Гусева мы не могли найти - его зеленая защитная гимнастерка совершенно сливалась с окружающим фоном.
Шекланов щеголял в лыжном костюме какого-то немыслимого розового цвета. Этот костюм, в особенности изрядно выцветшие его брюки, служили неистощимой темой для сорокинского остроумия.
Сейчас благодаря этим брюкам их обладатель был довольно быстро обнаружен. Он стоял очень высоко в ущелье, там где кончалась каменная осыпь и начинались скалы. Нельзя было понять отсюда, что он там делал. По-видимому, он полез куда-то в сторону без Гусева.
- Но где же Сух? - спросил Сорокин, не отрывая глаз от бинокля.
- Мана! Мана! - закричал Ошрахун, зоркий и наблюдательный, как все охотники Тянь-Шаня.
- Уй бу юй! - прошептал упавшим голосом Акимхан. - Пропал!
Тут, наконец, увидел Сухорецкого и я. Он шел медленно, но довольно уверенно вдоль отвесной стены.
Расстояние и ложная перспектива делали его путь до такой степени страшным и невозможным, что мы замерли, словно оглушенные.
Так могла бы двигаться муха, но каким образом идет Сухорецкий, даже при всей своей ловкости, - этого никто из нас тогда объяснить не мог. Если бы он еще карабкался вверх по скале, но он шел, пересекая крутую и гладкую стену вверх по диагонали, очень медленно, без всякого видимого усилия, без остановок.
Оглушительно щелкнув, резиновая подстилка от палатки рванулась вверх и ковром-самолетом умчалась в ущелье. Громыхая и подпрыгивая, покатился вниз пустой алюминиевый котелок, неосторожно забытый на склоне. На ходу крышка соскочила с него и продолжала свой путь самостоятельно. Тучи песка поднялись со склона, хлестнув нас по лицам.
- Шамал! Бос-шамал! - закричал Акимхан и кинулся к своим вещам.
Налетел ветер. Заклубился под ногами туман, рваные серые его комья, сбиваясь плотнее и плотнее, заполнили всю ширину долины, поползли в боковое ущелье и скрыли от нас товарищей.
Мы, задыхаясь, накрывали вещи клеенкой, прижимали их тяжелыми камнями.
Туман мельчайшими каплями оседал на одежде, на наших руках и лицах.
Торопливо натягивали мы на себя штормовые куртки, надевали шапки и рукавицы.
- Как там теперь наши ребята? - крикнул я Загрубскому.
Николай Николаевич озабоченно покачал головой. Мы сели рядом и, защищаясь от ветра, натянули на себя полотнище палатки.
- Я все это предсказывал! - запыхавшись, говорил Сорокин. - Я знал, что так будет! Еще хорошо, что они налегке, без грузов… Нет здесь дороги, это и слепому ясно…
- Молчите уж вы… Кузгун… - сказал сердито Николай Николаевич.
Утомительно завывал ветер. Мокрое полотнище рвалось из рук, хлопая и тяжело ударяя нас при каждом его порыве.
Носильщики не хотят рисковать
Есть у нас старинное преданье.
Пел о нем в юрте старик-киргиз,
Будто бы Хан-Тенгри в наказание
Смельчаков со скал бросает вниз.
Вот какое есть старинное преданье.
Песня Орусбая
- Давай, начальник, расчет, - решительно сказал Акимхан.
Он стоял перед Сухорецким, не глядя ему в лицо. Ошрахун быстро складывал в узел чапан, кружку, белье.
Сухорецкий только что вернулся. Мы сидели у костра и обсуждали результаты разведки.
Пути к перевалу не было. Гусев поднимался до тех пор, пока перед ним не встал каменный обрыв. Валентин, а за ним и Шекланов попытались карабкаться по скалам в обход.
- Ну, нет пути и все тут! - неприязненно отвечал Гусев на мои вопросы.
Шекланов крутил головой и отдувался.
- Ну, Илья, не приведи аллах, - сказал он мне шепотом. - Залезли мы в такой уголок, что только благодаря Валентину я жив остался. До сих пор поджилки дрожат.
Через два часа после Гусева вернулся и Сухорецкий.
Темнело, когда мы услышали снизу от лагуны его голос.
Он набрал воды из озера в две фляжки и теперь нетерпеливо ожидал чая.
- Нашел дорогу! - объявил он весело. - Жаль, вы меня не видели. Завтра с утра двинем по берегу.
Сорокин выразительно свистнул.
- Видели, видели твой путь, - ответил он. - С грузом мы не пройдем.
- Пройдем, - хладнокровно сказал Сухорецкий. - Пройдем, потому что другого пути у нас нет. Понимаешь? Или возвращаться обратно или пойти по берегу…
- Что он говорит? Что он говорит? - тревожно спрашивал Акимхан у Горцева. Тот неохотно перевел слова Сухорецкого.
Акимхан вскочил, словно укушенный каракуртом. Он бросил Ошрахуну несколько повелительных слов и приблизился к костру.
Мы сразу догадались о его намерениях, но сидели молча, переглядываясь.
- Расчет давай, - повторил уже грубо Акимхан.
- Зачем расчет? - спросил Сухорецкий спокойно. - Дорога только еще начинается. Договор подписывал?
Акимхан заговорил, возбужденно, тыча рукой себе в грудь, в сторону Ошрахуна, в сторону озера.
- Перевод! - сказал он яростно Горцеву, - давай перевод!
Горцев, как-то потускнев, стал переводить.
- Говорит - дальше не пойдем, договор порвать можете. Говорит - на смерть идете, а они не хотят умирать. Еще всякую ерунду говорит насчет шайтана и озера. Говорит - уплатите ему по сегодняшний день и напишите отпускную бумагу.
- Скажите им, что дорога хорошая. Я ходил смотрел. Завтра пойдем дальше, а через десять дней отпущу обратно с премией.
- Не надо! Ничего не надо! - завопил Акимхан, размахивая руками, когда Горцев перевел ему слова начальника. - Расчет давай…
- Расчета не дам, - решительно сказал Сухорецкий. - Денег не получишь ни гроша и еще под суд отправлю в Караколе.
Акимхан заскрипел зубами и, сорвав с себя свою шапку, швырнул ее на землю.
Потом выхватил из кармана завернутую в клеенку копию договора с экспедицией и, грубо ругаясь, изорвал ее в куски.
После этого он немного успокоился, сел рядом с Ошрахуном и вполголоса стал с ним совещаться.
- Не обращайте на него внимания, - сказал Сухорецкий тихо. - Давайте обсудим, как быть с грузом.
- Придется пересмотреть все личные вещи, - сказал Николай Николаевич. - Возьмем только действительно самое необходимое.
Сухорецкий достал свою неизменную тетрадь с записями и вместе с Николаем Николаевичем углубился в расчеты.
Бос-шамал очистил небо от облаков. Холод усиливался. Внизу под нами лежала неизвестная и трудная дорога. Ледник в темноте продолжал свой медленный многовековый путь в долину.
- Что будет завтра? - подумал я. - Сумеем ли мы пробраться по скалам? Не окажемся ли мы там за озером в мышеловке? Куда тянется Северный Иныльчек?
Киргизские легенды о Хан-Тенгри оживали в моей памяти. Повелитель Духов не хотел пропускать людей в свои владения. Молча, без обычных шуток и разговоров, напились мы чаю и улеглись спать, предварительно привязав себя к вбитым в скалу костылям.