Я держал ее руку, ловил ее взгляд,
И волос сине-черных роскошный каскад
Рассыпал, ниспадая с ее головы,
По груди красно-смуглой душистые струи.
Был в касанье ее жаркий трепет травы,
Принимавшей от солнца с небес поцелуи.
Ее голос воркующий, томен и густ,
О любви пробужденной шепнул мне украдкой,
И слетал каждый звук с ее розовых уст,
Как пчела, отягченная ношею сладкой.Мы лежали в траве, старый Ревелс и я
И бежавшая с нами невеста моя.
"Сорок миль лишь, и больше ни фута… Поверьте,
Что настигнут нас здесь краснокожие черти,
Если только команчи напали на след, -
Проворчал старый Ревелс. - Но выхода нет,
Только ночь нас избавит от пыток и смерти".
Крепко лассо держа, он лежал на спине
И за солнцем следил. Вдруг в глухой тишине
Он вскочил, словно что-то почуяв во мгле,
И упал, и приник чутким ухом к земле.
Он поднялся - лицо, словно саван, бело,
Борода в серебре, а в глазах его пламя,Как седой патриарх, он стоял перед нами,
Его голос звучал, как тревожный сигнал:
"Крепче лассо стяните! Взнуздайте коней!
Поскорей, поскорей ради жизни своей,
Чтоб спастись, пока время еще не ушло!
Подожженная прерия пышет пожаром.
Я услышал, когда к земле ухом прильнул,
Топот диких коней, как морской дальний гул,
И другой, отдаленный грохот и гуд,
То бизоны, гонимы пожаром, бегут.
Ураган так сметает все в бешенстве яром!"Лассо мы затянули и быстро бегом
За конями погнались с уздой и седлом,
И, подпруги стянув, на коней мы вскочили.
Поскакали мы в Бразос, и воздух кругом
И свистел и гудел, а глаза нам слепил
Ярко-красными вспышками яростный пыл.
Настигал нас в пути ураган огневой
И катившийся черный ревущий прибой
В темном облаке едкого дыма и пыли.Нет, ни вопля смятенья, ни слова моленья,
И не дрогнуло сердце от страха в груди,
Надо было спешить, смерть гналась позади,
Был один лишь на тысячи шанс на спасенье.
Двадцать миль!.. Тридцать миль!.. Вот пятно впереди…
Полоса… Это Бразос встает в отдаленье.
Закричал я - так радость была велика -
И направо взглянул, привставая слегка.
Где же Ревелс?.. Взглянул чрез плечо я в тревоге
И увидел, что, голову низко склоня,
Ревелс к шее споткнувшегося коня
Голой грудью припал и огонь красноногий
Быстро гнался за нами по травам сухим.
Рядом с Ревелсом мчался матерый бизон,
Гулко землю топча, словно прерий владыка,
Грозно гривой косматой он тряс, разъярен,
Пропылен и продымлен, и, жаром гоним,
Он ревел, будто бешеный, злобно и дико,
И торчащие в космах кривые рога
Устремлял, словно копья, вперед на врага.
Я взглянул еще раз, и, настигнут огнем,
Старый Ревелс исчез, мы скакали вдвоем…Я пригнулся пониже, помедлил с минуту
И с тревогою тайной налево взглянул,
И навстречу из мрака роскошных волос
Мне в глаза ее взгляд лучезарный сверкнул,
Полный преданной, нежной любви, полный слез
И тревожной заботы, и, дымом окутав,
Пламя вверх к волосам ее пышным неслось.
Ее копь зашатался и рухнул без сил,
Я чрез пламя невесту мою подхватил,
В Бразос Паче домчал и меня и ее,
Он ослеп от огня, но мне дорог и мил…
Вот и все!
ЧЕРЕЗ ПРЕРИИ
© Перевод М. Зенкевич
Идут быки в ярме в упряжке,
Скрипит фургон с поклажей тяжкой.
Прозрачные и с поволокой
Их круглые глаза блестят,
Но укоряет темный взгляд
Какой-то грустью волоокой.
Сгибая шею до земли,
Быки влачат фургон в пыли,
Сухой и твердый дерн гудит
От их раздвоенных копыт.Быки, снося свой рабский труд,
Как пленных два царя, идут.
Печаль лучится в их глазах,
Внушавших раньше дикий страх.
Ногами приминая травы,
Топча степную целину,
Они ступают величаво,
Как будто бы имеют право
По-царски шествовать в плену.
У ТИХОГО ОКЕАНА
© Перевод Э. Шустер
Здесь с царственною тишиной
Пространство в дружбе состоит,
Здесь смерть владычицей сидит
Над непомерной глубиной.
Здесь вот он - край земли нашелся,
И запад с западом сошелся.Над ярким золотом небес
Вознесся величавый пик,
К его подножию приник
Людьми заполоненный лес.
Но так все мирно, что забота
Забыла про свои тенета.Косой закатный видит луч
В глубинах только глубину;
Садятся птицы на волну,
А рядом бьет торговли ключ.
Индейцев праху здесь не спится,
Он служит Западу зарницей.
НА ЗАПАД
© Перевод Э. Шустер
О, что за пыл и дух мятежный
И что за воинства сошлись!
То - Запад! В битве неизбежной
Стальные мышцы напряглись
Людей и леса. Слышишь крики
Первопроходцев, звон великий
Пил, топоров и стук подвод,
Как будто армия идет
В атаку, нападая рьяно,
С настойчивостью урагана.Здесь человек возвышен стал,
Как будто храм средневековый!
Здесь властелин теперь он новый,
Но, восходя на пьедестал,
Он жатвы не пожал кровавой…
Нет склепов здесь, нет дутой славы -
В час смерти чьей-то взрежет плуг
Клочок земли, и жизни круг
Замкнется в ней. Надгробьем - зыбкий
След лемеха. Даря улыбки,
В луга выходит красота,
Неспешным делом занята, -
Идет, с могил простых срывая
Цветы, что звезд прекрасней мая;
Замрет, наклонится затем
И тихо вопросит - зачем
Земля так странно здесь изрыта
И птицей почему подбитой
Густая стелется трава.Да, Время, этот старый жнец,
Без счету вас здесь накосило.
Зовем мы вас - молчат могилы;
Ответом нам не стук сердец -
Железный грохот. Ширь и дали,
Все подчинил себе прогресс,
А тихий пионер исчез.
Сроднился дух его с лесами;
Скупая память только с нами
О тех, что некогда дерзали,
Сражались здесь и умирали.
СИДНИ ЛАНИР
ЧЕРНЫЕ ДНИ
© Перевод Р. Дубровкин
В ослепшем сердце не осталось веры,
Лишь тени прошлого живут для нас,
Молчаньем мы рассвет встречаем серый,
С востока горестных не сводим глаз.Там черных дней уже кружится стая,
Как воронье, зловещи эти дни, -
Из завтрашней лазури прилетая,
Что в клювах острых принесут они?Прижаты тенью скорбных этих крыльев,
Забыв о боге среди вечной тьмы,
Под гнетом унижений обессилев,
С тюрьмой своею втайне свыклись мы.Крикливая, губительная стая,
Блеснет ли и для нас когда-нибудь
Грядущего полоска золотая,
К иным рассветам указав нам путь?
ВЕСЕЛЬЕ В СЕНАТЕ
© Перевод Р. Дубровкин
На юге, вечно голодна,
Лежит забытая страна:
Лохмотья жалкие она
На камень стелет голый,Но чу! Какой-то шум вдали.
Кряхтя, встает она с земли
И слышит, ветры принесли
В пустыню смех веселый.Ужели бедствиям конец?
Ужели просьбам внял Творец
И вскоре снова выйдет жнец
В рассветный час на поле?Увы, напрасные мечты:
В сенате праздные шуты
Острят, смеясь до хрипоты, -
Что им до нашей боли?Дрожит от хохота дворец,
Не вспомнит ни один подлец,
Когда последний лег мертвец
В сырую темень гроба.Что им до горечи людской?
Колпак надеть бы шутовской,
Но от веселости такой
Повсюду зреет злоба!
КОЛОСЬЕВ СПЕЛЫХ ШУМ…
© Перевод Р. Дубровкин
О мудрый пахарь, чей послушный плуг
Под сенью этой липы одинокой
Весною очертил просторный круг,
Где ныне за стеною ржи высокой
Так часто коротаю я досуг,
Палящим летним днем в тени глубокой,
Сюда сегодня вновь меня привел
Веселый гул трудолюбивых пчел
И сладкий для уединенных дум
Колосьев спелых шум.В лощине, скрытой от меня холмом,
Сын пахаря насвистывает звонко
Простую песню о себе самом;
Угадывая мысли пастушонка,
Сверчок, с бесхитростным своим умом,
Стрекочет ненавязчиво и тонко,
Влюбленный голубь в синей вышине
О юных днях спешит напомнить мне.
И все ж моих не нарушает дум
Беспечный этот шум.Как далеки отсюда города,
Где низменные побеждают страсти,
Где места нет для мирного труда,
Где все и вся у золота во власти,
Где торг не умолкает никогда, -
Как счастлив я, что вырвался из пасти
Своекорыстия, - и здесь в глуши
Могу подслушать в утренней тиши
Столь сладостный для одиноких дум
Колосьев спелых шум.
ПЕСНЯ РЕКИ ЧАТТАХУЧИ
© Перевод М. Зенкевич
Вниз от вершины Хабершэм,
Вниз по долине Холл
Устремилась я стремглав на поля,
Дробясь об утесы, что встали, как мол,
Водопады стремя, у порогов гремя,
Пролагая узкий путь средь теснин,
Вырываясь на вольный простор равнин,
Устремилась я, бурля, на поля
Вдаль от вершины Хабершэм,
Вдаль от долины Холл.В пути от вершины Хабершэм,
В пути средь долины Холл
Камыш густой шелестел мне: "О, стой!"
Цветник из кувшинок в воде моей цвел,
И лавры прельщали меня красотой,
Лужайки манили в лесной тишине,
Кусты ежевики склонялись ко мне,
Тростник золотой шелестел мне: "О, стой
Здесь у вершины Хабершэм,
Здесь средь долины Холл".