Передохнув и откашлявшись, монтер и Подковин побежали. Хлопнул взрыв шрапнели. Столб пыли поднялся на дороге сзади бегущих. Сбоку в откос горы ударился снаряд.
- Ложись! - крикнул монтер и, вытянувшись вдоль дороги, закрыл голову руками.
Подковин побежал вперед изо всех сил. Достигнув безопасного места, он оглянулся назад. Монтер полз к нему, не поднимая головы.
- Жив и невредим, - облегченно вздохнул Подковин.
Японцы прекратили обстрел. Монтер приполз грязный и потный:
- Здорово получилось. Я, знаешь, первый раз под непосредственным обстрелом. А? На один момент позже- и смерть… Ты здорово, черт возьми, бегаешь, тебя и японская пуля не догонит…
- Дожидаться второго снаряда неразумно, - рассмеялся Подковин. - Прицел взят очень точно.
- Какое несоответствие! - воскликнул монтер. - Мы пускаем через час по снаряду, нам нечем разрушать вражеские укрепления, а японцы стреляют из двух пушек по одному человеку!
9
К вечеру пятнадцатого августа небо нахмурилось, стало душно. С моря поползли сероватые облака, на западе небо окрасилось в красный цвет. Солдаты ждали грозу. Ночью стало прохладней, надвинулась тяжелая туча. Вскоре сверкнула молния, ударил гром и полил дождь.
Тучи наползали все гуще и гуще. По окопам побежали ручейки, стены траншей стали скользкими. Дождь смывал кровь и пыль. Защитники обрадовались грозе: нужна была ее бодрящая свежесть. Августовские бои утомили людей. Терпкий запах в окопах, спертый воздух казематов и блиндажей сделали солдат скучными и вялыми.
Гроза усиливалась… И вдруг по всему японскому фронту загремели пушки. Боевые огни осветили складки Волчьих гор. Неприятельские снаряды посыпались на укрепления, на дома города, на госпитали. Свист летящих снарядов был тонким и продолжительным.
Дождь перешел в ливень, но враг не унимался. Сотни снарядов шлепались в размягченную землю, били по камням Скалистого кряжа. Все же защитникам дышалось легко. Ветер уносил дым, а дождь смывал ядовитую пыль.
По вражеским траншеям и по дну долины забегали лучи прожекторов. Мокрая земля, влажные камни и отмытые от пыли деревья блестели серебром, радовали глаз и душу, несмотря на то, что опасность все нарастала. Наши молчали. Вскоре были получены сведения о передвижках неприятельских колонн. Стрелки насторожились. Посыпался дождь ракетных огней. Вспышки молний потускнели, на удары грома никто не обращал внимания.
На Волчьей Мортирной смеялись.
- С иллюминацией встречаем гостей: и ракеты и громы небесные…
Канонада усилилась, ей вторили удары грома, треск лопающихся гранат и хлопки шрапнелей. Огоньки взрывов мелькали по всей линии. Они то вспыхивали, то гасли.
У телефона Волчьей Мортирной батареи безотлучно стоял штабс-капитан Копьев. Телефонист бегал по скользкому пригорку от наблюдательной будки к блиндажу. Копьев сиплым голосом кричал в телефонную трубку:
- Мы готовы… Услышите ружейную и пулеметную стрельбу - значит подошел… Золотой горе следует ударить по японцам. Там в долине, за редутами, у них сейчас, несомненно, главные массы солдат, подготовленные к атаке. Пусть Золотая гора разгонит их, а мы ракетами осветим и по видимой цели - шрапнелью. Сметем… Не впервые. Разве вот по щебню склона будут царапаться… И то не страшно. Штыками свернем.
Через две минуты Подковин получил сигнал с Золотой горы. Он еле вскарабкался в будку: мешали темень, грязь и потоки воды. Близко, как будто в двух-трех метрах от будки, раздался звук двух падающих снарядов. Послышались взрывы. Подковин пошатнулся, но не успел прильнуть к глазкам башни. Оба снаряда упали ниже редута № 2.
В шесть часов утра гроза утихла, и обстрел прекратился. По телефону сообщили, что японцы произвели ложные атаки и передвижки по всему фронту.
Между солдатами много говорили об этом:
- Нас японцы боятся, - рассуждали они. - Трусят, как бы на них под дождичек с горы не двинули.
- А хорошо бы по ним сейчас вдарить и отогнать до Киньчжоу. Сколько бы снарядов и пушек в Дальнем захватили! Не может быть, чтобы у них все в порядке было. Им на два фронта надо бить, а страна маленькая. Надрываются они, а наши генералы все отступают да отступают. Япошки и обнаглели.
- Я думаю, братцы, вся беда в том, что очень старые они у нас, генералы-то.
- Нет, не то. Много среди офицеров князьев да баронов. Сволочной народ: бабники, картежники и интриганы всякие. А военное дело - совестливое… Надо быть таким, как Суворов. Спать и есть - на передовых позициях. Вот тогда он научится соображать, настоящей головой своего войска будет. И бояться смерти не надо. Такого командира солдаты в обиду не дадут, и не только от пули, а от самой тяжелой гранаты укараулят. Да-а-а…
10
Через два дня, ранним утром, стрелки и артиллеристы заметили новый земляной вал японских подступов, воздвигнутых за ночь недалеко от железнодорожной насыпи. Приступив к постепенной атаке, враги рыли зигзагами траншеи, начав их от прикрывающего гребня через открытую долину.
- Параллели возводят, - с горечью сказал Копьев. За последние дни он осунулся. Глаза его лихорадочно блестели, кожа на выпуклом лбу собралась в морщины. Часто сплевывая, Копьев ругался: - Под носом копошатся, а ты молчи! На втором редуте скоро форт вырастет, а ты не смей стрелять без указаний штаба.
Золотая гора последние дни стреляла очень редко. Недостаток снарядов ощущался все острее и острее. Зигзаги подступов росли. Под дулами пушек третьего форта, Заредутной батареи, батареи лит. Б и Волчьей Мортирной копошились японцы. Первый и второй редуты стали укреплениями против защитников.
Стрелки ежесекундно стреляли. Но что значит пуля против тяжелого мешка с землей?!
- Молчат наши батареи, - волновались солдаты, стоя у амбразур Китайской стены. Увидев Подковина, они обратились к нему:
- Ты там, у телефона, много слышишь. Скажи, в чем дело?
- Что вы спрашиваете, разве непонятно? - горько усмехаясь, проговорил обросший бородой стрелок. - Начальство! У него трудно что-нибудь разобрать. Помыслы наших начальников и их распоряжения не легче японской бризантки ошарашивают.
За последние дни солдаты сильно изменились. Грязные, небритые, в рваных сапогах, в помятых, истерзанных пулями и осколками шинелях, они вызывали глубокую жалость. Глаза их были полны тоски.
- Что слышно про Куропаткина, про главную эскадру? - спросил Подковина бородач. - Поди по телефону все же промелькнет что-нибудь.
- Отрезаны мы, и сообщения сбивчивы, - ответил Подковин, глядя через отверстие в окопе на возводимые контрукрепления японцев. - Который раз накладывают японцы мешки на втором редуте? - спросил он.
- Да, пожалуй, уже четвертый.
- Видно, их сегодня вечером пора шарахнуть, посадить им на шею три-четыре "вороны".
Стрелки вопросительно взглянули на телефониста.
Подковин улыбнулся::
- А это наши мортирные снаряды так называют: они из гаубиц вылетают точно вороны. Сначала летят все кверху и вдруг, опрокинувшись, падают вниз по откосу. За гору, за траншею, за окоп - куда угодно заберется такой снаряд.
Лица солдат оживились.
- Скажи там, браток, чтобы вечерком двинули по редуту, пусть повеселят солдатское сердце.
11
Перед закатом солнца Золотая послала пять снарядов, и они смели все, что враг нагородил за ночь. Перелетающие через голову снаряды на этот раз поразили телефониста странным звуком.
- Золотая гора! - кричал Подковин в трубку. - Наши снаряды метко бьют, но они какие-то странные: они не шумят, как раньше, а лепечут. Кабы какой-нибудь не свалился на головы защитников. Совершенно безопасно?.. Хорошо. Передам стрелкам. Ждем еще удара по подступам к капониру № 3. Там неблагополучно: японцы около него работают на полный ход… Через две-три минуты? Жду!
- Кто это у тебя "лепечет"? - спросил штабс-капитан, выйдя из своего укрытия.
- Последние снаряды Золотой.
- Что же они, черти! Пояски, верно, слабые сделали.
- Сейчас будет выстрел. Послушайте.
После сигнального телефонного звонка Копьев вышел на батарею, а телефонист убежал в будку. Первый снаряд издавал жуткие звуки. Он как будто кувыркался в воздухе.
- И впрямь лепечет, - засмеялся Копьев, - Но попадание удачное.
Когда Подковин подошел к телефону, штабс-капитан крикнул:
- Проси еще парочку снарядов на то же место.
Четвертый снаряд упал на Китайскую стену. Копьев и Подковин вздрогнули:
- Беги скорей и узнай, в чем дело. По своим, кажется, ляпнули, - хрипло проговорил штабс-капитан.
На месте катастрофы оттаскивали раненых и убитых. Едкий пороховой дым заполнил окоп, пыль разъедала глаза. Подковин увидел лежащим бородатого стрелка, с которым недавно разговаривал. Глаза его были полузакрыты. Изо рта сочилась кровь. Уши стали прозрачными. На переносье лежала складка задумчивости, а из морщинок около глазных впадин струилась усмешка. Телефонист схватил стрелка за руку - она была холодная.
- Готов, - шепотом проговорил подошедший солдат. - Со смехом умер. Ты как только ушел, он на месте сидеть не мог, все бегал по окопу. "Скорей бы, засветло бы вдарили", - твердил он. Вот упал первый снаряд, да так ловко, что лучше уж некуда. Как раз попал в ту точку, за которой я наблюдал. Мешки ихние к черту! И людей более полдесятка, наверное, перековеркало. "Так их, извергов, так!" - кричал наш бородач. После второго и третьего снарядов забегал, точно мальчишка на улице: "Молодцы наши артиллеристы, они не дадут пехоту в обиду… Эту ночь спокойно буду спать"… Вот и уснул, - горько усмехнувшись, закончил стрелок.
- Перестарались гаубицы, - сказал Подковин.
- Неказисто вышло, - качали головой солдаты.