- В эту ночь ожидается провокационный налет фашистских банд на нашу территорию. Но мы не должны поддаваться на провокацию. Наша задача - только пленить банды. Государственную границу переходить запрещается. И артогонь за Буг не вести.
- Понял вас, товарищ командующий! Понял хорошо. Какие мероприятия разрешается провести?
- Все части армии привести в боевую готовность. Немедленно начинайте выдвигать из Крепости 42-ю дивизию, и пусть она скрытно занимает подготовленные позиции. То же самое всем частям 62-го укрепрайона. Скрытно занять все доты - достроенные и недостроенные! Полки авиадивизии перебазируйте на полевые аэродромы.
- Вас понял. Приступаю к исполнению!
- И последнее: не горячитесь там особенно. Может, пронесет…
* * *
Предрассветную тишину городка на Мухавце распорол подвывающий рев низколетящих и тяжелогруженых самолетов: "У-у-У-у-У-у…" Они заходили на Кобрин с севера.
- Наши?! - поднял голову командарм. И будто отвечая на его вопрос - череда взрывов - один за другим, слитно и врозь - дала злой ответ: не наши!
Бомбежка шла в районе кобринского аэродрома, где базировался полк 123-й смешанной авиадивизии, чей штаб находился здесь же, на первом этаже. Не дожидаясь никаких телефонных звонков, Коробов выскочил из кабинета. За ним поспевал Сандалов. На лестнице они столкнулись с комдивом - полковником Беловым. Бледнее мела, он был в полном смятении.
- Товарищ командующий, немцы бомбят наш аэродром. Большие потери. Ни один самолет взлететь пока не может.
- Хреново…
- Сейчас сюда прилетят.
Коробов переглянулся с начальником штаба. Тот понял его без слов.
- Все на выход! - прокричал Сандалов так, что слышно было на обоих этажах. - Брать только оперативные документы!
К нему подскочил дежурный по штабу.
- Гони всех во двор, и как можно быстрее! - наставлял его полковник. - Звони в гараж, пусть немедленно подают машины!
- Есть!
- Перемещаемся на полевой КП в Бухиничи!
- Есть, понял!
- Брать только секреты и оперативные документы! Действуй!
- Есть!
Сандалов бросился в свой кабинет и стал набивать брезентовый портфель документами. Он схватил тубу с картами, снял с вешалки противогаз и плащ-палатку. Кажется, все? Окинул взглядом кабинет, который три года был его вторым домом: стол, черная эбонитовая лампа, портрет Тимошенко на стене… Все это уже было ненужным, все это уже уплывало в прошлое… И не теряя больше ни секунды, бросился по лестнице, где возник небольшой затор - на площадке сошлись сразу два сейфа, облепленные носильщиками. На стальных боках алели строгие надписи: "Выносить в первую очередь!"
Во дворе уже толклись самые проворные - с опечатанными портфелями и чемоданами, тубами, вализами… Где-то неподалеку тарахтели моторы подъезжавших грузовиков, но их внезапно заглушил истошный рев пикирующих самолетов.
Шесть "юнкерсов" зашли со стороны Мухавца и, снизившись до ста метров, разошлись по заранее намеченным целям: одно звено обрушило бомбы на дома комсостава, другое - с душераздирающим ревом - пронеслось над гарнизонным футбольным полем - и накрыло здание штаба бомбовым веером. Бомбы обрушились без свиста - просто рвануло сразу - тут и там, и где-то за спиной, и где-то впереди.
По счастью, большая часть штабистов оказалась во дворе возле вынесенного для погрузки в машины имущества. И, заслышав рев атакующего звена, все как один полегли на землю.
Сандалов кинулся в придорожную канаву - неширокая и неглубокая - она все же спасала от взрывной волны, от осколков и осколков, летевших во все стороны. Сделав свое дело, самолеты ушли на запад. Полуоглушенный полковник поднялся на ноги и отряхнул китель. Фуражка улетела невесть куда.
От штаба осталась только одна стена: едкий дым и кирпичная пыль оседали на руины здания, повсюду летали листки служебных бумаг. Пять минут назад это пепелище было штабом 4-й армии и 123-й авиадивизии.
- Все вышли?! - крикнул Сандалов операторам, которые заглядывали под нагромождение кусков рухнувших стен.
- Похоже, не все, товарищ полковник! - откликнулся помощник начопера капитан Сивко. - Там комсомолец с политотдельцами свой сейф тащили. И, видимо, не успели…
Старший политрук Никита Горбенков, помощник по комсомольской работе начальника управления политпропаганды и инструктор отделения партучета, тоже старший политрук Валентин Курский навсегда остались под обломками. Их задавила насмерть рухнувшая стена в тот самый момент, когда они выносили железный ящик с партийными и комсомольскими документами. Это были первые потери штаба в первые часы войны.
- Полутонными шарахнули! - заметил начарт, осматривая воронку.
"Танюшка! - заныло сердце. - Как там они без меня?" - Сандалов глянул в сторону домов комсостава. По ним тоже пришелся бомбовой удар. Над кронами лип и тополей поднимался дым. Он с трудом удержал себя, чтобы не кинуться к своему дому - и всего-то триста шагов! Но здесь война, здесь его фронт и его окоп. Он не имел права покинуть сейчас своих людей ни на минуту. Даже ради самых родных и близких…
"Ну, Шлыков, сказал бы я тебе пару ласковых!" - полковник поискал глазами члена Военного Совета, но вспомнил, что тот еще с вечера укатил в Брест на спектакль московской оперетты "Свадьба в Малиновке". Вдруг некстати вспомнились опереточные фразы:
Приготовьтесь, фрау мадам,
Я урок вам первый дам:
Нужно к небу поднять глаза
И запрыгать - ну, как коза!
"Ну, попрыгай там теперь сам!" - Сандалов до боли в пальцах сжал кулаки.
- Быстрее, быстрее! Шевелись! - подгонял он штабистов, которые и без того суетились возле машин, перебрасывая через борта железные ящики. А опереточная песенка навязчиво вертелась в мозгу:
Повторяем: эйн-цвей-дрей,
Ну-ка, крутитесь побыстрей!
Неровен час - прилетят снова. И как быстро и точно накрыли они штаб!
Кто-то навел? Разумеется, в Кобрине действовала немецкая агентура, но и без них летчикам помог надежный ориентир - футбольное поле, чей овал почти упирался в здание штаба. План бывшего польского военного городка, в котором расположилось управление армии и некоторые части, наверняка попал в руки немцев после падения Варшавы и захвата архива военного министерства. Легко было догадаться, что штаб 4-й армии разместится не в казарме, а именно там, где был штаб польской дивизии.
Лишь в половине шестого утра, спустя два часа после налета, Сандалову удалось подойти к дому.
Пока из руин вытаскивали тела погибших политработников, пока с удвоенной энергией загружали штабные машины, Сандалов бросился посмотреть, что стало с жилыми коттеджами. Навстречу ему выбежала с почти безумными от горя глазами жена командарма - Нина Коробова.
- Занку мою не видели?! - вскрикнула она на рыдающей ноте и, не дожидаясь ответа, - по одному только виду полковника поняла, что не видел он ее дочери, - бросилась дальше. Сандалов даже не успел спросить ее о своих.
Дом, где оставались Лиза с Танюшей и Александрой Варсонофьевной, военная фортуна, увы, не пощадила. У Сандалова защемило сердце, когда он увидел закопченные стены с черными глазницами окон, проваленную крышу, сорванные двери, перебитую лестницу…
- Ваши живы! - крикнула ему какая-то женщина. - Они там, за КПП!
Но за воротами городка полковник своих не нашел. Жены командиров и ребятишки толпились в кустах между шоссе и Мухавцом. С осунувшимися, заплаканными лицами все они были одеты наспех, в руках держали не чемоданы, а узелочки. Стал расспрашивать соседок.
- Елизавете Павловне с дочкой и бабушкой удалось сесть на какую-то грузовую попутку, - сказала одна из женщин. - Уехали в чем были. Только сверточек с едой успели захватить!
- А с ними и семья полковника Белова, - заговорила другая. - Машина ушла, говорили, в Барановичи.
- А нам-то что делать? - заговорили все разом. - А когда за нами машину пришлют?!
Полковник потупил глаза. Конечно, всех нужно немедленно эвакуировать в тыл. Но на чем, какими средствами?..
- Машины придут, я уже дал распоряжение!
Сандалов вернулся к руинам штаба. На сердце, однако, слегка потеплело: живы! Уехали из этого ада…
Откуда-то возник тоже весь обсыпанный землей генерал Коробов, к нему подбежал заместитель начальника штаба полковник Долгов и доложил только что принятую телеграмму из округа. В ней повторялась директива Москвы:
"В течение 22–23.6.41 г. возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения. Одновременно войскам быть в полной боевой готовности встретить внезапный удар немцев".
- Опять двадцать пять! - горестно воскликнул командарм. - Неужели ни Москва, ни округ до сих пор не верят, что началась настоящая война?!
Сандалов подумал: "Да ведь и мы с тобой до самой последней минуты не верили. Пока не увидели своими глазами развалины штаба армии, пока не услышали о гибели близких людей, все продолжали надеяться, что это еще не война…"
Сандалов вскочил в "эмку", где его уже нетерпеливо поджидал командарм.
- Едем в Буховичи, - сказал командующий, - узнаем, какая обстановка в Бресте, и доложим в округ, что началась настоящая война.
По пути обменялись впечатлениями.
- Все провокаций боялись, - скрипнул зубами Коробов. - А они вон сразу войной пошли!
- Да, это война… - вздохнул начальник штаба. - И к бабке не ходи - война.
- Что ж там сейчас в Бресте творится?.. Успел ли Попсуй-Шапка дивизию вывести?