- Про себя всё думала, - продолжала Феодулия, не слушая. - А что его не стать может, не подумала…
Помолчали.
- Когда домой-то поедешь, Филя? - заговорила Мария, пытаясь хоть как-то отвлечь сестру. - Может, к нам сперва, погостишь?
- Нет, Мариша, - всё так же ровно ответила Феодулия. - Ни домой, ни к вам. Есть тут под Суздалем обитель для сирот и вдовиц горьких…
- Разве вдова ты? - возразила Мария, наперёд зная, что не права.
- А кто же? - чуть усмехнулась сестра.
- Не было же венчания…
- Не было, да. И теперь уж не будет. Как сказал тот голос, так и выходит. Прости, Мариша, устала я.
- Филя…
- Ты иди, Мариша. Не сердись, одна хочу побыть. Может, усну…
- Филя…
Вдруг в голову Марии пришла мысль, от которой её бросило в дрожь. Ведь тот человек, он же здесь где-то ходит…
- Я поесть тебе принесу, Филя. И попить тоже.
- Зачем? Всё вон стоит…
- А здешнего ничего не ешь!
Феодулия обернулась, медленно, изучающе подняла глаза на сестру.
- Значит, и ты думаешь то же…
- А что ещё думать, Филя? И тебя могут так-то…
Феодулия мёртво рассмеялась.
- Дитё ты ещё, Маришка. Всё ещё дитё. Ох, как это было бы здорово, сейчас бы помереть мне! Да токмо чувствую я, что не окончены испытания мои. И не станут они, злыдни эти… К чему? Дело сделано. Кому нужна соломенная невеста? Пусть идёт на все четыре стороны…
"В лето шесть тысяч семьсот сорок первое случилось в граде Суздале несчастье великое - скончался князь Суздальский Фёдор Ярославич, прямо в день свадьбы своей с княжной Феодулией, дочерью князя Черниговского Михаила Всеволодовича. И осталась княжна Феодулия невенчаной, и пошла в монастырь Суздальский, где и приняла постриг под именем Евфросиньи, став инокиней сей обители…"
Савватий снова обмакнул перо в чернильницу, поглядел в окошко, по случаю летней жары открытое настежь. По задворкам бегали стайкой ребятишки, лет шести-семи, гомонили звонкими детскими голосами.
Откуда-то появилась Ирина Львовна, неся в зубах мышь. Вспрыгнула на стол, коротко мявкнула, положив мышь прямо перед Савватием на чистый пергамент, на котором он вёл запись.
- Убери, убери немедленно! - возмутился летописец, чуть отпрянув - мышей он не любил.
Кошка фыркнула. Да, она и предполагала, что реакция будет именно такой. Разумеется, что взять с человека, существа, ничего не смыслящего ни в мышах, ни, по большому счёту, в жизни? Но Ирина Львовна была честной кошкой, и полагала, что раз отче Савватий систематически делится с ней своей пищей, то и ей следует предложить ему часть своей добычи, тем более, что в библиотеке, набитой пергаментами под крышу, недостатка в мышах не ощущалось. Да мышь-то какая упитанная, объеденье…
- Ну молодец, молодец… - сообразил наконец-то летописец, гладя кошку. - Ну спасибо тебе, спасибо. Не хочу я сегодня мышей чего-то, не обессудь. Съешь сама, ладно?
Кошка в ответ муркнула, будто говоря: "Моё дело предложить". Взяла добычу в зубы и спрыгнула со стола, дабы не травмировать слабую психику отца Савватия зрелищем поедания мыши.
Савватий вздохнул, снова обмакнул перо в чернильницу и продолжил:
"А град Суздаль отошёл ко великому князю Владимиру, и посади он в нём сына своего…"
- … Эх, как дрянно всё вышло!
Князь Михаил Всеволодович бросил на стол грамоту. Княгиня тихо плакала.
- Она ведь сказала мне, что сон видела, да не поверила я ей… Накричала ещё, пристыдила…
- И ты туда же: "сон, сон…" - раздражённо отозвался Михаил. - Заладила… Она каждую ночь сны-то видела, да не такие ещё. Ты ещё про геенну огненную вспомни…
- Какую геенну?
- Да ты уже и не помнишь, конечно… Бабий ум короток. Приснилось ей, будто вся земля русская проваливается в геенну огненную, и города, и веси… Тоже, скажешь, вещий сон?
- Вспомнила… - княгиня вытерла нос рукавом, по-простому. - Не веришь ты, княже. А ну как и вправду?
- Да, да, как же… Вовек тому не бывать, чтобы провалилась и сгинула вся земля русская. Ладно…
Князь встал из-за стола.
- Скорблю о судьбе Феодулии, конечно, да делать нечего. Права она, что в монастыре осталась. Ей теперь и тут одна бы дорога была - в монастырь… Так уж лучше в Суздале, право. Тамошние обители-то не чета нашим, и сестра рядом опять же. Да и неспокойно у нас нынче… Новгород-Северский вон опять степняки чуть было не пожгли… Ростислав!
- Чего, тато? - ответил ломким голосом отрок, сильно вытянувшийся за последний год.
- Останешься за князя в Чернигове. Боярина Фёдора слушай во всём, он худого не насоветует. Да и сам думать учись, пора уже!
- В Киев не берёшь меня с собой, тато? - немного обиженно отозвался Ростислав - Ведь обещал…
- Обещанного три года ждут, - отрезал князь Михаил. - Борьба за киевский стол началась нешуточная, тебе там делать нечего. Мне-то бы зубы не обломали, боюсь… Ладно, всё у меня!
Конь прядал ушами, нервно всхрапывал. Хан Кончак похлопал его по шее, успокаивая, вгляделся в опушку близкого леса. Хан не доверял лесу - самое место для засады. То ли дело степь - там всё честно… Нет, лес - это для урусов, хитрых, как лисы.
Послышался топот копыт, и маленький отряд, в десяток сабель, появился из лесу. Хан несколько расслабился - разведка возвращается, значит, всё нормально…
- Ну что там?
- Никого нет, хан! Путь открыт!
Хан взмахнул рукой, и спрятавшиеся в балке всадники повалили на открытое место, устремляясь к лесу.
Хан Кончак шёл на соединение с войском урусского князя Даниила. Да, князь неплохо заплатил ему, и обещал вчетверо больше, если дело выгорит. Дело, как понял хан, немалое - князь Даниил норовил занять престол в великом урусском городе Киеве, самом большом из урусских городов. Как говорят сами урусы - "Киев - мать городов русских…"
Хан ухмыльнулся. Да, хорошо же они обращаются со своей матерью, эти урусы. Сами насилуют вдоль и поперёк, а в последнее время и другим дают… Хорошо всё-таки, что нет единомыслия между урусскими князьями. Сплошная прибыль… Впрочем, и среди половецких ханов грызня идёт не меньшая. Что ж, такова жизнь…
Сзади послышался длинный свист. Хан резко обернулся - из той же балки, в которой только что пряталось его воинство, выезжали всадники - очевидно, шли по следу. Много всадников, очень много. Блестели на солнце отчётливо видимые отсюда урусские шлемы-шишаки, развевались знамёна. Да тут целое войско! А у него только две тысячи всадников…
- Уходим через лес! - отдал команду хан Кончак - Тагай, ты замыкающий!
Земля задрожала под копытами коней. Хан Кончак не любил леса, и не доверял ему, но сейчас обрадовался этому бору, как не обрадовался бы и родному брату. Лес сейчас был союзником - на открытом месте их легко окружили бы и изрубили в крошево - хоть на люля-кебаб пускай! В лес, скорее в лес… По лесной дороге во всю прыть, оторваться, главное, оторваться от тяжёлой урусской конницы…
Передние кони вдруг начали валится, спотыкаясь на ровном месте и на полном скаку, отчего мгновенно образовалась свалка. Совсем рядом с Кончаком просвистела стрела. А на опушке леса, к которому хан так стремился, уже выступили урусские воины, вооружённые огромными, в рост человека, луками. Такие луки бесполезны в конном строю, зато для урусской пехоты - самое то… На триста шагов бьют без промаха, а которые и на четыреста…
- Убью! - зарычал хан, имея в виду свою разведку. Но уже сверкали клинки нагоняющей сзади урусской конницы, и воздух огласился боевым кличем урусов.
- Гой-гой-гой!
Тяжёлая конница врубилась в потерявшую строй, смешавшуюся массу степняков, как топор-колун в сучковатое полено - с треском, сразу войдя до половины. Орали всадники, дико ржали кони. Хан Кончак надрывался, ещё пытаясь отдавать какие-то команды, собрать своих, но в душе опытный воин уже понимал - всё кончено. Это не неудача, не поражение даже - это разгром.
Хан отбил кривой арабской саблей чей-то меч, полоснул вражеского коня меж ушей, с замахом рубанул ещё кого-то… Тяжёлый шестопёр ударил в плечо, вышиб из седла. Больно… Надо же, как больно…
Чьи-то руки грубо схватили его, подняли. Хан начал было валиться - руки сильно встряхнули его, удержали.
- Ну здравствуй, хан Конча, - услышал он. Хан поднял голову. Перед ним на коне возвышался не кто иной, как урусский князь Михаил, давний знакомый. - Давненько не был ты у нас. Куда спешил на сей раз?
- Я не желал тебе зла, князь Михаил, - заговорил Кончак по-кипчакски. - Мы шли мимо.
- Ну да, ну да… К князю Даниилу Романовичу навстречу спешил, никак?
- Князь Даниил сам позвал нас, - уже по-русски заговорил Кончак, держась за раздробленное шестопёром плечо, тяжело дыша, и по лицу его катились крупные капли пота. - Сам! И он не простит, что вы так обошлись с его гостями!
- Вы слышали? - обернулся князь Михаил к трём сопровождавшим его всадникам, судя по одежде и богатым доспехам, боярам. - Вот так, господа бояре киевские. Подтвердите, что слышали. Вот таким-то способом и ладится Даниил стать великим князем Киевским - на коне половецком въехать на киевский стол…
- Князь Даниил не простит… - теперь только гордость не позволяла хану Кончаку упасть к копытам урусского коня. - Не простит…
- Князю Даниилу самому ещё прощение заслужить надобно. - возразил Михаил - Хотел было я взять тебя с собою, дабы засвидетельствовал ты перед народом киевским о тёмных замыслах Даниила Романовича, да раздумал. Уж больно ты ловок, хан. Сбежишь, и всё опять начнётся по-новой.