– Ха-ха, ребята! – взревел я. – Хватит рассиживаться! Кто окажется следующим после меня в том форте? – Я спрыгнул на берег и снова взмахнул кортиком. – За мной!
Вопя и потрясая оружием, они хлынули с корабля, и пока я продолжал орать: "Вперед! Вперед! Правь, Британия!", выбрались на берег и перебрались через тлеющие остатки частокола. Я, понятное дело, двигался вперед вместе с ними, останавливаясь только для того, чтобы подбодрить отстающих, и так до тех пор, пока, по моим прикидкам, передо мной не оказалось десятка два моряков. После этого я стал держаться за авангардом, но не то чтобы позади, а скорее в середине – самое безопасное место, если не имеешь дела с настоящей артиллерией.
Мы мчались по открытому пространству, завывая, словно псы; повернув голову, я заметил, как с правого от нас фланга Брук ведет малайских мечников, с этими их жуткими, украшенными бахромой из волос кампиланами, к другому форту. Следом от лодок шла вторая волна атаки, состоявшая из полуголых ибанов, размахивающих сумпитанами и выкрикивающих на бегу свой боевой клич: "Даяк! Даяк!" Но никто из них не мог сравниться по быстроте и натиску с моими морскими волками, почти достигшими пылающего форта. По счастливой случайности, как раз в тот момент, когда мы добрались до стены, та, со страшным грохотом и фонтанами искр, обрушилась внутрь укрепления. Видя, как передовые бойцы пробираются через завал, я оценил, насколько мудрым было мое решение не возглавлять атаку лично: выставив вперед ружья, нас встречали две нестройные шеренги пиратов. Грянул залп, сваливший нескольких из наших передовых, а потом вся масса атакующих, сверкая кортиками, хлынула внутрь вкупе со стариной Флэшем, отважно затерявшимся в гуще своих парней.
Держась убеждения, что лучшим применением моих талантов будет расстреливать противников из кольта, я получил тем самым возможность наблюдать зрелище, которое дорого стоит, если у вас, конечно, имеется безопасное местечко – речь идет об отчаянной рукопашной схватке английских матросов в тесном строю. Осмелюсь предположить, что Флот пестует это искусство со времен Блейка, а мистер Гилберт, даже понятия не имеющий, на что это похоже, сделал из нее столь модное развлечение. Но я видел ее воочию и теперь понимаю, почему уже много веков Англия правит океанами. Пиратов было человек сто против нашего авангарда в два десятка, но моряки ринулись на них плотной массой, занеся кортики над головой. Удар сверху, сбоку, потом укол. Удар, удар, потом укол. Удар-удар-укол… и пиратский строй перемалывается на глазах, а моряки с ревом ломятся дальше. Ухитрившиеся уцелеть пираты поджимают хвост и опрометью бегут к воротам форта, а наши парни преследуют их, крича вслед обидные прозвища и наполняя меня, признаюсь вам, гордостью за то, что родился британцем.
К этому времени я оказался почти в первом ряду, выкрикивая проклятия и от души прикладывая раненых, подвернувшихся на пути. Обороняющиеся явно рассчитывали, что стрелки не пустят нас дальше ворот, но мы ворвались в них, не дав им даже опомниться. Сразу за ними обнаружилась шайка пиратов; они старались развернуть большую пушку, чтобы угостить нас как раз на входе. Один уже тянулся к запальному шнуру, но не успел и прикоснуться к нему, как в тело его вонзилось с полдюжины матросских ножей. Пушкарь рухнул на орудие, остальные обратились в бегство. Мы ворвались внутрь, и чтобы овладеть фортом, оставалось лишь выкурить оставшихся пиратов.
Это не составило труда, поскольку никого там и не оказалось: по той простой причине, что хитрые уб-ки улизнули через задний ход и теперь огибали частокол с намерением ударить нам в тыл у ворот. Но, я понятное дело, ни о чем таком не догадывался, будучи слишком занят рассылкой партий под командованием унтер-офицеров на прочесывание территории форта, совершенно не походившего на все, виденные мною прежде. Собственно говоря, это был личный дворец и главный штаб Шарифа-сагиба: внушительный лабиринт из строений, некоторые в три этажа высотой, обнесенных оградой; тут и там соединяющие их переходы, веранды и крытые коридоры. Только мы приступили к грабежу и разыскали собственный гардероб Шарифа с изумительной коллекцией, включающей столь разнообразные предметы одежды, как расшитые золотом тюрбаны, усыпанные драгоценными камнями тиары, прочие головные уборы и парадные одеяния, как со стороны главных ворот раздался жуткий шум, и все устремились в том направлении. Все, да не все – пока верные долгу моряки спешили еще раз утолить жажду крови, я потихоньку выбирался из гардеробной Шарифа-сагиба в противоположном направлении. Мне не ведомо было, куда ведет проход, но хотя бы подальше оттуда, где стреляют – я был по горло сыт ужасами дня и, не теряя времени, перебрался по бамбуковому мостику в соседний дом, выглядевший пустым. Я шел по длинному коридору с дверями по одной стене и гадал, где бы найти надежное убежище, как вдруг одна из них распахнулась, и передо мной предстал самый крупный человек, которого мне доводилось встречать в своей жизни.
Росту в нем было футов, по меньшей мере, семь, а страхолюдина – просто жуть: громадная, как арбуз, голова на массивных плечах, на затылке квадратная шапочка, глаза выпучены, а могучие руки сжимают длинный меч. Завидев меня, он вскрикнул, попятился по коридору, как-то странно раскачиваясь, потом вскинул меч над головой, засвиристел не хуже пароходного свистка, потерял равновесие и с оглушительным шумом рухнул на лестницу. Судя по звукам, он снес добрых два пролета, но я решил не дожидаться дальнейшего развития событий. Подскочив к ближайшей двери, я остановился как вкопанный, отказываясь верить своим глазам. Передо мной открылась комната, полная женщин.
Я зажмурился, полагая, что у меня бред или галлюцинации после трудного дня: все то же самое, как на картинке к бертоновским "Арабским ночам" – из иллюстрированного издания, которое можно найти только на континенте. Шелковые портьеры, диваны, ковры, кушетки, волны пьянящих ароматов и женщины – целое собрание, десятка два. Собрание прекрасное и осознающее этот факт, поскольку ткани, собранной со всех вместе взятых вряд ли хватило бы на одно приличное одеяние. Несколько саронгов, клочки шелка, браслеты, атласные шаровары, пара тюрбанов – ч-т возьми, всего этого было совершенно недостаточно, чтобы скрыть эти роскошные тела с их округлыми бедрами, пышными задами и выпирающими грудями! Я только недоуменно моргал и переводил взгляд с фигур на лица – тут присутствовали все оттенки, от шоколадного и бежевого до желтоватого и белого, и все, как на подбор, прекрасны: приоткрытые алые губки трепещут, темные, как агат, очи распахнуты в ужасе.
На мгновение мне показалось, что меня убили и я попал в рай – но будь я в земной или небесной юдоли, такой шанс упустить не мог. Видимо, мысль отразилась у меня на лице, потому как все прекрасное собрание взвизгнуло в один голос и бросилось бежать кто куда. Не стоит осуждать их за это, поскольку появившийся в дверном проеме Флэши – покрытый с головы до пят кровью и копотью, с пистолетом в одной руке и обнаженным кортиком в другой – мало напоминал заглянувшего на чашечку чая викария. Они метались по комнате, опрокидывая кушетки и сталкиваясь друг с другом в надежде добраться до других выходов из комнаты, и здравый смысл подсказал мне хватать ту, что поближе. Ею оказалась соблазнительная крошка, чей наряд состоял всего лишь из ожерелья и прозрачных шаровар; то ли моя рука, ухватившая ее за лодыжку, то ли перевесившая пышная грудь послужила причиной, но она потеряла равновесие. Прокатившись через убранный шелками альков, девица устремилась вниз по узкой лестнице, крича и брыкаясь, в то время как Флэши преследовал ее по пятам. У подножья я прижал ее к стене и вожделенно обхватил руками – и тут раздался звук, который в мгновение ока напомнил мне, где я нахожусь, и вытряхнул из моей головы все похотливые мысли – это был оглушительный ружейный залп, прогремевший прямо за тонкой стеной дома. Затем послышался звон стали и гомон туземных голосов – пираты, не иначе, – а вдали кто-то по-английски командовал всем найти укрытие.
Здравая мысль: припечатав брыкающуюся стерву к полу, я взмахнул перед ней револьвером и приказал молчать. Она трепыхалась, лицо ее было искажено ужасом – а личико-то симпатичное: смесь китайского с индийским и малайским, похоже: огромные глазищи полны слез, носик короткий, губки пухленькие. Святой Георг, и сложена что надо! Скорее инстинктивно, чем преднамеренно, я оценивающе потискал ее; она затрепетала под моей рукой, но даже не пискнула.