Не отвечая, я поспешно захватил вещи и полез в лодку. Сидеть на рюкзаке было очень удобно. Гусев протянул мне свой ледоруб и взялся за весла.
Теперь я мог хорошенько осмотреть боковой ледник, медленно проплывающий мимо нас.
Один из айсбергов напоминал женщину в чадре, другой - пьющего слона, третий - двугорбого верблюда. То в одном, то в другом месте раздавался грохот обламывавшихся при столкновении льдов. Мешал плыть сильный встречный ветер. Гусев поминутно оглядывался, не доверяя моим способностям рулевого. Лодка шла, виляя, юрко пробираясь в проходах между льдинами. Вот и Коричневая скала, которую нам удалось миновать благодаря лодке. Несомненно, гораздо приятнее сидеть на своем рюкзаке, чем тащить его на спине по скалам.
- Стоп! Обратно! - крикнул я, увидев, что проход, в который мы направлялись, забит льдом. Гусев оглянулся и свистнул.
- Куда же обратно? - сказал он. - Погляди-ка…
Дело приняло довольно неприятный оборот. Пирамидальный айсберг наглухо задвинул за нами выход из узкого коридора.
Но самое скверное было то, что проход этот заметно сужался.
Я, держа в распор два ледоруба, изо всех сил отталкивал льдины. Медленно, очень медленно сближение затормозилось, а потом я почувствовал, что льдины поддаются моим усилиям. Гусев выхватил из уключин весла и принялся мне помогать. Дело пошло на лад. Отталкиваясь от наседавших льдин, нам удалось выбраться из мешка и снова довольно быстро продвинуться вперед. Но здесь мы уперлись в сплошную линию айсбергов.
Гусев передал мне весла и, зацепившись клювом ледоруба, забрался на надежную широкую льдину.
- Держись здесь, - сказал он мне, скрылся из глаз и только через две-три минуты появился снова.
- Все в порядке, давай рюкзак…
Он вытащил рюкзак, бросил его на лед, потом, удерживая лодку, отрывисто приказал: "Бери весла, вылезай. Живо! Смотри, не поскользнись".
Разговаривать тут было нельзя. Скоро я оказался рядом с Валентином. Льдина была мокрая, скользкая. Со всех сторон звонко падали в воду тяжелые капли.
- Укрепи весла! - командовал Валентин. - Берись теперь за лодку… Тащи ее из воды…
"Ледокол" в одно мгновение очутился рядом с нами на льдине.
Вслед за Валентином я перебрался через наш "паром" и только теперь понял план Гусева. Дальше лежал мелко битый лед с большими разводьями. Нас довольно далеко унесло уже от берега, но теперь мы могли рассчитывать на скорое прибытие. Осторожно спустили лодку на воду по другую сторону "парома" и, бесцеремонно расталкивая ледорубами лед, двинулись к берегу.
Солнце опускалось к гребню. Вслед за его закатом очень скоро наступала глубокая темнота. Мы торопились изо всех сил. Я указал Гусеву на колоссальный склон осыпи, уходивший круто в воду, и предложил высадиться на берег. Валентин отрицательно покачал головой и налег на весла.
Оказывается, на этой осыпи шел непрерывный камнепад, и Шекланов, первым вознамерившийся здесь высадиться, едва не погиб - град камней обрушился перед ним в воду.
- Эй, на шлюпке! - раздался с берега веселый бас Шекланова. - Живы?
Скоро мы были в палатке. Горели свечи, шипел примус, аппетитно ворчала и шкварилась ветчина на сковородке.
- Назавтра небольшой кусочек остается, - сказал за ужином Сухорецкий. - Вещи перевезем на лодке, а сами налегке переберемся по скалам. Быстрее будет.
На другой день рано утром мы снова надули опавший за ночь баллон. Простились с Гусевым, который взялся перевозить вещи, и вышли на последнюю скалу.
Очень поздно добрались мы до ледникового рандклюфта. Ярко светила луна. Сказочными великанами возвышались над головами скалы, словно охраняя вход в заколдованный замок.
Северный Иныльчек! Наконец-то мы проникли в твои владения, грозный Хан-Тенгри!
Мы перетаскивали вещи, перекликаясь вполголоса. Разбили лагерь. Резкие лунные тени от наших вещей, от палаток ложились на песок древней морены.
Озеро было позади.
Прощание
Которая служба нужнее, - та и честнее.
Пословица
Рано утром нашу палатку осветило солнцем - преимущественно всех путешествующих по "кунгею" - южному склону хребта. Я откинул полог и был потрясен открывшимся видом.
Вдаль уходили непрерывным строем снежные вершины, и выше всех вздымал свою могучую остроконечную голову Повелитель Духов, красавец Хан-Тенгри.
Окрашенная утренним солнцем, резко выделялась его изрезанная трещинами, непокрытая снегом мраморная вершина.
- Кан-Тоо! Хан-Тенгри! - закричал я, поспешно одеваясь.
Сухорецкий и Гусев были уже на ногах. Установив фотоаппарат, Сухорецкий снимал панораму хребта. Гусев рассматривал в бинокль вершину.
- Ну, как? Возьмем? - спрашивал я его, волнуясь. - Доберемся?
Валентин ничего не ответил, отдал мне бинокль и пошел к Николаю Николаевичу.
Сейчас же после чая на большом камне собралось совещание.
- Ну вот и забрались за озеро, - сказал Сухорецкий. - Сидим на самом настоящем белом пятне. Ни нога, ни рука тут ничья не бывала. Теперь договоримся о дальнейшем.
Он разложил свои записи, попросил Горцева подтащить мешки с продуктами и безмен.
Мы внимательно слушали его сообщение. На озере потеряли вместо двух дней по плану - четыре. Продуктов мало. Сколько займет путь по леднику до фирнового бассейна - неизвестно. Куда приведет этот путь - тоже вопрос темный.
Экспедиция должна снять карту ледника, дать его описание, изучить озеро, обследовать склоны Хан-Тенгри и взойти на вершину Повелителя Духов.
- Откуда думаете начать съемку, Николай Николаевич? - спросил Сухорецкий.
- Правильнее всего отсюда. Но это труднее. Впрочем, если мне будет кто-нибудь помогать, я справлюсь.
Сухорецкий кивнул головой и принялся излагать свой план. Часть людей пойдет как можно быстрее вперед, к верховьям ледника. В пути будет оставлять, как предполагалось и раньше, продукты для топографической группы и на обратный путь. Добравшись до подножия, начнет после небольшого отдыха восхождение. Приход топографов, идущих налегке к подножию, должен совпасть с окончанием восхождения. Вся экспедиция форсированным маршем возвратится вниз, перейдет озеро и спустится в долину.
- А сколько дней понадобится для съемки? - спросил Сорокин. Загрубский выразительно пожал плечами.
- Если б мы с вами могли сказать, какую площадь нужно заснять и какой предстоит маршрут, - сказал он.
- Маршрут трудный, площадь 350–400 квадратных километров, протяженность ледника 30–40 километров. Сами понимаете, что это только по догадке, приблизительно, - поспешно прибавил Сухорецкий. Загрубский что-то прикидывал в уме.
- Дней пятнадцать, если буду работать один.
- Мы за это время съедим все продукты, - вставил испуганно Шекланов.
- Если мне кто-нибудь будет помогать, смогу уложиться в десять дней, - продолжал Загрубский, - работать придется от зари и до зари…
- Я оставляю с вами Горцева.
- Мне помощь нужна не только физическая, - угрюмо отозвался Николай Николаевич, выкраивая из потертой газеты угол для козьей ножки.
- А если мы уйдем вперед и вернемся к вам после восхождения? - раздался очень тихий и спокойный голос Гусева. - Вы пока начнете, а мы присоединимся потом…
Я посмотрел на Гусева. Он лежал на боку, скрестив ноги. Серые стеганые штаны, особым манером подвернуты шерстяные носки, штормовая куртка, накинутая на широкие крепкие плечи, - как успокаивающе действовала на меня эта знакомая фигура в самые опасные минуты!
Я знал его так, как можно узнать человека только в окопах или в горах.
Теперь он был сильно взволнован, и я отлично понимал причину его душевного состояния.
Валентин, как всякий архитектор-планировщик, хорошо разбирался в инструментальной съемке. Он был единственным человеком, на которого Сухорецкий мог возложить ответственность за безопасность Загрубского и выполнение топографических работ.
Николай Николаевич тоже знал это. Он курил и хрипло откашливался, не говоря ни слова.
- Если бы еще на пять-шесть дней запасов, - сказал я тоскливо.
- Ах, проклятые трусы! - закричал Шекланов, словно ужаленный моим напоминанием. - Столько хороших продуктов осталось из-за них на скале…
Сухорецкий сидел, уставившись в свой дневник, словно пытаясь найти в нем решение вопроса.
Гусев, не отрываясь, смотрел на вершину Хан-Тенгри. Потратить столько сил, перенести столько лишений и опасностей, чтобы теперь, когда цель так близка, отказаться от всего. Кто же решится предложить ему оставаться?
- Валентин, мне нужно с тобой посоветоваться, - сказал, наконец, Сухорецкий.
- Не надо, - резко ответил Валентин и быстро вскочил на ноги. - Я остаюсь с Николаем Николаевичем. Выделяйте провиант…
Он схватил первый попавшийся ледоруб и большими шагами, почти бегом, направился вверх по ущелью.
Николай Николаевич тоже встал.
- Валентин Федорович! Подождите минутку! - закричал он ему вслед. Но Валентин уже скрылся за большим валуном.
Николай Николаевич швырнул недокуренную самокрутку.
- Я один останусь, товарищ Сухорецкий, - сказал он решительно. - Ну, повожусь подольше. Георгий Николаевич поможет мне…
Сухорецкий посмотрел ему в глаза.