* * *
Из всех своих гостей хозяйка дома больше всего была рада Дмитрию Михайловичу Карбышеву. Он очаровывал ее староофицерскими манерами, интеллигентными комплиментами, остроумными шутками. Карбышев был старше ее мужа на семнадцать лет, но это никак не сказывалось на их уважительно-дружеских отношениях. Сибиряк, из крещенных татар, выпускник Омского кадетского корпуса, Карбышев немало повидал на своем веку - война в Маньчжурии, Первая мировая, бои в Финляндии… Право, ему было о чем рассказать, что повспоминать. Но он никогда не ударялся в бесконечные ветеранские россказни, а умел строить беседу тактично и интересно. Всем было известно, что он строил перед мировой войной один из фортов Брестской крепости, но мало кто знал - Людмила знала - что в Бресте, на Тришинском кладбище, была упокоена первая жена Карбышева - Алиса Карловна Троянович, немка по происхождению, сибирячка душой и сердцем. Дмитрий Михайлович познакомился с ней еще во Владивостоке, где тоже был занят на крепостных работах. Увы, брак их длился всего шесть лет - Алиса трагически умерла в 1913 году и была погребена в брестской земле. Но Беларусь подарила ему новую жену. В 1916 году участник знаменитого Брусиловского прорыва подполковник Карбышев женился на сестре милосердия Лидии Васильевне Опацкой, которая осчастливила его двумя дочурками - Леной и Таней, а потом и сыном Алешей.
В свои шестьдесят лет генерал-лейтенант инженерных войск, доктор военных наук Карбышев поражал своей воистину гвардейской выправкой, которой могли позавидовать иные капитаны и майоры.
Кроме Карбышева на огонек к Коробовым заглянул и начальник штаба армии полковник Сандалов с женой Лидией. Они жили по соседству в одном доме.
Карбышев после первой же рюмки перевел разговор на дела насущные:
- Так вот, любезнейшие Александр Андреевич и Леонид Михайлович, доведем наши прежние рассуждения до логического конца. Все твердят, что крепости во время подвижных войн устарели. Вот и брестская цитадель - сплошной якобы анахронизм. Надо строить новые укрепленные районы, создавать современную фортификацию. Согласен - надо! Но зачем велосипед заново изобретать? Брестская крепость модернизирована под современную артиллерию. Вы доты трехдюймовками вооружили. А из крепостных орудийных двориков, из тамошних казематов можно бить и шестидюймовками, и более крупным калибром, и намного дальше, чем из дота, и намного шире по секторам обстрела. А если еще и зенитной артиллерией прикроете, а если вместо одного батальона, предусмотренного ныне для обороны, посадить в цитадель и фортам хотя бы один полк - вот вам мощнейший узел всего укрепрайона, который будет держать под огнем и железнодорожный мост, и все подъездные пути-дороги к городу.
- Дмитрий Михайлович, не смею с вами спорить, - развел руками Коробов. - Я в фортификации не Тотлебен и даже не Мажино. Для моего начальства Крепость - прежде всего это решение острейшей проблемы с расквартированием войск: казармы, складские помещения, орудийные парки… И весь фокус состоит в том, чтобы не защищать крепость, а как можно быстрее ее покинуть и занять позиционные районы.
- Но это же совершенно неверно! Ваши позиционные районы большей частью - голое поле. А здесь мощнейшая защита от огня! Тут и людей сберечь можно, и позицию удержать! Плохо ли - весь такой железнодорожный узел как Брест, артогнем и всяким прочим огнем прикрыть? Да и Варшавское шоссе на Москву - перекрыть…
Людмила внесла в столовую блюдо с горячим благоухающим пирогом:
- Дорогие гости, ну отвлекись же от своих войн хотя бы на пирог! Вот и Сюзанна хочет вас чем-то удивить.
- Неужели сыграет? - обрадовался отец, поднимая крышку фортепиано.
- Сыграю! - подтвердила Сюзанна, покачивая в руке пневматический спортивный пистолет. - Но только на этом инструменте.
- Зана! Уймись, умоляю тебя! - воскликнула мама и безнадежно махнула рукой - остановить строптивую дочь словами было невозможно. Зана поставила на пианино граммластинку, отошла в дальний угол, прицелилась в черный эбонитовый круг.
- Боже! - воскликнула Людмила. - Это же моя любимая пластинка! Полонез Огинского! Зана, не смей этого делать!
Поздно. Раздался легкий хлопок, и свинцовая пулька влетела точно в дырочку грампластинки.
- Браво! - зааплодировал Карбышев и остальные гости. - Кто же это вас научил так метко стрелять, барышня!
- Папа научил! - недобро сверкнула очами Зана в ответ на "барышню". Если бы это не был Карбышев, обидчик рискнул бы получить вторую пульку между глаз.
Людмила бросилась спасать любимую пластинку. Она внимательно осмотрела ее - ни царапинки, ни щербинки.
- Слава богу!
Она поставила черный диск на блестящий шпинек патефона, сдвинула рычажок тормоза и опустила головку адаптера с острой иглой.
Щемяще-нежные переливы грустной мелодии заставили всех притихнуть… Звуки старинного полонеза наплывали из недалеких холмистых дубрав принеманского края, из усадьбы автора - Михаила Огиньского, что близ старинного городка над рекой Щарой - Слонима, в котором Карбышев только что побывал, уезжая из Гродно, и который был помечен на немецких и советских оперативных картах как важный транспортный узел.
Каждому было о чем погрустить… Коробов вспоминал свой милый край - привольный волжский городок Петровск, Сандалов - родную Вичугу, такую далекую отсюда Ивановскую землю…
Край, сосновый милый край,
Среди холмов, среди лесов…
И какое дело, что это "Прощание с Родиной" было написано полтора века назад, и написал его польский офицер. Главное, что всем им, офицерам, не раз приходилось прощаться с малой родиной, уезжая в далекие чужие края, кому на время, а кому и навсегда…
* * *
К начальнику штаба 4-й армии полковнику Сандалову приехала с Украины теща - Александра Варсонофьевна - погостить недельки три-четыре. В свои семьдесят лет ей пришлось проделать немалый путь, чтобы повидать дочь, а главное - двухлетнюю внучку Танечку. Нельзя сказать, что ее приезд обрадовал полковника. Нет, отношения с тещей у него были на зависть многим прекрасные. Но Александра Варсонофьевна, напитавшись слухами о скорой войне, стала собираться домой и просить зятя отпустить с ней и Лизу с Танечкой. Сандалов пошел к члену военного совета армии полковому комиссару Шлыкову. Тот, выслушав начальника штаба, только покачал головой.
- Все знают, что твоя теща приехала в городок на месяц. И вдруг она фактически сбегает из Кобрина. Представляешь, что начнут говорить? Это же не просто теща начальника продсклада старшины Пупкина. Это теща начальника штаба армии, человека весьма информированного. И если теща такого офицера дала деру - значит, дело пахнет порохом. И поднимется такая волна! Меня и так тут каждый день достают - отпусти да отпусти… Мы же коммунисты - на нас все смотрят.
Сандалов только крякнул и, не сказав ни слова, ушел к себе. Он все прекрасно понимал, но все же было досадно, что в его семейные дела столь бесцеремонно вторгались служебные интересы политотдела.
* * *
Александра Варсонофьевна меньше всего считалась с установками партийно-политических органов:
- Лизонька, я сейчас в очереди стояла. Все как один твердят: война будет, война, война…
- Известное дело - сарафанное радио… - с деланным равнодушием откликалась дочь.
- А что твой-то говорит?
- Говорит, война будет, но не так скоро.
- А народ-то все спички, соль да мыло скупает. Знать, война на носу. Может быть, уедем от беды подальше? У нас в Крыму сейчас намного теплее, и Танюшку в море бы покупали?
- Мамочка, я бы с удовольствием! Но нам нельзя.
- Что так? Всем можно, а нам нельзя?
- Мы на виду, мама! Если мы уедем, все скажут: ну, вот даже начальники своих жен отправляют, и тоже все побегут.
- А пускай себе бегут. Целее будут. Мало ли, что кто скажет? На чужой роток не накинешь платок! - зачастила Александра Варсонофьевна. - А как и в сам-деле полыхнет? Куда мы с Танюшкой денемся?
- Мамочка, мы обязательно уедем! Но попозже…
- Попозже ты слова мои помянешь - вот и будет тебе "попозже". Ох, не веришь ты материнскому сердцу! А сердце-то вещует…