В десять часов утра в казарму пришел капитан Али-Ага Мехметинский, старший офицер батареи. На крупном продолговатом лице капитана торчал горбатый нос. Голова у него лысая, густые усы лежали пышно, брови приподняты, карие глаза на этот раз отражали усмешку. Маленькие руки с тонкими белыми пальцами капитан держал за спиной. Поздоровавшись, Мехметинский крикнул:
- Антонов Валентин Павлович.
- Я, - отозвался один из новобранцев.
- Ты малограмотный?
Солдат что-то пролепетал в ответ, и капитан вызвал Морозова.
- Ты также малограмотный. Что же это такое? Из большого города, а малограмотных прислали. Почему вы не учились?
Морозов густо покраснел.
Мехметинский ходил вдоль строя и, ласково улыбаясь, вызывал новобранцев по фамилии, имени и отчеству, хотя в руках у него не было списка.
- А мы-то ждали вас и думали: сибиряки не подведут… Та же неграмотность, что и в прибалтийских губерниях, и в центральной России. Нехорошо. Артиллерист должен быть крепко грамотным…
Лицо капитана стало серьезным. Егощеки несколько обвисли, но глаза по-прежнему блестели. Разговаривая с новобранцами, он прищуривал их.
- Держи голову прямо и приподними правое плечо, - сказал капитан Подковину. - Ты долго работал в судебной палате? Два года? А до этого работал где-нибудь?
- Был приказчиком. А основное мое занятие - рыбак.
- Хороший у тебя почерк?
- Я, ваше высокоблагородие, писарем не хочу.
- Посмотрим. Кого же писарем сделать? Сам видишь. И писаря нужны… Абрамович Моисей Иосифович! Ты мастеровой, слесарь?
"Вот память так память. Прочитал раз список и всех помнит", - подумал Подковин.
- Хорошие слесаря нам нужны. Что же ты можешь делать?
- Швейные машины умею починять, замки новые делал.
- К пушке замок новый сделаешь?
- При инструменте - все можно.
- А новую пушку сделаешь? - желая развеселить солдат, спросил капитан.
- Давайте инструмент и помещение, я вам и пушку сделаю. Только с одной возиться невыгодно.
- Дельно сказано, - рассмеялся капитан. - Мы тебя в арсенал пошлем. Веревкин Матвей Карпович... Извозчиком был? Лошадей знаешь? Таких-то нам и надо. Быть тебе ездовым. Хороших лошадей тебе пару дадим. Малограмотный?.. Если ученье быстро охватишь, то старшим фейерверкером будешь. И верховой конь будет у тебя, и целым взводом будешь командовать… Н-да… Грамота у вас слаба, ребята.
Двадцать новобранцев ушли к своим койкам. Cегодня они освобождены от общей учебы. День был ясный и морозный… Через большие окна, обледеневшие внизу, солнце освещало внутренность казармы. Посредине ее, между чугунных колонн, поддерживающих потолок, - широкий проход вдоль всего помещения. По бокам, у стен, в несколько рядов стояли койки канониров; в углах, где было попросторнее, помещались старшие и младшие фейерверкеры. В проходе группами маршировали молодые солдаты. Слышались топанье и возгласы взводных.
Перед обедом, освободившись от занятий, к Подковину подошел его сосед.
- Напиши мне письмецо-то. В Орловскую губернию…
- Хорошо, напишу. Как твоя фамилия?
- Коневязов.
- Мы с тобой вот так договоримся: ты делай свое дело, а я напишу.
- Как же без меня-то?
- Ладно. Не мешай. Напишу, тогда и поговорим.
Через полчаса Подковин позвал его.
- Вот письмо готово. Прочитай-ка его вслух.
Сначала запинаясь, а потом довольно бойко Коневязов прочел:
"Любезные мои родители! Во первых строках сего письма прошу Вашего благословения, которое будет ненарушимо по гроб моей жизни, и горячо целую вас, а еще с любовию низко кланяюсь. Шлю свой поклон дедушке и бабушке, братцам и сестрицам, и дядьке моему с тетушкой, и дражайшей моей супруге горячий поцелуй, а я ей напишу отдельное письмо. Пусть любит вас всех и будет вам родной дочерью.
Всем я вам сообщаю, что здоровье мое пока, слава богу, хорошее и ученье мое солдатское идет своим порядком. А живу я теперь в городе Нерчинске в казарме, и всего нас, молодых солдат, прислали сюда в батарею только с наших краев восемьдесят человек.
Ехали мы очень долго, двадцать пять дней, и все Сибирью. Вот где просторно! Городов и сел мало, а все больше горы и густой лес. В горах тех золото копают, а по лесам пушного зверя бьют. Житель здешний, видать, в избытке. Дома бревенчатые, под тесовой крышей. Кругом, даже в лесу, изгороди, и домашнего скота много.
Забайкалье, где мы теперь служим, тоже богатая сторона, но уж больно студеная и бесснежная. Выйдешь на двор - и сапоги замерзают, и голенища у них сразу точно деревянные. Больше пятидесяти градусов бывают морозы.
Забайкальские крестьяне (их здесь зовут гуранами, а то есть еще староверы сосланные) занимаются хлебопашеством и скотоводством. Рогатый скот у них мелкий и немолочный. Хлеб едят ржаной и пшеничный.
Хотя мы и ехали от Орловской губернии до Нерчинска долго, но до конца России не добрались. Можно сказать, отсюдова начинается и река Амур, которая больше трех тысяч верст длиною, и в ней пропасть разной рыбы.
Еще раз желаю всем вам доброго здоровья. Напишите мне подробное письмо".
Новобранец кончил и сказал:
- Хорошо.
- Нет, не совсем хорошо, - остановил его Подковин. - Садись и перепиши своей рукой все письмо, да не забудь имена и отчества поставить. Когда будешь переписывать, то больше своих слов вставляй…
3
Через неделю Подковина вызвали в канцелярию батареи и поручили ему переписку ведомостей довольствия. Старший писарь в первый же день сказал ему:
- Прочти уставы воинской службы, и ты будешь знать словесность лучше своего дядьки, да, пожалуй, и фельдфебеля.
Каждое утро, до девяти часов, Подковину все же приходилось быть и на занятиях словесностью. Его коробили ненормальные отношения между учителями и новобранцами. Во всей казарме не было ни одного вдумчивого дядьки, который бы любовно передавал свои незначительные знания по уставу строевой службы. Все они были с грубыми, словно окаменевшими, лицами. Только злоба отражалась в их взглядах. Они говорили или кричали хриплыми голосами.
Дядька того десятка, в котором числился Подковин, имел одну "лычку" на погонах, то есть был бомбардиром. Только этой лычкой он и отличался от остальных.
Вначале дядька круто взялся за Подковина: заставлял делать прыжки, повороты, опрашивал о чинах и именах ближайших начальников. Все его требования, не выходящие из рамок программы обучения молодых солдат, Тихон выполнял быстро и отчетливо. Но по лицу дядьки было видно, что он все-таки недоволен. В его приказаниях сквозило желание выставить Подковина перед всем строем в смешном положении, и Тихон насторожился. Впоследствии оказалось, что дядьки и фейерверкеры не любили грамотных подчиненных, а Подковин для казармы был "белой вороной".
Недоброжелательность дядек к Тихону усилилась после первых дней пребывания его в канцелярии. Они следили за ним, прислушивались к его разговорам с товарищами.
Однажды, по заведенному порядку, все встали рано утром, начистили сапоги и заправили постели. На дворе стоял сорокаградусный мороз. Окна промерзли снизу доверху. Несмотря на все старания новобранцев, сапоги их не получали надлежащего блеска.
Обучение в строю вел младший фейерверкер Осипов - отделенный начальник четвертого взвода.
- Смирно! - скомандовал дядька.
Отделенный, выпятив грудь, подошел к шеренге молодых солдат.
- Здорово, ребята!
- Здравия желаем, господин отделенный!
Младший фейерверкер быстро прошелся вдоль строя.
Новобранцы не спускали с него глаз. От правого фланга он повернул обратно и насупился, устремив взгляд на ноги солдат.
- Почему сапоги плохо вычищены? Лодыри! Рассчитаться на первый-второй!
Прошло полминуты.
- Первые - направо, вторые - налево!..
Солдаты повернулись и очутились лицом к лицу.
- Ударьте друг друга по щекам!
Подковин получил пощечину от солдата, стоявшего напротив, но его бить не стал. Отделенный подскочил к Тихону:
- Бей!
Тихон по-прежнему стоял, вытянувши руки по швам.
- Направо! Два шага вперед!
Подковин вышел из строя.
- Коневязов, иди сюда! Ударь Подковина.
Тот-ударил слегка.
- Бей сильней! - скомандовал фейерверкер.
Коневязов ударил сильнее. Подковин сказал:
- Господин отделенный, доложите взводному о моем избиении в строю.
- А, ты жалуешься?!
- Да, я буду жаловаться и требовать, чтобы вы были наказаны.
- Почему же ты не бил своего соседа, раз я приказываю? - хрипло спросил фейерверкер,
- Я знаю, что ваше приказание незаконно, а следовательно, стал бы отвечать вместе с вами. Зачем мне это?
Наступила тишина. Все вытянули шеи. Отдельный побагровел.
- Что будет мне, если я закачу по уху покрепче?
Приподняв плечи, отделенный подошел к Тихону и поднял правую руку.
- Лишитесь звания и попадете в дисциплинарную роту, - громко ответил Подковин, обрадовавшись вопросу.
Рука фейерверка опустилась, и он отступил шаг назад.
- Доложите подробно! - выкрикнул Тихон.
- Ишь, разошелся! Не беспокойся, доложим о твоем неповиновении…
Ученье началось.
Вечером Тихона вызвали к взводному.
- Чего ты, Подковин, хочешь?
- Хочу, чтобы вы доложили фельдфебелю о моем избиении в строю.
- Но виновен ты, потому что не исполнил приказание начальника.
- Вы, господин взводный, разрешаете бить солдат?
- Виновных.
- Тогда, если не откажетесь от своих слов, отвечать будете и вы.
- Это уж слишком… Ступай!