После истории с пушкой, с девушкой и с собакой Юлиусу меньше всего хотелось бы привлекать внимание Саймона к самому себе или к любому из членов семейства Шаретти. Один раз он уже успешно ускользнул от его взора. Не такое сложное дело на палубе длиной в сто восемнадцать венецианских футов, до отказа забитой народом и товарами. Юлиус испытывал к Саймону не только неприязнь. В глубине души стряпчего таилась также зависть. Ему хотелось бы понаблюдать за Саймоном, оставаясь незамеченным.
Мейстер Юлиус прекрасно поработал на демуазель де Шаретти за эти семь дней, после полученной нахлобучки, и сегодня поутру отпраздновал это, но, возможно, немного переусердствовал. Так что меньше всего ему бы хотелось, чтобы Феликс с Клаасом поднимались на борт. Что же касается Асторре, то это будет просто катастрофа. Юлиус осторожно поднял голову, слегка покачал ею и заглянул через борт.
Катастрофа случилась. Лодка Томмазо вроде бы исчезла, но зато появилась голова Феликса в шляпе, похожей на шотландскую волынку: он поднимался по трапу на флагман. За ним следовал Асторре в плоской шапочке, в новом кожаном жилете, с пышными парчовыми рукавами, набитыми туго, как пирог с гусятиной. Позади тащился Клаас в пропотевшей рубахе, в вырезе которой виднелась мускулистая грудь и поросль шелковистых светлых волос, коими природа наделила его, к вящей зависти Юлиуса.
Феликс, заметив своего наставника, подозрительно широко улыбнулся и повлек свою волынку к торговцам, которые тут же принялись кричать еще громче, пока он отыскивал объект своих вожделений. Асторре, устремив взор на некую далекую и славную добычу, не обратил на Юлиуса ни малейшего внимания. Что же касается Клааса, то тот, весь светясь от невинной радости общения, поспешил сообщить:
- Феликс хочет обезьянку. Демуазель отправилась на собрание гильдии.
- Я послал к ней Хеннинка, - отозвался Юлиус, стараясь удержать разбегающиеся глаза. - Ты был прав. В балласте квасцы из Фокеи. Кто тебе рассказал? Этот грек Николаи?
- О нет, мейстер Юлиус, - возразил Клаас. - В списке для таможни указано, что квасцы были куплены в Проливе по кастильским ценам, и я уверен, монсиньор де Аччайоли согласится с этим. Вот что покупают венецианцы. Фокейские квасцы были бы куда дороже.
- Пожалуй, - согласился Юлиус, нахмурившись еще сильнее. Квасцы, этот невинный белый порошок, который добывают из земли, подобно каменной соли, являлся одним из самых важных ингредиентов для красильщиков, поскольку он привязывал краску к ткани. Клаас знал об этом, и все же порой Юлиус гадал, понимает ли Клаас, о чем толкует, когда переносит все эти слухи. Едва ли, на самом деле, грек стал бы ему рассказывать нечто подобное. Клаас просто случайно подслушивал то одно, то другое, переходя из конторы в контору, в городе, где ремесленники были почти невидимками.
- А ты будь поосторожнее, - предупредил его Юлиус. - Наш собаколюбивый шотландский друг Саймон здесь, с мессером Николаи и с капитаном, и лучше бы он тебя не заметил. А также…
- Упаси Господь, - отозвался Клаас, ничуть не заинтересовавшийся этим известием. - А вот и капитан Лионетто с друзьями. Они купили чернокожего.
Все вокруг видели, что они пока еще не купили негра, но просто терли ему кожу, чтобы проверить, не сойдет ли краска. Юлиус, порой проявлявший чудеса интуиции, задумался:
- Хочет обезьянку? Она этого не потерпит.
- Надеюсь, цена все равно окажется слишком высокой, - оптимистично отозвался Клаас. Он по-прежнему не сводил взгляда с гвинейского раба, который, натягивая цепи, пытался увернуться от палубной швабры в мощных руках капитана Лионетто.
- Им придется купить негра, если они его попортят. Разве что Феликс согласится купить черного парня вместо обезьянки. Демуазель это может прийтись по душе.
- Матушке Феликса? - переспросил Юлиус, у которого от смеха на глаза выступили слезы. - Скажи об этом ростовщику Удэнену. Может, это поможет ему в ухаживаниях. - Все вокруг знали, что Удэнен прочит свою дочь за Феликса, но на самом деле лично зарится на вдову.
К его вящему изумлению, Клаас с готовностью бросил свой фартук и двинулся прочь. Не веря собственным глазам, Юлиус обнаружил, что подмастерье протиснулся вперед по палубе, добрался до ростовщика и там, присев рядом с ним, завел какую-то беседу, после чего оба поднялись с места.
Неважно, говорил ли с ним Клаас о Марианне де Шаретти. Когда он встал, Лионетто, громогласно воскликнув: "Ага!", прихватил двоих друзей и принялся проталкиваться через толпу к подмастерью. Его оранжевый бархатный дублет удивительным образом сочетался с рыжими волосами.
- Ага! - воскликнул Лионетто. - А кому сегодня этот деревенский увалень собрался испортить одежду?! И какой болван позволил тебе отравлять здесь воздух своими обносками? Тебе нужно принять ванну. В воду его!
Несомненно, вино, которое они выпили с Хеннинком, замедлило реакцию Юлиуса, и он мог лишь молча наблюдать, как двое подручных Лионетто схватили подмастерья и, под общее одобрительное улюлюканье, потащили его к борту. Судьба Клааса ни у кого не вызывала опасений, да и сам он не слишком вырывался, с легким изумлением взирая на своих пленителей. Лишь один человек рядом заметил задумчиво:
- А вдруг он не умеет плавать?
Клаас плавать умел, и он и впрямь нуждался в ванне. Юлиус, оценив ситуацию, пришел к выводу, что опасений она не вызывает. Тем временем Клааса подхватили подмышки и принялись раскачивать. Толпа расступилась.
Но за борт кинуть его не успели, поскольку вперед вырвался капитан Асторре, ловко пнув в коленную чашечку одного из пленителей Клааса. Тот с истошным воплем повалился на палубу. Пару мгновений Клаас со вторым солдатом стояли бок о бок, после чего тот отпустил подмастерье и двинулся на Асторре.
Его опередил Лионетто.
Не обращая никакого внимания на своих приятелей и Клааса, который так и остался стоять на месте с озадаченным видом, Лионетто не стал толкать своего противника или кричать на него. Вместо этого, вздохнув поглубже, он опустил плечо и, вцепившись тому в запястье, поднял правую руку Асторре к груди.
Теперь оба они держали чашу на высокой ножке, покрытую розовой эмалью и густой позолотой.
- Это мое, - с обманчивой мягкостью объявил Лионетто. - В прошлом году я ее заказал корабельному штурману.
Выставив бороду вперед на добрых шесть дюймов, Асторре обнажил в ухмылке желтые зубы:
- Вот как? Он позабыл мне об этом сказать. И я за нее уже заплатил.
- Какое ребячество! - отозвался Лионетто. - Не хочу тратить время на споры. Отдай ее мне, и я верну тебе деньги.
- Отнять ее у меня? - изумился Асторре. - Ах ты, глупый бабуин! Да мы вдвоем с этим глупым мальчишкой могли бы раздеть тебя до портков. До самого твоего незначительного мужского достоинства, если пожелаем. Но капитан корабля - гость в наших краях, а благородные люди не станут устраивать свару у него на палубе. Я забираю то, что принадлежит мне по праву.
- Это моя собственность, - возразил Лионетто.
- Оплаченная мною, - парировал Асторре.
- Синьоры! - прервал их чей-то властный голос.
Оба обернулись.
Занавес капитанской кабины был откинут, и в проходе появился сам мессер Алвизе Дуодо, герой Константинополя. Рядом стоял грек Николаи де Аччайоли, который сегодня красовался в бархатной шляпе и роскошном плаще с капюшоном. У них за спиной Юлиус разглядел дерзкое, гладко выбритое лицо милорда Саймона, чей пес едва не пустил по миру семейство Шаретти.
- Синьоры! - вновь повторил капитан. И, как он и рассчитывал, на голос тут же обернулись несколько гребцов. Когда capitano поворачивал голову, видно было, что волосы у него подбриты до самых ушей; а наряд - великолепен, от накидки с пуговками до плоской шапочки и шелкового дублета с мраморным рисунком. Лишь члены таких богатых семейств, как Кантарини, Цено или Дуодо, по решению Сената Венецианской республики, могли возглавлять фландрский флот, и при этом даже не имело значения, что некоторые из них были отличными мореходами. Они занимали этот пост, благодаря несомненным способностям, которые сейчас позволили капитану из кратких негромких пояснений афинянина осознать, что источником беспокойства стали двое наемников, представлявших собой определенную ценность, но также и потенциальную угрозу. Капитан судна вышел вперед.
- A, il signoro ди Астариес и il signoro Лионетто. Я как раз искал вас. Прошу вас, разрешите поскорее ваш спор, и я угощу вас вином.
Вмиг притихшие и даже как будто ставшие ниже ростом, оба капитана застыли на месте, а затем обернулись к тому, кто произнес эти столь лестные для них слова. Однако в руках они по-прежнему сжимали кубок, ставший причиной ссоры, тщетно пытаясь найти выход из положения.
Дилемма решилась сама собой, и отнюдь не благодаря мессеру Николаи или капитану судна.
Саймон, шотландский торговец и гость капитана, с невозмутимым видом прошествовал к наемникам. На мгновение он застыл, а затем внезапным, точно рассчитанным ударом выбил стеклянный сосуд из расслабившихся рук. Траектория полета оказалась очень точной. Под слитный возглас восхищения и ужаса бокал взмыл в воздух, перелетел через планшир и, описав сверкающую дугу, окончательно и бесповоротно исчез в водах гавани. Все взоры устремились на Лионетто, который, яростно сверкнув глазами и пробурчав что-то себе под нос, наконец широко ухмыльнулся шотландцу.
Толпа выжидательно и с куда большей надеждой уставилась на Асторре, который приобрел злосчастный кубок.
Асторре взялся за кинжал, затем опустил руку, после чего развязал кошель и вытащил оттуда монету. Торговля, и без того довольно вялая, окончательно замерла.
- Полновесный флорин, - объявил Асторре, - тому человеку, который вернет мне мою собственность.