И, может быть, теперь Чандра пристроится у этого служителя, а потом к мальчику привыкнут и возьмут на службу. Может быть, Чандра нашел постоянную работу… Можег быть…
Но это было уже в Кочине. Мы должны были прибыть туда в двенадцать часов дня, а прибыли только в четыре. До Кочина мы долго стояли в Эрнакуламе. Мимо окон ходили какие-то люди с тюками на головах. А над тюками покачивались зонтики - жарко. Тропики!
И в вагоне было так жарко, что хотелось одного - пить! Только пить!
- Неужели в Кочине нам устроят торжественную встречу? - спросил я у Переводчицы. - И на измученных жарой и грязных, точнее, черных от железнодорожной пыли станут надевать гирлянды?
- Обязательно! - сказала Переводчица.
К нам в купе еще на ходу прыгнул носильщик. Прежде чем мы успели опомниться, он уже вынес на платформу наше имущество и тотчас обнаружил не без изумления, что его подопечные иностранцы не имеют никакого желания двигаться к выходу. Мы действительно застряли на платформе, пребывая в несколько странном, оторопелом состоянии. Уже прошли все пассажиры, и на платформе, кроме нас, никого не было. Дело в том, что нас никто не встречал! Оставалась последняя надежда, что нас ждут у выхода с перрона, ну, не знают номера вагона.
Мы направились к выходу. Но и в помещении вокзала нас никто не встречал, так что мои опасения насчет ароматных гирлянд оказались напрасными.
Крохотный вокзал быстро опустел. Мы попросили носильщика снять багаж с головы и подождать неизвестно сколько. Мы отбили атаку водителей такси, водителей скугтеров и велорикш. Каждый водитель непременно считал своим долгом выйти из машины и вежливо осведомиться, куда нам надо ехать. Некоторые решительно брались за чемоданы. Тогда носильщик, он терпеливо ждал, сидя на корточках, жестом показывал - оставь в покое, с ними не договоришься, с непонятливыми иностранцами. Мы бы с удовольствием поехали, но понятия не имели куда. Переводчица отправилась звонить по телефону. Она держалась мужественно, однако не знала, куда и кому звонить. Я остался с Кочином с глазу на глаз. Пахло несвежей рыбой. Пахло морем…
Переводчица появилась через час, раскрасневшаяся от жары и от переживаний, и сообщила без энтузиазма:
- Как вам должно быть известно, Кочин - не столица штата Керала… Столица в Тривандруме. Очевидно, телеграмму о нашем прибытии заслали туда. Здесь никто ничего не знает. Министерство просвещения тоже в Тривандруме.
- Может быть, поехать в Тривандрум? - робко предложил я.
- Ждите! - ответила Переводчица и исчезла.
Я ждал. У меня не было иного выхода. Я наблюдал, как мальчишка запустил в приятеля апельсином. Тот ловко поймал метательный снаряд, очистил от кожуры и съел. Кожуру он тоже использовал - запустил ею в зачинщика. Потом, наверно для вокзального ресторана, привезли гору бананов. Я смотрел, как их разгружали. Затем подъехало такси, из которого вышел босой бородатый водитель в полинялой армейской форме:
- Куда ехать?
- На край света! - ответил я.
- Хорошо! - согласился водитель и взялся за чемодан. Он поступил правильно. Именно в этот момент возникла Переводчица и сказала:
- Едем!
Носильщик отнес багаж в машину.
- Куда мы едем? - робко спросил я, влезая в автомобиль, в котором было сто, а может быть, двести градусов тепла.
Ответ был таким:
- К губернатору! Я точно не знаю, как его называют. Одним словом, к тому, кто здесь самый главный, пусть разбирается!
"Самый главный" помещался в Эрнакуламе. Теперь мы возвращались в Эрнакулам, у вокзала которого долго стоял наш поезд, а мы не догадались сойти.
Обнаружилось, что Кочин и Эрнакулам - по сути дела один и тот же город. Они разделены широкой полосой морского залива. Эрнакулам находится на материке, вокзал Кочина и аэропорт на острове, а еще дальше выдвинулся в море узкий клочок земли, на котором находятся форт Кочин, знаменитая гавань и местные исторические достопримечательности. В заливе суда могут надежно укрыться от штормов и ветров в любую погоду и в любое время года, а когда понадобится, узким проливом выйти в открытое Аравийское море. Залив естественный, а вот остров, где вокзал и аэропорт, искусственный. Оба города соединяются между собой длинными мостами.
К "самому главному" я не пошел и был вознагражден - увидел парад моряков. В эти дни в штате Керала проходила "морская неделя", о чем возвещали многочисленные плакаты. Матросы шли в бескозырках. Среди бескозырок вдруг возникали чалмы мусульман и тюрбаны сикхов. Впереди и сбоку выступали офицеры, размахивая саблями. Особенно хорош был оркестр. Им командовал капельмейстер, завернутый в тигровую шкуру. За строем моряков бежали мальчишки.
Наше такси стояло во дворе. Неподалеку монтер чинил телефонный провод. Проводка была воздушной. Монтер безо всяких кошек вскарабкался на высоченный шест и спокойно принялся за работу. Наверно, монтер привык лазить на пальмы за кокосовыми орехами.
На вокзале я пробыл полтора часа, здесь - всего лишь сорок минут. За эти сорок минут все отлично устроилось. Оказывается, нас ждали, в прекрасном гэстхаузе нам приготовили номера, для нас составили обширную программу, а то, что нас не встретили, - досадное недоразумение. Оно не должно испортить впечатление от города Кочина, от города Эрнакулама и от их окрестностей. В гэстхаузе мы заняли верхний этаж, целый этаж на двоих. Это был дом, явно построенный англичанами, с холлами, каминами, с портретами в гостиной. Теперь вместо портретов королей в старые рамы вставили портреты общественных деятелей. От англичан остались репродукции с картин Боттичелли, Леонардо, Рафаэля, громоздкая старая мебель, старое серебро в шкафу и одиннадцать зеркал в моих аппартаментах. Все двухэтажное здание занимали индиец из Бомбея и две японки, толстенькая и тоненькая, обе в очках, обе все время молчали и смотрели вниз, обе были вооружены множеством путеводителей, справочников, фотоаппаратов и кинокамер.
Окна номера выходили в сад. В саду росли пальмы. А за пальмами был залив, то есть частица Аравийского моря. Медленно проплывали лодки с круглыми навесами из пальмовых ветвей. Здесь было мелко, и лодочники отталкивались шестами. Вечерело. Небо стало желтым. Желтое дробилось и на волнах, где-то светлело, где-то темнело. Симфония желтого. Вдалеке, на том берегу залива (мы были в Эрнакуламе, а тот, едва видный берег - это Кочин), стрелы портальных кранов цепляли лиловые облака. Потом закат полностью вступил в свои права. Небо стало красным. И море послушно приняло красные отсветы. На кранах зажглись белые лампочки, и такие же лампочки очертили на фоне быстро гаснущего неба стройный силуэт корабля.
В комнате под потолком трудился мощный фен. Его можно было включать с разной скоростью, на стенах комнаты замерли юркие ящерицы - гекко. Это славные ребята. Они ловят москитов. Один гекко, поумнее, замер возле настенной лампы. Москиты летели на свет. Гекко был тут как тут.
Первый же вечер мы решили провести с пользой. Мы прошлись по торговому ряду. Он находился в нескольких шагах от нашего гэстхауза. Торговая улица была узкой. У дорогих магазинов с одного конца на другой перекинут тент из пальмовых циновок. Это для жаркого времени дня. Горели иллюминированные морские звезды. Во многих лавках продавались свечи, изображения Христа в терновом венце, четки. Приближалось рождество, а христиан в Эрнакуламе много.
Несмотря на поздний час, в магазинах все еще толпились покупатели; у лавок, где продавали ткани на сари, пили чай или кофе. Когда выбираешь материю, стоит подумать. И выбирать приходят надолго. Лавки в Керале нарядны и живописны. В стеклянных витринах, как правило, выставлены многоярусные медные светильники и фигурки слонов, вырезанные из сандалового дерева.
Оживление царило у входа в кинотеатр. Показывали картину "Гром из Пекина", но на рекламе не было никакого Пекина, а улыбалась девушка… в купальном костюме. То ли она вызывала гром, то ли гром действовал ей на нервы, то ли эта девушка рекламировала фильм и не появлялась в нем. Не знаю, картину не видел.
В аптеке, где мы купили зубную пасту, продавали и ювелирные изделия. Аптекарь или врач щупал у посетителя пульс.
Потом мы наняли такси и поехали по двум ночным городам - Эрнакуламу и Кочину. Шофер был тертый малый, он сразу сказал, что счетчик не работает и надо ориентироваться по спидометру, который укажет, сколько мы отмахаем. Так же поступают и наши таксисты, если им вдруг удается подцепить провинциалов, теряющих присутствие духа при виде собора Василия Блаженного или Новодевичьего монастыря. Здесь в роли провинциалов выступили мы; когда мы вернулись, таксист предъявил нам такой счет, что у нас перехватило дыхание. Потом мы набрали в легкие свежего морского воздуха и расплатились. Но это было потом. А пока мы медленно катили по пленительным тропическим городам. Проехали над заливом. На набережной праздновали "морскую неделю" и играл духовой оркестр. Мы пересекали бесчисленные, совсем венецианские каналы. По берегам их росли пальмы и стояли дома, нередко крытые черепицей. На одной из улочек мы успели увидеть кабинет "исключительного врача", как было написано на вывеске. Сам "исключительный врач" работал - наносил татуировку. Мы проезжали мимо маленьких оживленных базаров, а затем вдоль замерших пакгаузов. Ехали долго, наконец остановились на самом берегу и вышли из машины. Здесь, у моря, дул теплый, замшевый ветер. Возле мостков замер огромный датский лайнер. Его можно было осмотреть, но мы не захотели. На бетонных бортах набережной мы вдруг прочли имена кораблей, которые побывали в порту Кочина. Наверно, это традиция - масляной краской писать названия судов. Мы отыскали русские буквы: "Казбек. 16.08.65", "Апшерон. 12.3.65", "Керчь. 09.12" и тоже "65". Наконец, большими белыми буквами - "Херсон", но без числа.