"Он же, Кобелев, слышал от пешего чукчи Ехипки Опухина, якобы был он на американской земле походом и для торгу разов до пяти и имел себе друга на острове Укипане.
Означенный друг приходил с того на Имаглин остров и привозил ему, Ехипке, написанное на доске…"
- Уж не ответ ли на послание Кобелева?
- Да…
"…длиною та доска, - как он пересказывал, - три четверти, шириною в пять, толщиною в один вершок, писано на одной стороне красными, а на другой черными с вырезью словами; и при той даче говорил, послали-де к вам бородатые люди, а живут они по той же реке в том же острожке, и велели то письмо довезти до русских людей, где в тогдашнее время российская команда находилась - в Анадырске. Только те бородатые люди сказывали: всего у них довольно, кроме одного Железнова. Только он, Ехипко, то письмо не взял; а де для моления (как крестятся, показал мне ясно и перекрестился) собираются в одну сделанную большую хоромину и тут молятся; еще есть у них место на поле, где те писаные дощечки…"
- Что это - "место на поле"?
- Кладбище. Кладбище и могилы с надписями…
- А "Железнова"?
- Железо. У них не было железа.
- Погоди, закажи еще кофе. От твоих "Имаглин остров" и "Железново" у меня болит голова. Правильно я понял? Какие-то русские, живущие на американском берегу, сообщили Кобелеву, что живут они в достатке и испытывают нужду только в железных изделиях?
- Правильно… Дождь кончился. Побродим еще?
Конец вечера мы провели у Аркадия, мы искали Тридцать первый остров.
Мой друг развернул на столе карты.
- Смотри. Вот Курильская гряда. Дело в том, что Шпанберг… Ты, надеюсь, помнишь, кто он такой?
- Преемник Беринга. Начальник Камчатской экспедиции.
- Он самый. Так вот Шпанберг, совершая в свое время опись Курильской гряды, естественно, прежде чем положить острова на карту, давал им названия. За частью островов он оставил местные названия - айнские, например, Коносир, ныне Кунашир, а части других дал порядковые номера. На карте, которую после окончания плавания представил Шпанберг, пронумерованы таким образом тридцать островов. Но, кроме них, на карте есть и совсем мелкие! Что, если, получив номер, они сохранили его до сих пор?
Мы стали перебирать пожелтевшие листы, мы искали Тридцать первый.
Его не было.
Тогда мы начали листать книги, изданные в нашем веке, мы искали упоминание о вулканическом острове с плоской вершиной и озером посредине. Один такой остров нашелся сразу, он был во всех описаниях Курильских островов, эффектную фотографию, сделанную с вертолета - вулкан Креницына на острове Онекотан, - приводили многие.
- Видишь, у Зарайского? - сказал я. - "Остров представляет собой вершину громадного вулкана с затопленным ключевыми водами кратером. Особенностью является возвышающаяся посредине этого озера еще одна огнедышащая гора - небольшой вулкан. Зрелище это в ясную погоду, в тех местах чрезвычайно редкую, производит незабываемое впечатление". Где у тебя карта? Нет, Онекотан, это местное название, сохраненное Шпанбергом.
- Отпадает, - согласился Аркадий. - Остров надо искать в другом месте. Тем более что там сказано "с озером посредине". Если бы посреди озера был еще один вулкан - зрелище действительно незабываемое, - он был бы упомянут.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
она начинается знакомством с адмиралом и заканчивается ветром надежды
Посещение Объединенного географического института оказалось делом серьезным, требующим дипломатического умения.
Дом на набережной Невы. В анфиладе комнат с высоченными потолками умирают робкие звуки. Дверь с табличкой "Секретарь".
За большим, уставленным телефонами столом сидела старушка.
- Помню, помню. Вы звонили, - очень серьезно, поджимая губы, сказала она мне. - Вам, голубчик, нужна, наверное, комиссия по неопознанным и неуточненным островам. Я проведу вас к Василию Васильевичу. - Помолчав, она добавила, выговаривая каждое слово раздельно: - Он отставной адмирал.
Она провела меня на скрипучую, с бесконечными шкафами галерею.
Здесь за тонконогим столиком сидел человек в мундире. Зеленая лампа освещала его лицо. В золоченом пенсне бродили изумрудные огоньки. Золото на рукавах, золото на груди, золотая авторучка в белых пальцах.
- Вы ко мне? К вашим услугам. Что вам угодно? - спросил адмирал.
Я почтительно изложил суть дела. Адмирал внимательно слушал. Ни один мускул на его лице не шевельнулся.
- Комиссия по Курильским островам заседает три раза в год, - сказал он. - Сейчас я уточню - когда… Последние субботы апреля, августа и декабря.
- Но сейчас май!
Он сделал движение руками, означавшее: комиссия есть комиссия!
- Собственно, мне достаточно было бы… Я хотел ознакомиться с донесениями Шпанберга.
- Шпанберг?.. Этим мореплавателем занимается Наталия Гавриловна. Она будет в следующую среду.
- Может быть, ее домашний телефон?
Адмирал поднял брови, беспокоить Наталию Гавриловну до среды он явно считал кощунством.
- Хорошо, - сказал я. - У вас, говорят, есть комиссия по неопознанным и неуточненным островам?
В глазах адмирала промелькнула тень любопытства.
- Подкомиссия, - мягко поправил он. - Но она не оформлена де-юре. И дни работы ее еще не установлены. Следующий раз она, говорят, соберется… - он снова полез в записную книжку, - двенадцатого сентября.
Он выдвинул ящик стола, достал из него несколько аккуратно завязанных тесемками папок, развязал одну из них и, нацелив стеклышки пенсне, прочел:
- Да, двенадцатого сентября. Председатель Горбовский Николай Петрович. Я могу при встрече посоветовать ему заслушать на подкомиссии ваш вопрос. Он будет для товарищей небезынтересен.
- Но я не могу так долго ждать. Я хотел бы сейчас…
Искра интереса на лице адмирала угасла. Он встал, давая понять, что разговор окончен.
- Наталия Минеевна, - сказал он, обращаясь к молоденькой девушке, которую я не заметил и которая тихо и незаметно, как мышь, копошилась в углу, - я на заседании редакционной коллегии.
Он проплыл мимо и, вспыхнув последний раз золотом, исчез за шкафами.
Я поплелся к выходу, проходя мимо девушки, машинально сказал:
- Простите, милая, до свидания.
Девушка смутилась и встала из-за своего столика.
- Вам нужен Шпанберг? - спросила она. - Он здесь.
Проведя меня в дальний угол галереи к огромному, как скала, шкафу красного дерева, она, по-прежнему смущаясь и придерживая юбку, забралась наверх и углубилась в книжные дебри.
Оттуда был извлечен переплетенный в кожу пухлый тяжелый том.
- Посмотрите. Не это?
Я бережно принял его. На пожелтевших ломких страницах бледные серые линии обозначали берега, около которых плавали первые исследователи Курил. Тонкая вязь надписей причудливо перемешивала айнские названия с порядковыми номерами.
Острова с тридцать первым номером среди них не было.
- Тогда посмотрите вот это.
На третьей странице, под рисунком утопающего в тумане берега, я прочел название: "Жизнеописание натуралиста Стеллера, участвовавшего в экспедиции Беринга, с приложением рисунков мест, встреченных во время плавания".
На 264-й странице мой палец торжествующе замер около строк:
"…что до сообщения куров, что близ Тридцать первого острова наблюдаются бобры, то промышленники, которые видели их, утверждают - звери имеют своим местом обитания Коносир и к острову заплывают, преследуя стаи рыб…"
- Куры - это айны, - объяснила девушка.
Больше упоминаний об острове, сколько ни искал, я не нашел.
Просидев за книгой до темноты, я вернулся к Аркадию.
Я сказал:
- Слушай, исследователь, Тридцать первый остров все-таки был… Сегодня я остаюсь у тебя. Нет сил и желания добираться через весь город домой. Итак, к чему мы пришли?
Сев за стол, мы шаг за шагом восстановили результаты наших поисков.
Можно было считать установленным, что пароходы "Минин" и "Аян", принадлежавшие Русскому пароходному обществу и приписанные к порту Владивосток, вышли в один из дней октября 1922 года из Владивостока. На них бежали люди, связанные с белыми или японцами, а также те, кто, боясь новых порядков в России, решил эмигрировать и начать жизнь за границей.
Среди пассажиров "Минина" был директор частного Владивостокского музея истории Соболевский и с ним несколько офицеров.
Также можно было считать установленным, что "Минин" и "Аян" погибли спустя несколько дней где-то в районе южной части Охотского моря или той части Тихого океана, которая прилегает к Курильским островам и Хоккайдо.
На пароходе "Минин" директор музея Соболевский и с ним неизвестные лица везли запечатанный свинцовый пенал, какой использовался на флоте для хранения чрезвычайно ценных документов и который пытались спасти даже в момент смертельной для судна опасности. Пенал не принадлежал к судовому грузу и не был судовым имуществом, иначе бы капитан и матросы вели себя в отношении этих людей и пенала иначе. Можно предполагать, что в пенале содержались наиболее ценные документы из собрания музея и частной коллекции Соболевского.
Остров, у которого произошла катастрофа, назывался Тридцать первый. Но такого острова в группе Курильских островов сейчас нет.
И наконец последнее. Пароходы "Минин" и "Аян" были выброшены на камни. Их остатки могли сохраниться до наших дней…