицо пикету?
Кто поджигал урожаи? Кто истреблял стада? Кто сровнял
с землей городок из ящиков?
Кто принес факел на погребальный костер негра?
Кто забил окна и включил газ в доме, где
оставались трое?
Нет больше хлебных конвейеров. Нет дубинок.
Нет Рузвельтов. Нет Хорстов.
Нет больше бродячих танков, Уинчеллов, правдивых
новелл, депутатов, нет больше штрейкбрехеров,
Нет больше преданных, ура-патриотических,
двурушнических лиг, нет
Ку-клукс-клана. Нет милосердия. Нет DAR.
Нет джентльменов старой гвардии, назначенных
в гвардию спасения главнокомандующими
черной гвардии при тыловой гвардии в
составе отечественной гвардии, 2-дюймовых,
3-дюймовых, 6-дюймовых, 10-дюймовых,
12-дюймовых.
Нет больше 14-, 16-, 18-дюймовых снарядов.

АРЧИБАЛЬД МАКЛИШ

МЕМОРИАЛЬНЫЙ ДОЖДЬ
© Перевод Э. Шустер

Напоминает себе по-французски посол
(Пьюсер), зачем полегли здесь эти ребята
(Ныне прах), видя крестов частокол
Над теми, кто был молодым когда-то, -
В ту ночь к моей двери в Брюсселе ветер пришел:
Я слышал, как стонут, ветром распяты,
Деревья за дверью; гудели стены, и пол,
И крыша дома; я был здесь впервые,
В этой стране, и мне казалось, что ветер завел
Странную песню. Помня, что мы тут чужие,
Я и он, мертвый, заснуть я не мог;
Я знал, что он слышит порывы тугие,
Чувствует трепет корней, но ему невдомек,
Знавшему только дыханье озер иллинойсских,
Откуда здесь взялся ветер.
- Говорит, что парней ковбойских
Родина не забыла, что мертвых покой
Не нарушат ни боль, ни зло - величье их дел геройских
Сограждане чтут -
В Генте родился злой
Ветер. Пахнуло дождем, и меж рядами
Изгородей понесся ветер, но не морской,
Который рождается над волнами,
А тот, что ломает ивы, заканчиваясь дождем.
Я знал - он ждет.
- Отмечает, что знамя
На этом поле, омытом их кровью, стало клочком
Америки среди Фландрии (стилем гордится) -
Какие счастливцы! -
А ветер жгутом
Скрутил, потом раздавил колосья пшеницы
Своим тяжеленным брюхом; а в Варегеме
Замер в траве над холмом, где мертвый ютится,
Слушает, ждет.
- Замечает, что теми,
Кто спит здесь, гордится и эта страна
И признательна им, -
Хриплы слова и немы
Под покровом сухой травы, у них одна
Судьба - быть брошенными на ветер, стать под травою
Сором на сите червей, слова - пелена
Песка над песчаной мертвых страною.
Корни травы напряглись в усилье слепом,
Он ждет вместе с каменною землею -

И вот наконец разрешилось небо дождем!

Живые бегут по домам врассыпную.
Ветер, придавлен сперва дождем, вырвался, а потом
Вдруг сник. Дождь крепнет, вонзает струи
В сухую землю, просачивается сквозь песок
Под корни травы, к праху его сочится,
К костлявому кулаку меж гробовых досо́к;
Земле полегчало, и ему крепче спится,
А что он не дома, то мертвому невдомек.

ARS POETICA
© Перевод Э. Шустер

Быть должен кругл на ощупь стих
Как плод и тих

И освящен
Молчанием как медальон

И нем как подоконник рукавом
Истертый и теперь заросший мхом -

Быть должен стих похожим на луну
Когда она взбираясь в вышину

За ветвью выпускает ветвь
Попавших в невод тьмы дерев

И как луна зимой в лесу
Стих должен память воскрешать -

Быть должен стих недвижен как луна
Когда она взойдет

Быть должен стих сродни
Не истине

Нет он служа печали
Листом кленовым должен быть в портале

Стих должен для любви
Травою нежной звездами служить -

Не означать стих должен -
Просто быть

ТЫ, ЭНДРЮ МАРВЕЛЛ
© Перевод Э. Шустер

Ты смог под солнцем опустить
С вершин полудня долу очи
Затем чтоб вечность ощутить
Рождающуюся из ночи

Почувствовать как холодок
Вползает в лабиринт востока
И тень восходит на порог
Долин распахнутых широко

Узнать как сумерки с ветвей
Срывают листья в Экбатане
И тьма разлившись у ступней
Персидских гор ползет в тумане

До самых Керманшахских врат
Где вянут травы и негромко
Подошвы странников стучат
Спешащих к западу в потемках

Она в Багдаде прячет мост
Над молчаливою рекою
И пригоршни оставив звезд
Над аравийскою землею

По вымершей Пальмире мчит
В своей тяжелой колеснице
Минует и Ливан и Крит
Швыряя в небеса зарницы

Лишь у Сицилии пока
Мерцают в небе тусклом чайки
Но не видны издалека
Уже судов рыбацких стайки

Вот остается позади
Златистый берег африканский
И света нет как ни гляди
Теперь и на земле испанской

И на́ море - да не случайно

Сумел ты очи опустить
И ощутить как быстро тайно
Тень ночи может подступить

СЛОВО К ТЕМ, КТО ГОВОРИТ: ТОВАРИЩ
© Перевод И. Кашкин

Братство - не только по крови, конечно;
Но братом не стать, сказав - я твой брат;
Люди - братья по жизни и платят за это;

Голод и гнет - зародыши братства;
Унижение - корень великой любви;
Опасность - вот мать еще благородней,

Тот мне брат, кто со мною в окопах
Горе делил, невзгоды и гнев.
Почему фронтовик мне роднее, чем брат?

Потому, что мыслью мы оба шагнем через море
И снова станем юнцами, что бились
Под Суассоном, и Mo, и Верденом, и всюду.

Французский кларет и подкрашенные ресницы
Возвращают одиноким сорокалетним мужчинам
Их двадцатое лето и стальной запах смерти;

Вот что дороже всего в нашей жизни -
Вспоминать с неизвестным тебе человеком
Пережитые годы опасностей и невзгод.

Так возникает из множества - поколенье,
Людская волна однокашников, однолеток;
У них общие мертвые, общие испытанья.

Неразделенный жизненный опыт
Умирает, словно насилованная любовь,
Или живет призрачной жизнью покойника;

Одиночка должен скрывать одиночество,
Как девушка скрывает позор, потому что
Не дело жить взаперти и страдать втихомолку.

Кто они - кровные братья по праву?
Горновые тех же домен, тех же вагранок,
Те, что харкали кровью в той же литейной;

Вместе сплавляли плоты в половодье;
Вместе дрались с полицией на площадях,
Усмехались в ответ на удары, на пытки;

Ветераны кораблей, экспедиций, заводов,
Бескорыстные открыватели континентов;
Те, что скрывались от преследований в Женеве;

Те, за кем охотились, и те, кто мстил за удары;
Те, что вместе бились, вместе работали:
У них в лице что-то общее, словно пароль.

Братство? Нет слова, которое сделало б братом.
Братство только смелый с бою берет
Ценою опасности, риска - и не иначе;

Братство в этом враждующем мире - богатый
И редкий и неоценимый дар жизни.
И его не получишь за слова и за вздохи.

КЛАДБИЩЕ У ШПАЛ
© Перевод М. Зенкевич

Ге-эй! Как придавило наши плечи!
Мы не рождены лежать в этой земле,
Мы - негры, португальцы, венгры, поляки.

Мы родились смотреть на другое небо,
А теперь лежим на пастбище у реки,
Лежим на лугу под плотным дерном.

Мы слышим землю и стрекот кузнечиков,
Это мы проложили рельсы от океана к океану,
Это мы (если знаете) провели дорогу сквозь горы,

Спустив ее к Ларами уклоном,
Восемнадцать миль по гранитной круче,
Сорок три фута на милю - ни больше ни меньше.

Это сделали мы, пришельцы и бродяги,
Это мы вырыли лотки для холодной воды,
Это мы устроили стоки и подъездные пути.

Это делали мы, и нас подгоняли ирландцы.
Мы все пришлые, не из этой страны -
Шотландцы, англичане, китайцы, австрийцы,

Ге-эй! Земле тяжелы наши кости.
Не для того мы шли сюда, чтоб лежать
Под шпалами в глиняной выемке.

Все лучшее в мире скупили себе богачи.
Все липнет к сальным кредиткам -
Даже целый континент, даже новое небо.

Пусть чужая трава прорастает над нами,
Мы проложили сталь в каменную толщу гор.
Телеграфными столбами отмечены наши могилы.