- Да здесь круговая порука. Я за вас ручаюсь: хороший, мол, человек, одно слово, а вы за меня - славный, мол, парень, - вот и поручаемся - поняли? По закону, купцу первой гильдии позволяется переводить пошлину по векселям на 15 т. руб., второй на 6 т. руб., а третью из Кяхты в шею гнали, по пословице: гусь свинье не товарищ! Теперь ее впрочем и нет, значит и гнать некого. Вот как-с, мой почтеннейший! Тут еще другие грешки есть, да уж только сказывать ли?
- Ну нельзя - так не надо.
- Нет уж, ничего, скажу - так и быть. Вот видите ли, какая штука. Кроме 15 т., вам еще нужно перевести пошлины на какую-нибудь сумму; вы и делаете подписку, за поручительством купцов, что, дескать, вот так и так, у меня в гостином дворе лежат чаи, которые я оставлю в обеспечение: так нельзя ли, дескать, перевести еще пошлины? А чаи-то лежат гуртом; с виду-то будто и действительно 100 или 150 ящиков, а их всего 40 или 50, в середине-то пусто, и выходит, что друг друга и любят, и поручаются, и надувают…
- Ну, штук у вас здесь, я посмотрю, много.
- Э! Это еще что, то ли узнаете после, как поживете, - говорил мне знакомый, хитро подмигивая.
- Начал я, - говорил он, - торговое дело в Кяхте и, конечно, так же, как и другие, платил аксиденцию; так же, как и другие, провозил тайным путем серебро и золото; обманывал таможню отчетами и иногда, грешным делом, без пошлины чаишку отправлял, так же, как и другие. Всему этому добру научили меня мои хорошие знакомые, так же, как я вас учу.
- Вот завтра, - говорил он, - поедете в таможню предъявлять полученные сукна: заезжайте сначала к старшинам, как требует порядок, и попросите подороже оценить ваши сукна. Они ведь оценивают в таможне товар-то.
- Ну, а если они не захотят кривить душой?
- Вот выдумали там! Ведь рука руку моет: Бог даст, на будущий год вы будете служить и вы также помирволите другому.
- Ну, а потом что же будет?
- Ничего не будет. Оценят ваши сукна, откроют вам в таможне счет ввоза товаров, и вы можете производить меновую торговлю с китайцами, как следует, с третьей части отпуска к ним золота, пятифранкового серебра или русского серебра в изделиях.
- В каких же изделиях русское серебро, в ложках, в подносах, что ли?
- Ну да, в ложках, из которых каждая по фунту почти весом, а подносы по десяти или двадцати фунтов - другому и не поднять, - говорил, смеясь, мой знакомый и показывал руками, как тяжелы бывают подносы.
- Да скажите же, ради Бога, для чего такие тяжелые изделия отправляют сюда?
- Хе-хе-хе! Простота вы, я посмотрю; жили бы уж там, в своем Алабове, ничего-то не можете сообразить. Хе-хе-хе! Да как же иначе-то? Где наберешь изделий-то для китайцев? Ведь сюда прудят горы серебра, ну и нужно на хитрости подниматься. Вот и везут ложку разливальную, из которой можно коня напоить. - Ха-ха-ха!
Через несколько времени променял я сукна китайцам на чай и опять иду советоваться к другу моему милому: как и что мне делать с отчетом таможне. Дружок залез на письменный стол и, упершись в бока руками, с хитрой улыбкой посматривал на меня, как будто хотел сказать: "что, брат-простота, ничего-то ты, видно, не смыслишь".
- Что мне теперь делать, с чаем? - спрашивал я.
- Что делать с чаем? - переспросил он, - а вот что: чай пить надо, для того его и покупают.
- Нет, пожалуйста, голубчик, поучите, как таможне отчет составить?
- А вот как: у вас примерно пятьсот штук мезерицкого сукна, на пятьсот ящиков чаю, - так что ли?
- Ну, да.
- Ну, вот и пишите таможне, что променял, мол, я за границу товаров, ввезенных, мол, через таможню тогда-то, под № таким-то. Из них выменял на 200 штук пятьсот ящиков чаю… Жаль, что у вас серебра не было ввезено, а то бы еще лучше: серебра присчитали бы тут же одну треть, как следует по закону, - сукна еще больше сбереглось бы.
- Да скажите пожалуйста, на что же это сукно годится после? Ведь его нет, оно только на бумаге, как у Павла Ивановича Чичикова мертвые души?
- Что ж, здесь и на бумаге иметь их очень не мешает, потому что за вами, конечно, грехи будут после?
- Какие грехи? - удивлялся я.
- А серебрецо-то контрабандишкой, полагать надо, тоже того?.. - говорил мой знакомый, прищуривая глаз - ведь не святой человек, а?
Я молчал и слушал, не понимая, к чему вся эта речь.
- Вот тогда-то эти мертвые души и оживут: сукно-то и пригодится. Меняйте чай на серебро, привезенное контрабандой, а пишите таможне-матушке, что вот мол, так и так, променял на сукна, оставшиеся от ввоза тогда-то, за № таким-то, - триста штук сукна, а получил, дескать, шестьсот ящиков чаю. Вот как. Поняли?
- Понял, - говорю… - Да ведь это что-то очень…
- Это очень и очень хорошее дело. Это значит - у нас мертвые-то души оживают, - повторил он и снова захохотал на всю комнату.
V
Мой знакомый рассказывал мне о своих кяхтинских похождениях следующее:
- Так же точно, как вы, приехал я в Кяхту, - говорил он, - и также ничего не знал, как и что делать; но наука мне далась скоро, и я подумывал уже о том, как бы побольше понакопить товаров несуществующих , говоря словами Чичикова, потому что действительных товаров у меня уже недоставало. Иду к своему другу за советом. - Эх ты, простота моя уездная, - говорили мне, - где тебе всю здешнюю науку произойти. Тут, батенька мой, премудрость созда себе дом, вот что! Поезжай, - говорят, - завтра в Троицкосавск и купи ты, братец мой, соболей у бурят или в лавке, где придется, этак примерно хоть штук сто или полтораста… - Я приходил снова в удивление и спрашивал: - Зачем же это опять делается, что за история такая? Ведь китайцам соболей теперь не требуется? - Купи, братец мой, купи - хорошо будет, - говорили мне: - отвези ты их в таможню, больше как полтораста штук и не нужно… А старшину не забудь попросить хорошенько, "властем предержащим да повинуются". Поклонись ему: ну, глядишь, он и подороже тебе оценит их - дело будет в шляпе. Понял ли теперь? - Ни черта рогатого не понимаю, - говорю.
- Слушай дальше. Таможня впишет их на приход к твоему счету и поставит на каждой шкуре клеймо: предъявлены, дескать, таможне, и больше, дескать, их предъявлять не полагается… - Ну?.. - говорил я в нетерпении, ожидая, что выйдет из этого.
- Ну вот, привезешь ты этих самых клейменых соболей и клеймы сейчас - фють! - У нас уже есть такая специя… потому что здесь уж такие законы…
- А потом поезжай с соболями на Чикой, из них матрац или подушку состряпай, - говорили мне и спрашивали: - Понял ли? - Хе, хе! - смеялся я: - понял, говорю, теперь. Это значит оттуда опять в город, соболей опять в таможню: так, значит, и кружи их хоть двадцать раз. Так что ли?
- Так, умница, так, догадался-таки, - похвалили меня учителя и я им за это: - "спасибо, говорю, товарищи, спасибо…".
- Однажды, - рассказывал мне опять мой знакомый, - однажды был такой замечательный случай: с тремя мешками пятифранкового серебра попался маленький жидок.
- Как это вы могли серебро везти, не предъявив его таможне? - сердито спрашивал его надзиратель.
- Я хотел в церковь позертвовать… - бормотал растерявшийся жидок.
- Какая тут вам церковь! Вы знаете, что нужно сначала в таможню завезти.
- Забыл, соверсенно забыл, поверьте цести, - растерявшись и не зная, что делать, лепетал маленький жидок, служивший приказчиком у одного толстого купца. Лошадь, экипаж и серебро отобрали. Жидок некоторое время находился под арестом в таможне, но потом дело как-то уладили: сказали, что жидок забылся и ошибкой проехал мимо таможни. - Это, дескать, с ним бывает.
- Эта история, - продолжал мой знакомый, - меня испугала порядком. - "Черт возьми совсем, - думал я, - скверно, если попадешься. На церковь сваливать не приходится, не верят они в христианское милосердие". - Иду опять к учителям. - Вот, говорю, товарищи, как теперь горе избыть? Слышал я, жид попался! Скверная штука! А ко мне, как на грех, из России мой доверитель прет серебра видимо-невидимо, - точно дров поленницы лежат в городе. Таможню-то миновали, а как теперь сюда в слободу-то перевозить?
- Да как перевозил раньше, так и вози, - научали меня учителя и спокойно грызли свои ногти, или ковыряли пальцами в носах. Такое приятное занятие, показывавшее, так сказать, воочию то спокойное состояние, в котором находились мои наставники, - возмущали меня, человека неопытного и потому трусившего опасностей.
- Да мало ли что было раньше? Теперь боюсь, - отвечал я.
- Ну, брат, если уж боишься, - говорили мне, - так и пускаться нечего. А вот что: чем по мелочи-то возить да мучиться с ним, лучше Ивану Васильевичу на доставку отдай: он за раз перемахнет тысяч двадцать.
- Кто такой этот Иван Васильевич? - спрашивал я.
- Да тут есть чиновник один, заика. Он возьмет с тебя копейки по две со штуки и завтра же доставит. Человек верный настолько, насколько можно верить такому человеку.
- То есть, как? Я не понимаю…
- Да так же… Другим возит - не обманывает, и тебе конечно привезет.
Пригласил, - говорит, - я Ивана Васильевича.
- Я… я… теперь не могу две копейки взять. Тр-три можно, - отвечал он мне.
- Почему же, Иван Васильевич?
- Т-те пути испорчены, - говорит.
- Какие же те пути?