– Мы не прокуроры. Мы гораздо хуже, сейчас убедишься. Но последнее слово дадим. Это святое.
– Ах, как вы верно определили про ловчилку портового! – с отчаянным весельем висельника проговорил Джек. – Дозвольте одеться.
– Да, а перед тем, как закапывать, – тебя раздевать? Обойдёшься.
– Сам-сам-сам разденусь, джентльмены! Перед смертушкой-то, саам! Но последнее слово говорить в нижнем белье – согласитесь – непристойно как-то.
– Пёс с ним, пусть оденется. Посмотрите, нет ли оружия, и бросьте ему его тряпки.
– О ка-ак! – воскликнули через секунду. – Посмотрите!
И над столом поплыл, переходя из рук в руки, складной ножик с булатным клиночком.
– Сарацинский булат. Вещь по-настоящему редкая. У кого спёр?
– Обижаете, джентльмены. На заказ сделан. Закалён хорошо. Латную пластину дюйма на полтора пробивает.
– В ножах мы разбираемся, этим ты себя не утруждай. Спёр у кого?
– Я же говорю, заказ. По моей лично руке сделан, видите, вам всем маловат будет. Сарацинский кузнец в Дамаске по моей ладони ковал, когда я удостоил своим посещением великого халифа Мансура-Глям-Глям- Оглы-эфенди.
– Вдохновенно врёт. Даже нравится, как врёт, заклёпка бондарная.
И вдруг снова кто-то сказал:
– О ка-ак!
И на стол легли массивные портфунты, набитые золотом.
– А это – тоже не спёр? Тоже от Глям-Глям-халифа?
– Ах, это! – махнул рукой, поддёргивая второй рукою штаны, заклёпка. – Мои карманные деньги. Такая мелочь…
– Занятный плут. Даже жалко!
– Ладно. Пусть говорит.
Джек шагнул к столу. Взял бутылку. Сделал несколько длинных глотков. Протянул бутылку ближайшему гостю, хохотнул шало, куражно:
– А кто с нами не пьёт, тот и сердцем не с нами!
– С нами, с нами, – сказал тот, принимая бутылку и твёрдо отправляя её на столешницу. – Но уверенности нет, что ядом в вине ты не погнушаешься прихватить с собой и своих прокуроров. Говори. А я пока гляну, что во дворе и на улице.
И плавно вышел.
– А который теперь час, а, джентльмены?
– Ты время-то не тяни. Его и так…
Щёлкнула крышка часов.
– О-о, уже семь часов, джентльмены, и три четверти.
– А вы куда-то спешите?
– Не спешим. Но у нас есть серьёзное дело.
– Насколько серьёзное, доверьте секрет? Мне можно доверить, сами знаете, мёртвые не болтливы.
– Занятный гад. Ну, если так хочешь. Мы состязание устроили – кому быть предводителем. Положились на милость Фортуны. А ты нам помешал. Согласись, что не беспричинно умрёшь. Хотя, в учёт характера твоего, умрёшь не больно.
И тут Фортуна бросила кости. Покатился призрачный кубик по комнате, ярко залитой светом от пожираемого огнём стула в камине, и лёг шестёркой.
– Люди на улице возле дома, – тихим тревожным голосом сообщил уходивший осмотреть местность. – Пятеро, весьма дорого одетые джентльмены и… констебль!
Тотчас двое снялись и метнулись в мезонин. Спустя томительную минуту один вернулся и сообщил:
– Ещё к ним трое пришли! Молча стоят и на дом смотрят!
И ещё через минуту:
– Уже четырнадцать человек!
– Кто это такие? – свистящим шёпотом спросили у Джека.
– Ну и безмозглые же вы! Это моя армия. Как же вы в люди-то вышли, если соображаете до такой степени туго?
– Восемнадцать человек! Стоят неподвижно и смотрят, и не говорят! И одна женщина!!
– Вот, значит, как. Что ты задумал?
– Ничего особенного, джентльмены! Показать вам себя. Показать свою армию. И стать вашим предводителем. Попробуйте сказать, что вы не этого так сильно хотели.
На миг повисла гнетущая тишина.
– Гром меня разрази. В одном человеке ошибиться за одну ночь дважды! Наверное, я старею.
– Двадцать три человека!! Уверенные, спокойные, замаскированы просто волшебно! Двоих зевак тростью прогнали! И трости с костяными набалдашниками, дорогие!
И тут в ворота ударили и весьма громко.
– Итак, на решение – три секунды. Если вы со мной – я выйду к ним, и по одному моему слову эта армия сейчас разойдётся. Если нет – просто уйдёте, без вреда и насилия.
– Ты выйдешь к ним?
– Выйду. Две секунды.
– И скомандуешь взять нас в ножи?
– Если бы я так хотел, то они были бы здесь ночью и во дворе. А не утром и за воротами. Одна секунда.
В ворота снова ударили.
– Вот, значит, как. А я согласен! Как звать прикажешь, мой господин?
– Джек.
– Я тоже согласен.
– Несогласные есть? – быстро спросил Джек.
– Нет. Все согласны.
– Даёте слово до конца жизни признавать меня предводителем?
– Даём, Джек. И, по чести сказать, ты, кажется, стоишь того.
Джек быстро прошагал к манекену, сорвал с него куртку с капюшоном, надел. Вышел из дома.
Не успел констебль в третий раз прогрохотать молотком, как створка ворот дрогнула и приоткрылась.
– Кто и зачем? – сиплым, простуженным голосом спросил согнутый старичок.
Седые космы его пегих волос торчали из-под низко надвинутого капюшона.
– Прошу прощения, – вежливо сказал констебль, – с кем имею честь?…
– Джек Сиденгам, к вашим услугам!
– Приносим извинения, мистер Сиденгам, – проговорил ступивший шаг вперёд казначей. – Мы собрались здесь потому, что были обеспокоены вашим долгим отсутствием. А также полным списанием вашего взноса на фонарное масло.
– Что-о?! Стоит человеку съездить к родственникам в Лондон, как его дом уже берут приступом?! За какое-то масло?! Вот вам, и убирайтесь!
Он вынул золотую монету, и, описав ею демонстративно медленную дугу, переправил в ладонь казначея.
– Но это… Слишком много… – растерянно проговорил он.
По толпе прошёл изумлённый ропот.
– Надеюсь, теперь до конца моей жизни вы не будете приставать ко мне с вашим маслом!
И, шагнув назад, с демонстративным грохотом вложил брус в скобы.
Вернувшись в дом, Джек поднялся в мезонин. Между плеч быстро расступившихся гостей глянул на опустевшую улицу.
– Быстро разошлись, – сказал кто-то. – Нет, но женщина в нашей работе?!
– А если тебе до зарезу срочно требуется обследовать полный людей дом, в котором как раз нужна прачка? – равнодушно спросил Джек, отходя от окна.
– Резонно, – ответили ему. – Это резонно.
Все прошли в нагретую спальню. Затворили дверь.
– Кто по возрасту самый молодой, – устало сказал Джек, – пусть возьмёт денег и сходит в порт. Значит, куриц копчёных семь штук, мелкого лука, хлеба утреннего, погорячее, вина вот такого корзину, маслин, зелени, сыра. И располагайтесь у огонька, джентльмены. Я расскажу вам о вашем первом задании.
– Вот это здорово…
– Сразу – и за дело!…
– Невероятно измучила неопределённость…
– С удовольствием…
– И насколько сложное поручение?
Джек подошёл к столу, высыпал на пыльную столешницу содержимое одного портфунта. Золото через взгляды перетекло в сердца и мышцы, мгновенно придало силы, азарта и воли к жизни.
– Поручение очень простое. Тихо и скрытно найти в мире людей человека по имени Бэн Бэнсон.
Мёртвый замок
Дом скупщика краденого был известен теперь уже многим, и в нём теперь лучше было б не появляться. Но Бэнсон рискнул.
– Вайер мёртв, – сказал он Сове и Стэнтоку. – Монтгомери мёртв. Остальные забились в щели и там дрожат. Риск, кажется, небольшой? Заедем?
– Риск, может, и небольшой, – задумчиво ответил Сова. – Но он есть. Все, кто был у Вайера, за этим домом не одну ночь следили.
– Я хочу Угля забрать. Он для меня надёжный друг. А это больше, чем талисман.
– Я в замысловатых делах не силён, – сказал, поправляя шляпу, Стэнток. – Моё дело – фехтование и стрельба. Так что решайте сами, джентльмены.
– Пожалуй, я соглашусь, – кивнул принц Сова. – Угля забрать было бы хорошо. Но всем вместе там незачем объявляться.
– Разумеется, – согласился с ним Бэнсон. – Побудете в двух дальних проулках. А я постараюсь уложиться в пару минут.
В самом деле, он пробыл во дворе дома не больше двух минут – ровно столько, чтобы принять приветствие секретного агента тайной полиции, оседлать своего чёрного жеребца и выехать. Он рысью проследовал к окраине Плимута, где его нагнали Сова и Стэнток.
– Слежки нет, – сообщил спокойно Сова. – Всё в порядке.
Нет, не прав на этот раз был Сова и не всё было в порядке. Через минуту после того, как Бэнсон покинул двор, из соседнего дома вышел человек в штатском. Он пересёк улицу и вошёл в незапертую калитку. Бывший скупщик краденого, а ныне секретный агент, не совсем, впрочем, понимающий, чей он теперь агент, быстро проговорил:
– В дом он не заходил, ваша милость, и распоряжений никаких не оставил.
– Проговорился ли он, куда едет?
– Увы, нет, ваша милость. Сами видели – только оседлал жеребца, да и уехал.
– Хорошо, – проговорил человек, протягивая серебряную монету. – Славь короля нашего Георга.
И, вернувшись в соседний дом, приказал хозяину:
– Чернила, перо, бумагу.
Сел к столу, быстро вывел строку. Помахал, чтобы просохли чернила, листом в воздухе. Обернулся к молча стоящему возле двери человеку, подал письмо. Сказал тихо:
– Получишь у Дюка премию – половину мне, как договорились.
И спустя пять минут из ворот этого дома неторопливо выехал всадник.
В кармане он вёз незапечатанное письмо, в котором не имелось никаких секретов. А была там одна только короткая фраза: "Он в Плимуте".