* * *
Железнодорожная улица была так же темна, как и весь город. "Апфелькухен" сработал надежно. Татьяна шла, взяв под руку своего провожатого.
- Спасибо вам! Без вас было бы страшно… Так темно. Не знаете, почему нет света?
- Говорят, на электростанции что-то замкнуло. - Синягин расстегнул полевую сумку, нащупал нож, а под ним - полплитки тонизирующего шоколада. - Как вы относитесь к шоколаду?
В ответ Татьяна шутливо пропела:
- Ой, девочка Надя,
Чего тебе надо?
Ничего не надо,
Кроме шоколада!
- Угощайтесь!
Татьяна отломила дольку и положила на язык:
- Какой вкусный! Это бабаевский?
Синягин не знал, что ответить. Он впервые слышал это слово.
- Возможно, - осторожно ответил он. - А вот, кстати, и мой дом! Три дня назад я получил здесь квартиру. Прошу почтить мое убогое пристанище.
- Ну, что вы?! Поздно уже…
- Но вы же уже почти дома! На пять минут заглянем - должны же вы знать, как живут красные командиры?
- Как живут красные командиры, я уже знаю: муж двоюродной сестры - тоже красный командир, он командует какими-то связистами.
- О, связь в бою решает все! Потеря связи - потеря управления. Он очень нужный специалист. Но мне будет грустно и обидно, если вы не почтите мой дом хотя бы кратковременным визитом.
- Ну, хорошо. Как вы и сказали - ровно на пять минут.
"Ой, девочка Таня, куда тебя тянет?.." - пропел про себя Синягин, распахивая калитку. Сердце бешено колотилось. В доме никого не было да и быть не могло. Алекс с ребятами на задании. Добыча сама шла в ловушку. "А может быть, она сама хочет этого? Возможно, "Кола" уже начала действовать…"
- Дайте мне руку! - попросила девушка. - Здесь такая темень!
- Вот вам моя рука! А если хотите, то и сердце в придачу!
- Какой вы щедрый!
"Капитан" снова открыл свою полевую сумку и извлек из нее фонарик. Луч света пробежался по ступенькам лестницы. Они поднялись на второй этаж, в бывшую спальню фотомастера.
"Тварь я дрожащая или право имею?" Этот вопрос Синягин решил для себя давно: право имею! Имею право на все!
- Ой, да как же вы здесь живете? - изумилась Таня. - Здесь же нет никакой мебели?
- Здесь есть кровать. А это самая главная мебель в доме холостяка, - Синягин выключил фонарик и крепко обнял девушку. Она попыталась оттолкнуть его, но сделать это было не так-то просто.
- Саша, не надо! Я вас очень прошу! Не надо этого делать…
Больше ее губы не произнесли ни слова. Они утонули в водовороте хищного - страстного - поцелуя…
Он ворвался в нее, как врывается орда в сломленный город.
Танатос и Эрос всегда рядом. Два часа назад Танатос забрал человека. Теперь Эрос возмещал его исчезновение. Пятна крови, оставшиеся на простыне, живо напомнили пятна другой крови - пролитой у моста. Кто мог подумать, что Таня окажется девушкой? Но это было именно так, и Синягин горделиво подумал, что это первая девушка в его жизни. Все остальные, которых он знал, растерявшие свое девичество невесть где и невесть с кем, были не в счет.
А потом Таня заплакала:
- Ну, вот теперь вы будете думать обо мне плохо, - безутешно всхлипывала она. - Только познакомились - и сразу в постель. Разве так бывает?
- Бывает… Сегодня как раз именно такой день… - потянулся за гимнастеркой "капитан".
- Самая обыкновенная суббота…
- Да, суббота. Но перед великим воскресением… Воскресением России.
- О чем вы?
- Танечка, только не плачь! Я обожаю тебя! Я никогда не стану думать о тебе плохо! Да это и невозможно!
Он проводил ее до дома, который оказался в каких-нибудь ста шагах. Крепко обнял ее в подворотне и отпустил.
Такого насыщенного дня в его жизни еще не было - он уже вступил в войну - и вступил в нее самым первым. И уже одержал первые победы. Отнял у кого-то жизнь. И быть может, уже зачал новую… А ведь не прошло еще и пяти часов. И что-то еще будет утром… Надо сделать передышку.
Он завалился на кровать, которая еще не остыла от бешеной страсти, и позволил себе расстегнуть только пуговицы воротничка и ослабить ремень, как разрешено отдыхать в карауле. Однако уснуть хотя бы на часок не удалось. Во дворе затарахтел мотоцикл, вернулся Алекс с двумя помощниками.
- Десять столбов спилили, полтора километра проволоки вырезали! - похвастался Алекс и припал к носику чайника. Пил долго и жадно. Чувствовалось, что все трое изрядно вымотались и перенервничали. Но настроение было приподнятым - дело сделали!
Глава девятая
Брестская побудка
В этот безмятежный для Лобова и многих других летний вечер в Бресте и в его окрестностях произошло множество странных и тревожных событий. На берегу Буга в селе Деревня-Боярская вдруг загорелась одиноко стоящая хата. Пограничники 11-й заставы занесли это событие в журнал наблюдений и усилили наряды. А через час на другом - германском - берегу Буга тоже загорелся дом.
Такая же история повторилась чуть позже за рекой Мухавец в деревне Пугачево. Там вспыхнула ближайшая к границе хата, стоявшая к тому же на возвышении. Ее соломенная крыша пылала как факел, видный на десять верст вокруг. Через полчаса на германском берегу Буга тоже вспыхнул дом. Командир 22-й танковой дивизии, стоявшей в Южном городке Бреста, генерал-майор Пуганов тут же позвонил в штаб армии и доложил полковнику Сандалову о странных, почти синхронных пожарах. Сандалов тотчас же заглянул в кабинет командарма и сообщил Коробову.
- И что это может быть? - спросил тот, как будто начальник штаба приготовил точный ответ.
- Похоже на сигнализацию, - пожал плечами Сандалов.
- От кого и кому? Много ли можно сообщить по такому каналу связи?
- У казаков и у древних греков был свой телеграфный язык из зажженных костров.
- У нас в полосе завелись древние греки? - усмехнулся Коробов. Но тут ему стало не до смеха. В кабинете стало темно. Свет погас во всем штабе 4-й армии. Дежурные по отделам чиркали спичками, зажигали керосиновые лампы. Коробов выглянул в окно: свет погас во всем Кобрине.
- Вот дела… Похоже на вредительство, если не сказать хуже.
Сандалов поднес огонек спички к желтому фитильку, накрыл его стеклянным колпаком.
Несмотря на поздний час в штабе армии собрались все начальники отделов, все замы по родам войск.
Гнетущую тишину взрезал звонок из Минска.
- Будьте готовы принять важную директиву, - строго предупредила трубка.
Но как принимать важный документ без пропавшего электричества, а значит, без линии связи никто не знал. На столе командующего горели три керосиновые лампы, которые едва развеивали ночной мрак в кабинете и которые вместе со скудным желтым светом излучали смутную тревогу.
В Бресте тоже погас свет, и дежурный по гарнизону принял по телефону чье-то паническое сообщение, что взорвана городская электростанция.
А в полночь, на Западном острове Крепости, в вольерах погранзаставы завыли овчарки. Завыли так, как обычно голосят все собаки в предчувствии близкой смерти хозяина или своей гибели. И ведь не обманывало их древнее собачье чутье, как не обманывало и лошадей, коротавших самую короткую ночь года на коновязях Северного острова. Артиллерийские битюги тревожно вскидывали головы, смотрели в небо, откуда скоро обрушится на них гибель, без нужды били копытами, беспричинно ржали, встряхивали расчесанными гривами… И некоторые люди тоже ощущали смутную тревогу в ту ночь, но подавляли ее усилием воли. Под самое утро забылись во сне даже самые чуткие и тревожные…