- Табу, Адамо! Табу! Здесь у нас, на берегу! Адамо! Скажи своему вождю, что на Таити это табу!
- Что это с ним? - нахмурился Масон. - Почему он вопит? Как легко возбудимы эти туземцы! Где табу? Что табу, Парсел?
- Ружья, капитан. Маклеод расхаживает с ружьем по берегу. Очевидно, хочет поохотиться.
- Велите ему отнести ружье на судно, - сказал Мэсон. - Я не желаю иметь неприятностей с черными.
Парсел бросился к лагуне и окликнул шотландца. Маклеод обернулся, смерил Парсела презрительным взглядом и, так как лейтенант почти бежал, соблаговолил пойти ему навстречу. Маклеод, высокий, с длинными как ходули ногами, выделялся даже среди матросов своей худобой: плечи у него были узкие, костлявые, маленькие серые глазки блестели на его тонком, как лезвие ножа, лице. Он никого не любил и на этом стоял твердо, а уж офицеров и подавно. Не делал он исключения и для Парсела. Однако особой ненависти к нему не питал: Парсел был шотландцем.
Не дойдя до лейтенанта шагов десять, он перенес тяжесть тела на левую ногу, далеко отставил правую, ружье положил на сгиб локтя, показывая всем своим видом, что он брать на караул не намерен. Со времени мятежа он держался с начальством подчеркнуто дерзко, однако открытого неповиновения не выказывал.
- Маклеод, - начал Парсел, делая вид, что не замечает вызывающих манер матроса, - вот приказ капитана: ружье отнести на судно. Ружья на Таити табу.
- А я-то собрался подстрелить дикую свинью, - ответил Маклеод, покачав головой, и на его суровом, жестком лице вдруг появилось то детское выражение, которое недавно так поразило Парсела. Ему даже почудилось, что он школьный учитель, отчитывающий нерадивого ученика.
- Дикую свинью! - рассмеялся Парсел. - Зачем вам стрелять, попросите свинины у таитян. Они вам охотно ее дадут.
- Знаю, - презрительно процедил Маклеод, - я их хорошо знаю. Тоже бывал в этой дыре. Это дурачье все готово отдать, что у них есть. В башке у них пусто, вот оно в чем дело. Счастье еще, что они рубашек не носят: а то бы и рубашку отдали!
- А зачем им копить? - возразил Парсел. - У них всего вдоволь.
- Не всегда так будет, - недоверчиво произнес Маклеод с таким видом, будто климат Таити вдруг может перемениться и здесь станет так же сыро и холодно, как в его родном Хайленде, а сейчас мне хотелось самому подстрелить свинью: не хочу я ходить к этим голопузым болванам на поклон! Дадут! Дадут! Только и знают, что давать! Вот уж и вправду дикари! А я, представьте, не люблю, когда мне дают! Маклеоды никогда не одолжались. Никогда! Сам я ничего не дарю! - с гордостью добавил он. - И не желаю, чтобы мне дарили.
- Очень жаль, Маклеод, - сказал Парсел, - но ружье на Таити табу.
- Табу! Табу! Вот еще выдумали, дурачье! - Маклеод с отвращением покачал головой. - На месте капитана я бы здесь живо навел порядок! Будь я проклят, - добавил он, угрожающе разведя руками, словно грозя всему острову, - будь я проклят, но ружья-то у нас, так или нет? А раз так, то, значит, мы здесь хозяева, ясно?
Даже не поклонившись Парселу, Маклеод зашагал к шлюпке, стоявшей у берега. Парсел глядел ему вслед - длинный, тощий, белобрысые волосы поредели на макушке, движения расхлябанные, ружье несет небрежно на сгибе локтя.
Когда Парсел вернулся в хижину, Мэсон поднялся с циновки, попросил своего помощника поблагодарить Оту и удалился. Этот внезапный уход удивил таитян. Стоя на пороге, они следили взглядом за удалявшимся вождем перитани. Дойдя до берега, Мэсон сел на песок, снял туфли, поднялся с земли, кликнул шлюпку и перешагнул через борт. Потом уселся на заднюю банку и стал обуваться.
- Почему он не остался с нами? - удивленно спросила Ивоа. - Что он будет делать на большой пироге?
- Ничего, - ответил Парсел. - Он решил не покидать судна, пока мы будем стоять на Таити.
- Почему? - осведомился Меани. - Он нас не любит?
- Он даже не задумывается над такими вопросами, - ответил Парсел, опускаясь на циновку.
Он обвел взглядом своих друзей. Снова вернулось радостное ощущение свободы. В сущности, Мэсон не такой уж неприятный субъект, просто в его присутствии все как-то линяет, гаснет.
- И тебе придется жить на острове с этим человеком… - начал Оту и широко развел руками, как бы поясняя свою мысль.
- Он вовсе не злой, - улыбнулся Парсел. - И я прекрасно лажу со всеми.
Но тут он вспомнил неприкрытую ненависть Симона, и лицо его омрачилось.
- Э, Адамо, э! - сказала Ивоа. - Не грусти! Не хочу, чтобы Адамо грустил, - порывисто заговорила она, взывая к отцу и брату, будто они в силах были помешать Адамо грустить. - А мне не нравится этот человек, который носит на ногах кожу животных, не нравится.
- Ивоа! - прикрикнул Оту, удивленный тем, что его дочь осмелилась без обиняков выразить свое мнение.
Прикрыв длинными ресницами голубые глаза, Ивоа спрятала лицо на плече у Парсела.
- Почему же он тебе не нравится? - спросил Парсел.
Ивоа подняла голову и скорчила гримаску.
- Потому что он на меня не смотрел.
Парсел расхохотался.
- Верно! - подтвердил Меани, ударив рукой по циновке, а потом хлопнул в ладоши. - Я тоже это заметил! Вождь перитани боится Ивоа! И отца моего тоже боится, даже не глядел в его сторону. Сидит, как черепаха, втянул голову и лапы и молчит.
Теперь рассмеялась Ивоа.
- Хо! Хо! - остановил ее Оту. - Так о госте не говорят.
Но и сам, не выдержав, рассмеялся. Ивоа тем временем поднесла Парселу длинную плетеную корзину, до краев наполненную апельсинами, манго, авокато и дикими бананами.
- Дай я очищу тебе апельсин, - предложила она, увидев, что он взял плод.
Меани с живостью вскинул голову и посмотрел на Оту, который ответил ему улыбкой. "Должно быть, - подумал Парсел, - я не все понимаю в их языке". Он вопросительно посмотрел на Ивоа. Почувствовав на себе его взгляд, девушка обернулась, устремила на Парсела свои сияющие глаза и проговорила самым обычным тоном, будто речь шла о простой прогулке:
- Адамо! Если ты хочешь, я поеду с тобой на твой остров.
Парсел посмотрел сначала на Оту, потом на Меани. Оба улыбались. По-видимому, слова Ивоа их не удивили, даже не взволновали.
- А ты поняла, Ивоа, что если ты поедешь со мной, то это уж на всю жизнь? И ты больше никогда не увидишь Оту, - глухо сказал он, беря девушку за руку.
- Поняла, - ответила Ивоа, не подымая глаз от апельсина и усердно счищая с него кожуру.
Воцарилось молчание, Оту протянул вперед свои огромные руки, вывернув ладони и отставив большой палец.
- Это ты не понимаешь, Адамо, - с улыбкой произнес он. - У Ивоа всего только одна жизнь, а что важнее в ее жизни: я или Адамо?
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
- Так вот, - начал Мэсон, - поскольку мы отплываем завтра, пора познакомиться с таитянами, которые вызвались нас сопровождать. Сколько их у вас, мистер Парсел?
Мэсон сидел в своей каюте в той же самой позе, что и несколько дней назад, перед разостланной на столе картой со стаканом рома в руке. Однако кое-что все-таки изменилось. На сей раз он предложил Парселу сесть.
- Шестеро, - ответил Парсел. - И вот как их зовут: Меани, Тетаити, Меоро, Кори, Тими и Оху.
- Вы их знаете?
- Хорошо знаю только Меани и Тетаити. Остальных хуже. Во всяком случае, все они богатырского сложения, и помощь их будет нам весьма, полезна.
- Шестеро таитян, - озабоченно проговорил Мэсон, наклонив свой квадратный череп. - Их шестеро да наших семеро, итого тринадцать. Маловато, чтобы вести "Блоссом".
- Я еще не исчерпал списка, - сказал Парсел, - есть еще двенадцать женщин, а таитянок совсем не трудно обучить морскому делу.
- Женщины! - крикнул Мэсон. - Женщины на корабле!
Он вскочил так порывисто, что стянул со стола карту и расплескал ром. Весь багровый, плотно стиснув губы, он стоял, растерянно моргая, не находя слов. Потом сделал движение в сторону Парсела, словно собираясь броситься на него, угрожающе сбычился и завопил:
- Ни за что! Слышите, мистер Парсел, ни за что!
Наступило молчание. Парсел нагнулся, поднял двумя пальцами с полу карту и протянул ее капитану.
- Боюсь, что у нас нет выбора, - кротко, проговорил он. - Таитяне без женщин не поедут. Да и наши люди тоже. Они боятся, что обнаруженный вами остров окажется необитаемым…
- Женщины на корабле, мистер Парсел! Нет, вы представляете себе, что это такое? - повторил Мэсон, и его серо-голубые глазки чуть не вылезли из орбит, такой чудовищной показалась ему эта перспектива.
- Откровенно говоря, и обстоятельства не совсем обычные, - заметил Парсел.
- Но женщины на корабле! - снова повторил Мэсон и от негодования забылся до такой степени, что на манер таитян даже воздел руки к небу.
Парсел выждал несколько секунд.
- Боюсь, что вам не удастся им отказать, - наконец произнес он. - Таитяне не захотят поехать. А матросы способны захватить корабль, высадить нас с вами на берег и отправиться в плавание без нас.
- И они сядут на риф, - презрительно бросил Мэсон.
- Возможно, но мы-то с вами останемся сидеть в Таити на песке…
Мэсон опустился на стул, разложил перед собой карту и сказал, не подымая глаз:
- А сколько их?
- Двенадцать, - ответил Парсел, тоже садясь. - Вот их имена.
- Имена меня не интересуют, - взорвался Мэсон и махнул правой рукой, как бы отметая от себя всех женщин мира.
Опять воцарилось молчание, потом Мэсон проговорил уже более спокойным тоном:
- Придется поместить их отдельно от мужчин.
Парсел прищурился. Эта мера предосторожности показалась ему смехотворной.