Прерывисто и глубоко вздохнув, я повёл рукой и сообщил:
– Поскольку они (взгляд в сторону тихо посапывающих детей) так мирно здесь спят, то пусть эта спальня и остаётся детской. Из соседнего сейчас с нами кабинета мы вынесем книги, карты и вообще все лишние предметы и устроим там будуар. Принесём лучшие кровати, диванчики, ковры, ширмы, портьеры. В этих двух комнатах с большим простором разместятся Алис и Луиза. Гостиная пусть ею и остаётся, а вот столовая и кухня, когда есть общая, в каминном зале, здесь не нужны. Столы и посуду из тех двух комнат вынесем и устроим там девичий будуар, где будет дом для Ксанфии, Омелии, Греты и Файны.
Эвелин подошла и пальцы обеих рук положила мне на сгиб локтя.
– Это прекрасно! – взволнованно сказала она.
– Апартамент с сигарами мы возьмём себе, если не возражаешь. А самый первый от лестницы с сегодняшнего дня будет гостевым дамским, и сейчас там будет хозяйкой мисс Власта.
– О, благодарю, – сделала лёгкий реверанс наша гостья, – но мне, если можно, хотелось бы пребывать здесь, с детьми и столь приятными для меня дамами.
– Конечно, это вполне понятно что так и будет, и моя Эвелин тоже, не сомневаюсь, большую часть дня будет находиться в вашей компании.
Но если вам, мисс Власта, нужно будет принять Ярослава, вашего брата, или ещё какое посольство – то у вас должен быть для этого личный апартамент, и вот он у вас есть.
Власта ещё раз присела, и щёки у неё порозовели так же, как у Эвелин. Я в ответ как можно учтивее поклонился.
– Итак, – продолжил я, обращаясь к Эвелин, – если ты находишь мои рассуждения полезными, то я сейчас же пришлю Готлиба с рычагом и стамеской. Он откроет двери на лестницу, ведущую во внутренний двор, и Носатый начнёт носить в умывальную комнату воду.
Тихий согласный кивок.
– Покажи им, какие и куда перенести кресла, кровати. И занимайтесь бельём, занавесками и коврами, а мы с Луисом на своё усмотренье приготовим обед.
Стараясь не топать, мы с Луисом прошли к двери, обернулись. Дамы выстроили реверанс. Мы поклонились и вышли.
На лестнице Луис спросил:
– Мисс Власта – та самая, про которую рассказывали матросы "Дуката"? Пленница людоеда, которого ты пробил зелёным мачете?
– Да, она.
– Какая красавица. И какое страшное приключение.
– А сколько таких красавиц каждый день обрекаются рабству в южных морях! Как бы я хотел стереть с лица земли эту мерзость.
И, остановившись на лестнице, обернулся и добавил:
– И уж если не вычищу всё, то постараюсь как следует. Дай время.
Внизу нас встретил Тай. Прогнувшись в пояснице, он тащил упирая в живот громадную корзину с окороками. Я непроизвольно передёрнул плечами, представив, сколько весят эти окорока. Жилы на его руках вздулись, но цепкий муравей упрямо и деловито тащил свой груз, и на жёлтом лице его не читалось и тени эмоций. Я бросился и перехватил ивовую, грубого плетения ручку. Луис тотчас подбежал и схватил за вторую. Тай отпустил корзину, отступил на шажок, поклонился и бесстрастно сказал:
– Ледник глубоко. Иду показывать, мастер.
За крепкой дверью, ведущей в ледник, на ступеньке стоял зажжённый фонарь. Предусмотрительный японец поднял его и неторопливо, учитывая наши тяжёлые шаги, потопал вниз.
Спустившись под землю ярдов на восемь, мы встретили вторую дверь, собранную на деревянных шипах, без железной оковки. Разумные мастера делали здесь ледник: сырость, неизбежная при медленном таянии льда, давно бы съела всякую ковку. Тай отворил дверь, и мы втащили корзину в небольшое помещение с низким потолком. Слева и справа были широкие полки, скорее похожие на столы. На одной из них стоял второй зажжённый фонарь, и мы поместили тяжело ухнувшую корзину на противоположный настил. И Тай отворил ещё одну дверь, за которой открылся неимоверных размеров деревянный сундук. Он был на три четверти заполнен сплавившимся в один огромный блок льдом. Тай достал откуда-то деревянные ковш и ведро и молча показал Луису, что нужно сделать. Сбоку от сундука виднелся небольшой каменный бассейн, куда медленно, год за годом, скатывалась обтаявшая на ледяном блоке вода.
Луис склонился и проворно начерпал полное ведро, и я, второй рукой прихватив фонарь, понёс его наверх.
Вернувшись, я увидел, что все окорока и куски копчёной свинины разложены на гладко строганной буковой доске вдоль одного бока ледового сундука, а сырое мясо и птица так же на доске выложены вдоль второго. Набрав ещё ведро талой воды, мы поднялись в каминный зал.
– Случится мороз, – сказал мне деловитый японец, – нужно выставлять на ночь на улицу в вёдрах понемногу воды. Как только замёрзнет – нести в ледник. Лёд давно не добавляли.
(Хорошо. Дождёмся мороза.)
Я окинул взглядом каминный зал. Пустой, гулкий. Далеко в углу шевелится и потрескивает огонь в огромном камине. Рядом с нами уткнули друг в дружку бока разноцветные ширмы – временная дамская спальня. Длинный стол чисто вымыт, и на нём стоят собранные в кружок какие-то блюда и миски. По каменной стене, снизу вверх, катится едва заметное марево – воздух, нагретый от работающих скрытых печей. Покой. Тишина. Моя собственность. Я вздрогнул от на мгновение охватившей меня сладкой дрожи.
Скрипнула и стала медленно отворяться высокая створка двери, и Готлиб, придерживая её, пропустил перед собой стайку маленьких кухарок. Впереди подскакивала на одной ножке Ксанфия. За ней Файна и Грета несли объёмистое деревянное корытце, в котором влажно блестели отмытые в ручье морковь и спаржа. Шествие замыкала важная Омелия, прижимающая к груди горшок с такой же влажной фасолью. Раскрасневшиеся, они с грохотом поместили свою ношу на стол и, повернувшись, уставились на нас весёлыми глазками, наполненными любопытством.
– Есть новости, – сказал я им. – На третьем этаже сейчас оборудуют красивый зал, где будут жить все дамы. Для вас имеются две просторные комнаты, и в каждой комнате – большое окно. Идите и осваивайтесь, а мы позаботимся об обеде.
С загоревшимися личиками птички припустили к так чудесно открывшейся сегодня двери. Омелия, остановившись на ходу, повернулась, быстро сделала книксен и умчалась.
Вошёл Носатый, принёс из фуражного воза очередную корзину. Поставил на стол.
– Есть неотложное дело, Носатый, – сказал я и неожиданно осёкся. Спросил задумчиво: – А как тебя зовут не матросы, а, скажем, родители?
Он удивлённо посмотрел и ответил:
– Иннокентий.
– Странное имя.
– Греческое.
– Не возражаешь, если я буду тебя по имени звать?
– Вполне… пожалуйста, никаких возражений.
Он немного смутился.
– Иннокентий. Есть неотложное дело: подняться на третий этаж и расконопатить и раскрыть окна и двери, какие укажет Эвелин. Потом вдвоём с Готлибом по лестнице внутри двора поднимите туда воду – сколько поместится в котлах в умывальных комнатах. И сколько бы ни подняли – через два часа заканчивайте: все соберёмся обедать.
Готлиб с Носатым, оживлённо переговариваясь, ушли. Но обещанных мною до обеда двух часов не получилось.
– Пойду повозки встречать, мастер, – вдруг сказал Тай.
– Какие повозки? – не понял я.
– Брёвна везут. Сейчас здесь будут.
И он быстро вышел.
– Откуда он знает? – удивлённо спросил меня Луис.
– Странным образом он чувствует весь замок, – понизив голос, хотя рядом никого не было, пояснил я. И добавил: – А вот времени на приготовленье обеда у нас не-ет…
И мы торопливо прошли к камину.
Здесь висел на крюке один только котёл, вода в котором, готовясь вскипеть, тонко пищала. Но ни спаржу, ни тем более фасоль быстро не приготовить!
– Добавь огня, – попросил я Луиса.
А сам прошёл к столу и быстро скинул крышки с корзин. Найдя то, что искал, взял корзину, упёр её, как Тай, в живот и подтащил к камину. Луис обильно набросал в огонь сухих веток, и вода уже закипала. Тогда я стал вынимать из корзины связки колбас и, отрывая их друг от дружки, бросать в кипящую воду. Сытный чесночный запах ударил из огненной пасти камина. Луис куда-то быстро отошёл. И не обнажил я ещё дна корзины – он уже стоял рядом и протягивал мне соль и травы. Тут же полетели в котёл горсть соли, наскоро поломанный и растёртый сноп укропа, три сушёных перца и горсть индийских пряностей. Снова ударила волна вкуснейшего аромата.
– Что же это за чудеса! – послышался вдруг от двери громкий голос. – Словно в кухне у падишаха!
Я наскоро отхлопал с ладоней остатки пряностей, быстро подошёл и пожал Ярославу руку.
– Не предполагал, что так быстро приедете, – сказал я ему. – Готовим наскоро.
– Но что это за волшебный такой запах?
– Индийские пряности, – пояснил я. – Горсть бросил для вкуса.
И показал бочонок, привезённый из недавнего плавания. Ярослав всмотрелся, понюхал. Выпрямился и сказал:
– У нас в Москве это продают крохотными щепотками, как лекарство. И за безумные деньги.
– Да? – не очень удивлённо удивился я. – Дарю пять бочонков. Будет чем, когда вернёшься, поторговать.
– Слишком… – растерялся Ярослав, – щедро.
Я взглянул ему в глаза, понизил для весомости голос и сказал:
– У меня их три сотни.
– Тогда… Я помогу тебе выгодно продать их в Москве.
Снова хлопнула дверь, и я, наскоро поклонившись, пошёл навстречу к приехавшим. Двое англичан – возницы, и двое русских – высокие, кряжистые, обладатели густых буйных бород. В руках они держали по небольшому бочонку.
– Глеб, – басом, но неподражаемо дружелюбно представился один из них.
– Фома, – представился так же второй.
– Томас, – слегка поклонился я и жестом указал на стол. Гости сели и выставили бочонки на стол.