Анри ждал, осматривая кабинет. В отличие от приемной, кабинет ему понравился: ничего лишнего, все для дела. На полированной столешнице – письменный прибор из недорогого нефрита, стилизованный под Восток, кожаная папка для бумаг, с правой стороны стопка чистых листов. Стены обшиты панелями светлого дерева, у одной, напротив окон, три застекленных шкафа с книгами. За спиной хозяина кабинета большой портрет императора в полный рост в парадном мундире. Николай с него внимательно вглядывается в каждого входящего в кабинет. Лучше бы хорошенько рассмотрел сидящего перед тобой, подумал Анри. Ему всегда были отвратительны продажные люди, а теперь приходилось постоянно иметь с ними дело. Что ж, согласился работать – терпи, если хочешь увидеть Катрин.
Сенявин вернулся на свое место по другую сторону стола и в задумчивости постучал пальцами по полированной поверхности.
– Что вас интересует?
– Генерал-губернатор Сибири Муравьев, – сухо сказал Анри.
– Восточной Сибири, – уточнил Сенявин. – В России есть еще Западная Сибирь, которой управляет генерал-губернатор князь Горчаков. – Он перестал стучать, поставил локоть на стол и подпер кулаком подбородок. – Ну что вам сказать про Муравьева? Честолюбив, смел и весьма умен. Предан государю и Отечеству. Неподкупен. Строг и порою жесток с подчиненными офицерами и расположен к нижним чинам, для них он – отец-командир. Вспыльчив до затмения разума, но быстро отходчив.
– Вижу, вы к нему расположены?
– Нет. Просто отдаю должное.
– Его семья, окружение?
– Супруга – ваша соотечественница, урожденная Катрин де Ришмон. – Пристально глядя на визитера, Сенявин заметил, как при этих словах потемнело лицо гостя. Эге, подумал он, тут дело явно нечисто, к политике примешались личные отношения. Но продолжил столь же бесстрастно: – Приняла православное крещение под именем Екатерины Николаевны. Обвенчана с Муравьевым ровно год тому назад, в бытность его тульским губернатором. Детей нет. Два младших брата – Вениамин и Александр, и три сестры – Екатерина, Александра и Вера. К сибирским делам никто из них отношения не имеет. Есть наперсник, постоянный адъютант и порученец, офицер из нижних чинов, Иван Вагранов. Вместе с генералом в Сибирь отправляются штабс-капитан Василий Муравьев, троюродный брат генерал-губернатора, и поручик Михаил Корсаков, также брат, но двоюродный. Первый – в качестве адъютанта, второй – как чиновник особых поручений.
– Вы хорошо осведомлены…
– Это – моя работа. К тому же Муравьев – наша головная боль.
– Разве нельзя было не допустить его назначения? – тон вопроса был резким, но Анри обострил его сознательно.
Сенявин взглянул на него с удивлением и ответил без особой охоты:
– Regis voluntas – suprema lex. – Нессельроде, прямой начальник Сенявина, любил латынь, и высшие чиновники министерства старательно ее учили. Сенявин не озаботился, понял ли его гость, и переводить не стал. – Полная неожиданность для всех. У Муравьева очень высокие покровители, даже канцлер не смог воспрепятствовать.
– Каковы сегодня планы России в отношении Амура и Китая?
– Ясности пока нет. – Голос Сенявина заметно напрягся. – Возвращение Амура чревато международными осложнениями. Канцлер решительно не желает с ними сталкиваться. Но император, похоже, имеет свои виды, и что-то будет меняться. Муравьев назначен не случайно.
– Где он сейчас?
– На пути в Сибирь.
– Один или… – голос Дюбуа дрогнул, – вместе с женой?
– Вместе. – Сенявин усмехнулся глазами, по-прежнему совершенно не заботясь, как француз воспринимает его слова. Анри неожиданно смутился, даже слегка покраснел.
– Хорошо, – сказал он, отвернувшись. – Мне нужен документ для быстрого и свободного передвижения по России и Сибири. Подчеркиваю: свободного. Чтобы лететь, как стремительная тройка, а не бежать на месте, подобно белке в колесе. К этому документу добавьте паспорт на имя Андрея Ивановича Любавина. И весьма желательны рекомендательные письма в губернские города по пути следования.
– Простите, месье Легран, стоит ли называться Любавиным? Вашего умения говорить явно недостаточно, чтобы представляться русским. Вас моментально разоблачат, и будет куча неприятностей. Не столько для вас, сколько для тех, кто выдаст документы. Вы с какой легендой прибыли в Россию?
– Негоциант. Агент по торговле парфюмом и косметикой.
– Вот и оставайтесь агентом по торговле. Договаривайтесь о долгосрочных поставках этих нежных товаров. Вас везде примут с распростертыми объятиями. Женщины и в Сибири остаются женщинами, а парфюмы нужны и мужчинам. У вас будет подорожная "аллюр два креста" и езжайте себе на здоровье под своим именем. Бумага есть – никто и слова не скажет.
Анри немного подумал.
– Пожалуй, вы правы. Я не учел русское… – он поискал подходящее слово, захотелось – порезче, – преклонение, да, именно преклонение перед иностранцами. Я же видел его на границе…
– К сожалению, вы правы… Но, согласитесь, это естественно. Россия хоть и великая, однако весьма отсталая страна. Перед Европой преклоняется, а учиться у нее не желает – ни экономике, ни военному делу, ни послушанию закону. Кнут и пряник – главные инструменты развития, а с ними далеко не уедешь. Отсюда – вывод… – Сенявин развел руками, считая, что и договаривать не стоит.
– Так вот почему вы работаете против своей страны, – не удержался Анри от сарказма. – Кстати, – он подал Сенявину карточку, – это вам информация от банка Ротшильда. Пополнение вашего счета.
– Благодарю, – Сенявин равнодушно взглянул на карточку, порвал ее на мелкие клочки и высыпал в корзину для бумаг. – Но вы, месье Легран, напрасно считаете, что если мне платят, то я продаю свою родину. Разумеется, деньги никогда не бывают лишними и вы можете думать, что вам заблагорассудится, однако я убежден: мои действия, как и действия моего учителя графа Нессельроде, направлены на благо России.
От неподдельного удивления брови Анри невольно прыгнули вверх. Сенявин усмехнулся:
– Не понимаете? Вы не знаете истории российской, иначе бы не удивлялись. Русские никогда не занимались глубоким освоением того, что у них в руках: проще собрать то, что ближе лежит, и перейти на новое место, благо территории столько нахватали, что глазом не окинуть, ногами не измерить. А то, что легко достается, к труду не приучает. И у русских это, увы, уже в крови. Измениться их заставит только осознание того, что манна небесная кончилась, и чем скорее это произойдет, тем лучше. Михайло Ломоносов, был у нас такой ученый сто лет назад, ошибся, сказав, что могущество России будет прирастать Сибирью. Он сам был великий работник и мерил по себе, а таковых на Руси единицы, остальные же тупы и ленивы. Поэтому Сибирью прирастает не могущество, а слабость России. Нам ни Америка не нужна, ни Амур, ибо мы их никогда не освоим. А быть собакой на сене – неумно. Европа никаких природных богатств не имеет, а процветает только лишь за счет труда своего, также и России следует быть… – Сенявин запнулся, поглядев на равнодушное лицо гостя. – Впрочем, что это я перед вами распинаюсь? Честь имею!
Он встал, давая понять, что аудиенция окончена. Анри тоже поднялся.
– Позвольте узнать, когда будут готовы документы?
– Загляните через неделю.
У дверей Анри оглянулся:
– Раз уж случился у нас такой разговор, что начали с латыни, латынью и закончим. Video meliore proboque, deteriora sequor. Это – ваш принцип?
И вышел, не ожидая ответа.
– In cauda venenum, – проворчал Сенявин. – Тоже мне – моралист выискался!
Глава 11
1
По пустынной зимней дороге мчался санный поезд Муравьева: тройка несла кибитку, за ней – три пароконных возка. В кибитке ехали генерал с женой, в возках – парами – офицеры Василий Муравьев и Корсаков и слуги Флегонт и Лиза. Впереди и сзади, как полагается генерал-губернатору, по два вооруженных всадника. Третий возок предназначался им для поочередного отдыха – хоть это и не было принято, но так решил Муравьев.
Муравьевы третий день были в пути и все это время почти не разговаривали, думали каждый о своем. Так, Катрин считала, что муж размышляет о случае с кинжалом и страшно ревнует ее к Анри Дюбуа, поскольку сама то и дело возвращалась к воспоминаниям о своей первой любви.
Когда она увидела отцовский кинжал на гостиничном столе и услышала объяснение, ее сердце чуть не остановилось от ужаса. Сначала из-за мужа: представила, что могло произойти, и, конечно, перепугалась. Но, слава богу, с ним все оказалось в порядке, он даже смеялся, и она на мгновение успокоилась, но тут же окатила новая волна страха: откуда взялся кинжал Анри?! Да, кузен убит, она в этом нисколько не сомневалась, но каким образом кинжал оказался в Петербурге?
– Ты уверена, что это кинжал твоего отца? – спросил тогда Николя.
– Уверена. Отец был капитаном, когда получил его за храбрость из рук самого Наполеона. Это случилось после сражения под Мало… Такое трудное русское название… – пожаловалась она и снова попыталась произнести: – Мало… Малояро…
– Малоярославцем? – догадался муж.